Люди и стены: Тель-Авив
Фото и текст: Алина Загорская. NEWSru.co.il, facebook.com/alinamash
Я часто задумываюсь: что особенного в этом самом Тель-Авиве, где хотят жить все… Ну, почти все. С точки зрения архитектуры – мало чем отличается от Рамат-Гана, Гиватаима или Петах-Тиквы.
Кроме того, он напрочь лишен рельефа, что совсем нехорошо: когда город холмист, то половина красоты уже в кармане, это я вам как архитектор говорю.
Нет, не верьте мне! Если некто убийственно прекрасен, мы стараемся найти недостатки, чтобы не сдаться в плен неприлично быстро.
Тель-Авив – чудо и прелесть, настоящая жемчужина у моря – и плевать, что это написано про другой город. Здесь растут чувственные, бородатые деревья, чьи корни загадочным образом свисают с их же веток, и масса, буквально толпы кафе и ресторанов. Они работают круглые сутки, и посетители там есть в любое время – проверяла.
Когда я выходила в ночную смену – то еще удовольствие, кто понимает – этот сверкающий, шумный даже в шаббат город принимал меня в свои объятия как добрая мама. Нет, скорее, как ласковый, загорелый и нахальный моряк дальнего плавания. Мне становилось тепло, уютно и хотелось идти, не останавливаясь. И я шла, и замечала по дороге, что на углу Дизенгофф и Гордон открыли новое кафе – примерно двадцать восьмое по счету на этом углу. Слава те господи, будет наконец, где перекусить!
Улица Ротшильд, где я работаю сегодня, тоже полным-полна всяких заведений, но лишь одно из них, на углу Нахлат Биньямин, всегда забито под завязку. Столики там стоят на фоне ободранной, жутковатой стены, никаких кулинарных изысков нет, и успех кафешки рациональному объяснению не поддается.
У меня, впрочем, есть нерациональное: Тель-Авив не выносит гламура, как обольстительная цыганка, не нуждающаяся в маникюре и дезодорантах. Тель-авивцы ходят по улицам в домашних тапках и расписных трусах, целуются при знакомстве и долго стоят, обнявшись и раскачиваясь, положив головы друг другу на плечи, при прощании.
Они работают, не уставая, едят без перерыва, и отчаянно орут друг на друга – без злобы и без надобности, как в фильмах Феллини. Они ненавидят холод, перестают ходить на пляж, когда объявляют осень, и не залезают в море, если температура воды опускается ниже 28 градусов: "Я здесь для кайфа, а не в наказание!" Но самое забавное начинается, когда идет дождь. Надо видеть, как они повторяют "Это благословение божье!" – ежась, с отвращением на лице. Народ Книги… и календаря.
Тель-авивские мужчины убеждены, что "балаган" на шоссе устраивает женщина, и не сдаются, обнаружив за рулем представителя своего же пола: "Мама, мама учила его водить!" Они не умеют соблазнять, напрямую выкладывают свои намерения, какими бы те ни были, и даже изобрели для этого специальное слово "дугри", которое считают комплиментом.
И непрерывные праздники, плавно переходящие один в другой – обаяние вечной фиесты…
А "белые" ночи, когда вместо того, чтобы спать, все гуляют и танцуют. Или "дни открытых домов" – в это время можно заглянуть на огонек к незнакомому миллионеру и посмотреть, как он живет. Или многочасовое танго у церкви святого Петра в Яффо – под присмотром трех маленьких и очень грустных Наполеонов.
И это еще цветочки… Вы видели, к примеру, парад гильотин на бульваре Ротшильд? Что он символизировал – я уже не помню, но зрелище незабываемое.
Или надпись на контейнере для пластиковой тары: "Здесь живет в свое удовольствие семья израильских бутылок".
Или полуразрушенный особняк с вавилонскими каскадами на Шломо а-Мелех, где обитает Большой Хези. Дом построил его папа – владелец такого же дворца, но в Багдаде. Хези сдает квартиры за символические деньги, и требует от жильцов – всех, кто влип – любви, а также регулярно выходить на физзарядку, молитву и субботники. Жильцы его ненавидят и втихаря мечтают о революции. По утрам Большой Хези вываливается на балкон и орет: "Слушай, Израиль! Мэрия Тель-Авива – воры и б...и!" – потому что денег на этот коммунизм не дают.
А тель-авивские старики напоминают мне "Сказку о потерянном времени". Там, где пятиклашки нагрубили волшебнику, и он их резко состарил – лет на шестьдесят. Но в душе они остались детьми и продолжали прыгать через веревочку и плеваться жеваной бумагой.
Эти старые и очень старые девочки, увешанные многоярусной бижутерией, высокомерные юноши-геи под семьдесят в белых брюках, длинноногие полоумные русские алкоголички в мини-юбочках без возраста вообще, и прочие, и прочие, и прочие невероятные персонажи.
Часто вижу одного… старика? Да нет, нельзя так сказать, хотя ему явно 60+. Он одет в шорты, белые носочки и бейсболку козырьком назад. Походка подпрыгивающая и вразвалку одновременно, изо рта торчит палочка от леденца, который он там внутри обсасывает. И целеустремленный мальчишеский взгляд, якобы никого не замечающий, но внимательно следящий за тем, как его воспринимают прохожие. Боюсь, он так и умрет, не поняв толком, что творится вокруг.
