Люди и стены: Бат-Ям
Фото и текст: Алина Загорская. NEWSru.co.il, facebook.com/alinamash
"Брухим а-баим" – это стандартное приветствие красуется на въезде в Бат-Ям. А на выезде я бы написала "брухим а-борхим" – благословенны бегущие отсюда.
Говорят, что Бат-Ям – молодой, динамично развивающийся город, красивый как рекламный ролик, снятый о нем же. Может и так, но я это мнение не разделяю. Возможно потому, что живу в бедном квартале Амидар, и меня окружает электорат ШАС, а также "хозрей тшува, ше хаю бифним". Ну то есть вернулись из тюрьмы – и в лоно религии.
Шмулик из квартиры напротив знает по-русски два главных ругательства и жест "моргалы выколю", которым приветствует меня, когда пьян. Он патриот этого города, хотя и признает, что во времена его детства Бат-Ям был "довольно проблемным" – в отличие от сегодняшней идиллии.
Моше с нижнего этажа стучит молотком до глубокой ночи и на все замечания отвечает одинаково: "Я этот дом спалю!"
- Моше, но у нас с тобой один дом!
- Потому и спалю.
Он застроил двор так, что велосипед негде поставить, и пофиг, что мэрия планирует снести всю эту Воронью слободку.
В банке под названием "Идуд" чувствуешь себя как на доисторической родине: "Куда лезете? Я вам русским языком говорю, я его еще не забыла: нужен даркон. Или лессе-пассе".
Когда я переехала сюда из центра Тель-Авива, мне казалось, что жизнь кончается. Рано или поздно я к этому ужасу привыкну, перекрашусь в рыжий цвет и пьяная пойду враскачку по захламленной улице, грязно ругаясь и сморкаясь в два пальца. И говорить мне будет не с кем, кроме пляшущих человечков из соседней синагоги, которые орут "барух ата адонай" и бросают мусор себе под ноги.
Я работаю в новостях и едва ли не каждую неделю пишу о том, как в Бат-Яме кого-то грабят и убивают. Один ревнивый полицейский, к примеру, застрелил свою жену и ее любовника, а потом направил оружие на себя. "Шекспир, блин", – подумала я, а вернувшись домой, увидела, что в соседнем дворе сидят "шиву". Эта несчастная фам фаталь оказалась родной сестрой Шмулика. "Повсюду страсти роковые, и от судеб защиты нет"…
И я приняла этот непафосный город и полюбила его светлое море, бесконечные пустынные пляжи, трогательные домишки с крышами набекрень, напоминающие Гурзуф и Алупку, и непохожих на меня людей которые, в сущности, ничем не хуже похожих.
Кто-то просыпается под шум волн, кто-то – от крика муэдзина, а меня будит гортанный вопль: "Элинор!" Так назвал одну из своих бесчисленных дочерей Моше. Тот самый, который всё время строит и обещает всё спалить.
Или водитель маршрутки – жертва двойного обгона. "Сволочи, маньяки", – комментирует он с размеренной интонацией былинного сказителя. И ласково пассажирам: "Не волнуйтесь, я тут самая большая сволочь".
А потом Хасид Дани – толстый, добрый, в белой шапочке с загадочной надписью "хасамба" – открыл мне глаза на мир. Он делился впечатлениями от поездки в Умань на могилу своего учителя, а я спросила: почему вы так безобразно себя там ведете – хулиганите, скандалите, новости заполняете? "Видишь ли, – ответил Дани, – все требуют от человека быть совершенным – учителя, начальники, раввины. И только раби Нахман из Брацлава хочет, чтобы мы были самими собой. Стараемся".
