Иерусалим – не просто город: "сталкеровская Зона" Дмитрия Брикмана. Интервью

В России вышел в свет альбом израильского фотографа Дмитрия Брикмана "Иерусалим не просто город". Выражая свое восприятие этой "сталкеровской Зоны", художник попытался показать тот Иерусалим, который он увидел впервые много лет назад, и который видит сейчас, снова и снова приезжая в этот загадочный город со своей неповторимой энергетикой: город-зеркало, город-калейдоскоп.

Перед очередной поездкой в Иерусалим Дмитрий Брикман встретился с корреспонденткой NEWSru.co.il.

Давайте начнем разговор с вашей истории. Расскажите о себе.

Моя история? Как-то ко мне обратилась одна женщина на "Одноклассниках". Она в начале восьмидесятых в Америку уехала. С тех пор я ее не видел. Письмо было такое: "Дима, привет, расскажи, как у тебя дела?". Ну, как я в письме расскажу. Полжизни прошло. В общем, перестал я с тех пор на "Одноклассники" заходить. Ну да ладно. Родился я в Санкт-Петербурге. Вообще-то, есть у меня такая шутка, которая очень нравится коренным израильтянам: я – человек без роду-без племени. Родился я в Советском Союзе, в Ленинграде, на проспекте Карла Маркса. Ничего из этого не осталось.

Если меня спросить, кто я по специальности… Даже не знаю. Все детство и юность я провел в театрах. Есть в Питере знаменитый Театр Юношеского Творчества, там прошло мое детство. Потом ленинградский Политехнический институт. И опять театр, но уже студенческий. Получил профессию "инженер-механик". Пошел работать на завод. Потом приехал сюда, в Израиль. Очень быстро нашел работу чертежником. За три дня. В девяносто первом это как сказка про Золушку звучало. Потом стал программировать на AutoCAD. Потом открыл с компаньоном свою фирму. Много разных "потом" было. Сейчас моя должность – начальник отдела разработок отделения "Autodesk" фирмы "Omnitech". Занимаюсь программированием для AutoCAD. Вообще, мне очень повезло – все, чем я занимаюсь в жизни, я очень люблю. Мне как-то отец сказал: "На обычной работе 90% черной работы и 10% творчества". А мне хотелось, чтобы все было наоборот. Он сказал мне: "Так не получится". Я этот разговор запомнил, и с тех пор всю жизнь пытаюсь строить так, чтобы получалось.

Ну и как?

Пока получается.

Обычно человек выбирает себе некую ориентацию – гуманитарные науки или, наоборот, точные, математические. То есть, может заниматься разными вещами, но в одном направлении. А у вас всю жизнь точные знания сочетаются с творчеством, творчество с практической деятельностью. Как так получается?

А я не делю эти понятия. Нет такого: я иду на работу, отдаюсь работе, потом иду домой – отдаюсь семье и так далее. Зачем делить? Это же одна моя жизнь. Я с удовольствием применяю свой опыт работы с компьютерами для обработки фотографий, или какие-то свои журналистские навыки общения использую на работе, при презентации проектов. Но про журналистику попозже расскажу. Давайте сначала о фотографии.

Давайте. Вот фотография, в принципе, в основе своей и есть уникальное сочетание технических знаний и творческого видения…

Мне трудно судить и давать определения. Я ведь, в общем-то, самоучка. То есть, никаких курсов, групповых выходов на натуру, лекций по теории фотографии не было. Читал, и много. Послал несколько фотографий на интернетовские курсы (были одно время онлайн-курсы на Photo.ru). Собственно и все. За исключением одного небольшого "но". У меня был Учитель. И это любопытная история. Начнем с того, когда родилась сама потребность фотографировать. Ей предшествовал мой долгий путь к Иерусалиму.

Когда я приехал в Израиль, меня, как и всех вновь прибывших, отвезли на обзорную экскурсию в Иерусалим. "Посмотрите налево, посмотрите направо". Она во мне ничего не оставила. Через год я приехал снова. Ходили по городу с каким-то гидом, который носил на боку огромных размеров пистолет и все время повторял: аккуратнее, идите за мной, не оглядывайтесь, и всячески давал понять, что, в случае чего, он нас прикроет. Короче, после этой романтической прогулки я в Иерусалиме не появлялся лет 10. А потом познакомился и подружился с очень интересным и, скажем так, неконвенциональным израильским гидом Аликом Литваком. И вот он меня уже привел в Иерусалим окончательно. Он исходит из того, что город надо не увидеть, а почувствовать. Потом начались наши поездки с Аликом на Синай, в пустыню. Не загорать и купаться, а именно в пустыню, в пески. Когда меня спрашивают, зачем я езжу туда, что ищу там, отвечаю: "В пустыне есть многое – в пустыне есть "Ничего".

В это же время я побывал еще в одном месте. В городе с абсолютно больной душой. В Лас-Вегасе. И тогда я выстроил для себя линейку из трех основных точек: точка абсолютной чистоты – пустыня (не зря ведь все святые и праведники туда уходили), дальше – Иерусалим. Абсолютная фальшь и абсолютная чистота в нем слиты воедино. И последняя – город пластиковой роскоши Лас-Вегас, точка абсолютной фальши.

И вот, так или иначе, судьба снова привела меня в Иерусалим. И возникла какая-то внутренняя потребность в спокойствии обдумать увиденное. Тогда у меня была обыкновенная трехмегапиксельная мыльница. Ею и воспользовался. В альбоме есть, кстати, несколько фотографий сделанных ею. Но очень быстро ее возможностей стало не хватать. Купил зеркальную камеру. Причем разницу между диафрагмой и выдержкой знал не очень твердо и, на всякий случай, использовал волшебную установку "Auto". Не помню где, наверное, все-таки в интернете, узнал о иерусалимском фотографе Михаиле Левите, позвонил ему и говорю: "Здравствуйте, Михаил. Вы меня не знаете, но я бы очень хотел у вас поучиться фотографировать". Он мне отвечает: "Ну, приезжайте в Иерусалим". Я потом многому у него научился. И всегда и везде называю его своим Учителем. Но самый главный урок получил тогда, в первую встречу. Договорились на пятницу. Встретились. Идем по старому городу, по сторонам смотрим. О фотоаппарате не говорим. Наконец я не выдержал и спрашиваю: "А когда учиться-то будем?" Ответ был такой: "А что учиться? Ходи – смотри". Вот это "ходи – смотри" и стало для меня способом движения по Иерусалиму.

Есть фраза такая: "Остановись, мгновенье"… На мой взгляд, красивая, но неправильная. Остановить мгновенье невозможно. Ты сам можешь остановиться и попытаться осознать то, что увидел. И путешествия с камерой по улицам Старого города в этом очень помогают. А вот проделать то же самое на улицах Тель-Авива или Питера я бы, наверное, не смог.

Почему?

Не знаю. Иерусалим – это некая пуповина, соединяющая то, что здесь, с тем, что не здесь. Когда оказываешься в ауре этого города, в его энергетике… Там видно все. Как в пустыне. Только в пустыне ты голенький. Не физически, разумеется, а духовно. Там наработанные тобой за жизнь социальные статусы не имеют никакого значения. Только ты, песок, небо и ветер. В Иерусалиме же все сложнее. Но и тут размер твоей куфии, шляпы или креста не имеет никакого значения. Хотя ты думаешь, что имеет. В Иерусалиме возникает такое ощущение, что ты ходишь, а на тебя все время кто-то смотрит. Или ты смотришь на себя в зеркало, но видишь себя не таким, как привык, а таким, какой ты есть на самом деле. Особенно в полночь, когда ты остаешься с городом один на один. Не надо по нему от точки к точке бегать. Алик Литвак как-то сказал: "На востоке главное – правильно сесть". Это, действительно, так. Сесть или остановиться. Сядь в какой-нибудь кофейне, смотри, и ты многое увидишь. Нужно понять все это. А если будешь носиться в сумасшествии, ничего из того, о чем я говорил, не почувствуешь. В лучшем случае, напридумываешь себе, что что-то почувствовал. Но это будет ложь. Щелчка не произойдет.

Мы говорим с вами об Иерусалиме как о некой энергетической точке, об отдельном мире. В новом альбоме ваших фотографий "Иерусалим – не просто город", который недавно вышел в свет, Иерусалим – это, прежде всего, лица.

Лица Иерусалима – это его лики. Замыленное слово какое-то – "лик". Лучше уж "ипостась". Хотя и это не очень. Об этом городе, вообще, словами говорить трудно. Иерусалим, как я говорил, – это зеркала. В них можно увидеть, что угодно: фальшь, веру, себя. У каждого свой Иерусалим. Главное – смотреть, впитывать и не давать оценок с высоты прожитых лет. Бессмысленно. Город вам не откроется.

Как вы выбирали героев своих фотографий?

Никак. Идешь и, как сказал Михаил Левит, смотришь на людей. То, что попало в альбом, – одна тысячная часть тех фотографий, которые были сделаны.

Как сфотографировать человека так, чтобы он не испугался, не отвернулся или, наоборот, не стал позировать?

Вы знаете, я не могу сделать хороших фотографий моей мамы. Ни одной. Почему? Потому что она мама, и видит меня все время, даже боковым зрением. А когда человек видит, что его фотографируют, он начинает позировать. Инстинктивно. И, естественно, получается плохо. А вообще, технически, есть масса способов. Один способ, которому я научился у Миши, и который я не очень люблю, – это держать включенный фотоаппарат на уровне груди. Ну, это надо набить руку. Второй способ – стоять и выискивать лица в толпе. И третий – это улыбаться. Ты улыбаешься человеку, а он улыбается тебе. Тогда можно.

Почему же у меня возникает иногда какое-то стеснение? Неудобно подойти к человеку, нарушив его личное пространство, и сфотографировать.

Этот вопрос я тоже задавал Левиту. Он сказал: "Лучше снять, а потом пожалеть, чем не снять и потом пожалеть". А вот что потом показывать другим, а что нет, – вот это уже зависит от внутреннего такта. В альбоме нет ни одной фотографии, которая, на мой взгляд, может, так или иначе, оскорбить человека. Зачем? Я никогда никому не даю смотреть весь отснятый материал. Сначала смотрю сам и стираю то, что, по моему мнению, нельзя показывать. Однажды до трех ночи обрабатывал портрет женщины. Хорошо получилось. Выразительно. Потом пошел за чаем, вернулся, посмотрел еще раз на портрет и увидел у нее в глазах такую тоску, такое одиночество, что понял: посторонним этого видеть нельзя. Стер и постарался забыть лицо.

Расскажите о самых интересных встречах с героями ваших снимков?

Сложно. Все герои или ситуации, в которых я их снимал, интересны. Ну, например эта. Есть в альбоме одна фотография – "Юноша и сокол". Представьте себе шумную улицу восточного базара в день пятничной молитвы. Парень сидел на ступенях дома, а рядом с ним сидел сокол. Парень не двигался. Сокол тоже. Так получилась эта фотография из серии с немного парадоксальным названием "Тишина восточного базара". Когда альбом уже вышел, я приехал в Иерусалим, вез Мише Левиту этот альбом. И снова встретил того парня (его Саад зовут) и показал ему снимок. Он очень внимательно просмотрел весь альбом, а потом спросил, можно ли показать его друзьям. Я, разумеется, разрешил. А потом... Это было такое неподдельное счастье. Выяснилось, что у него есть друзья в каждой, я подчеркиваю, каждой, лавке на главной улице базара в арабской части старого города. Он носился по всей этой улице, по лавкам, показывал своим знакомым и незнакомым – "Смотрите, это я, я!" Потом сел, отдышался и говорит, имея в виду еврейские, арабские, христианские портреты: "Ты очень хорошо сделал: сложил всех в одну корзину". Потрясающе простая и правильная формулировка.

Как готовился к выходу альбом "Иерусалим – не просто город"?

Простите за игру слов, непросто. История его такая. Вышел он в "Издательском Доме Питер", которое занимается технической и научной литературой. Альбомов они не издавали ни разу. Президент издательского дома и, по совместительству, мой старый друг Вадим Усманов глядел на мои движения с фотоаппаратом, глядел, а потом и говорит: "А давай сделаем альбом". Я поначалу как-то не хотел. Сомневался в его необходимости. Пару лет сомневался. Потом решился. Отдельно об Иерусалиме, кстати, речь не шла. Просто авторский альбом. У меня ведь много других фотографий есть: Синай, музыканты, путешествия. Стал складывать, компоновать. Сначала отпали путешествия. Потом музыканты. Потом отпал и Синай. Иерусалим перевесил все.

Потом долго работал с названиями снимков. Я в принципе не хотел подписей, ведь если фотография требует разъяснений, то это – плохая фотография. Но в некоторых случаях они просто необходимы. Хотя бы для того, чтобы для людей, которые не бывали в Иерусалиме, определить место (Храм Гроба Господня, Стена Плача, Камень миропомазания и т.д.) или событие (Схождение Благодатного огня, молитва той или иной конфессии). А макет книги требовал: если уж ставить подписи, то везде. Потом приехал в Питер и неделю не выходил от графиков – цветокоррекцией занимались. Я пытался в заснеженной северной столице словами объяснить что такое "обожженный солнцем" цвет. К счастью, ребята оказались профессионалами. Поняли. Потом работали над дизайном, делали рваные рамки для фотографий. И в завершение – процесс печати. 40-часовой беспрерывный марафон. Любопытные ощущения – ночевать на лавочке в огромном цехе питерского "Печатного двора" под стук печатной машины. Для остроты ощущений тебя каждые сорок минут печатник будит, чтобы цветовую гамму завизировать. А через пару недель, уже после того, как я вернулся в Израиль, выяснилось, что в процессе склейки практически весь тираж… запороли. Пришлось опять в Питер лететь и все по новой повторять.

Потом уже начались презентации альбома. Правда, проходили они только в России. Теперь хотел бы попробовать сделать это и в Израиле. Только пока еще не знаю, как. В России помощь в подготовке презентаций оказали израильское посольство, питерский Дом книги, издательство, мои друзья-журналисты. Как это здесь организовать, пока еще не знаю. Может быть, стоит в министерство туризма обратиться… Все-таки, это их тема.

Как для себя вы определяете Иерусалим?

Самое близкое для меня по ощущениям определение Иерусалима – это сталкеровская Зона. В ней, с одной стороны, все всегда на одном месте: гайки, ловушки, цветочная поляна, река времени... А с другой – все постоянно и неуловимо меняется.

Когда мы думали, как расположить фотографии, мне предложили разделить все снимки на разделы: "евреи", "арабы", "христиане". Тогда и подписи к фотографиям вроде не нужны. Не стал. Нельзя его так делить. Это калейдоскоп, который вы крутите и видите, как все перемешивается, создавая непрерывно меняющуюся гармоничную картину. В Иерусалиме все ходит по кругу. Там только декорации и актеры меняются. Пьеса та же самая. Вчера там ходили римские легионеры, охраняя его, сегодня точно так же ходят израильские военные, которые охраняют этот город, не принадлежащий никому. Он просто не может быть чьим-либо. А государству Израиль доверена почетная обязанность его хранить. И оно, государство, на мой взгляд, делает это достаточно аккуратно и достойно, очень осторожно разводя в разные стороны все его взрывоопасные вибрации.

После такого колоссального труда, альбома об Иерусалиме, какая тема сейчас может стать такой же интересной?

А тема Иерусалима далеко не закончена. По сути, я только осторожно приблизился к ней. Мне еще много чего в нем понять и о нем сказать надо. Да и заряжает он меня. Помните, как в "Сталкере"? Герой ведет людей в Зону не только для того, чтобы показать им что-то, а для того, чтобы и самому упасть на траву. Иерусалим – та же Зона. Кого-то он пропускает, а кого-то – нет, кого-то питает, а кого-то – нет.

Я обратила внимание, что вы много снимаете музыкантов…

Да. Я всегда любил сцену и всегда с уважением относился к людям, которые умеют играть. К тому же, тема музыки, как ни странно – продолжение Иерусалима. Музыка – это публичное одиночество. И Иерусалим – это публичное одиночество. В сущности, все мы одиноки. А на улице, в толпе, это видно еще ярче. Человек, который выходит на сцену и делает то, что надо делать честно, минут через пять уходит в себя. Это и есть одиночество. Молчание музыки.

Я снимал огромное количество разных музыкантов. Были и звезды мирового уровня. Сделал как-то серию на концерте Uriah Heep, выложил в интернет. Прошло какое-то время, и вдруг я вижу, что на мой сайт было 4-5 тысяч заходов. Оказалось, что на официальном сайте Uriah Heep разместили мои фотографии и подписали: "Одни из самых выдающиеся фотографии Uriah Heep за всю их историю". Это было приятно. И когда вышел альбом группы "Аквариум" под названием "Аквариум.Reggae" с моей фотографией на обложке, тоже было очень приятно. На концертах мне легче смотреть на сцену через объектив. Ты настраиваешься на музыканта, на то, что он делает, и остаешься с ним один на один. Пропитываешься энергетикой. Тогда получаются правильные фотографии.

А к съемкам в студии как вы относитесь?

Редко, но бывает. Есть у меня серия фотографий "One woman. One hour". Звучит несколько провокативно. Хотя ничего такого в этом названии нет. Просто у меня был всего один час на работу. На снимках этой серии – девушка по имени Сара с Васильевского острова. Я попытался увидеть в ней Маргариту. Ведь, согласитесь, в каждой женщине скрыта Маргарита. Вроде что-то получилось. Хотя съемка в студии – это все же не мое.

Фотография для вас – это профессия или хобби?

Хобби – плохое слово. А профессия… Профессиональный фотограф зарабатывает этим деньги на жизнь. Я зарабатываю другим. Мне кажется, если б я стал зарабатывать на фотографии, я бы потерял что-то очень важное.

В альбоме вы выражаете благодарность за поддержку своей жене и другу Ольге. Что значит для вас ее поддержка?

Все. Ольга – моя вторая половина. Я думаю, что у каждого мужчины и у каждой женщины внутри есть некоторый профиль его женщины или его мужчины соответственно. Не физический профиль, разумеется, а духовный. И ты, строго говоря, ищешь того человека, который впишется в этот профиль. Кому-то везет, и он его находит. А кому-то нет. Или находит, но не тот. И потом оба долго мучаются. Твой человек – это тот, чей профиль идеально подходит к твоему внутреннему видению. Оля – первый человек, которому я показываю свои фотографии, и к чьим советам я прислушиваюсь всегда. Очень просто. Мне повезло.

Вы говорите, что прислушиваетесь к ее советам. Вам, вообще, нужна критика?

Очень. У меня был еще один Учитель в жизни – Лев Григорьевич Серлин. В институте. Когда кого-нибудь из нас, студентов, становилось, что называется, много, он говорил, обращаясь к нему: "Помножьте себя на 0,3". Каждый день себе эту фразу повторяю. Если ты сам не будешь искать критику, то все равно ее огребешь. Если ты сам себя не будешь множить на 0,3, то тебя помножат. А это хуже.

Что, если вдруг человек проснулся утром и почувствовал, что мечтает об одном – научиться фотографировать? С чего начать?

Идти фотографировать, смотреть, обрезать, кадрировать, понимать. Если ты умеешь фотографировать – все получится. И никакие фотографические курсы этого не испортят… Дело только в том, есть у тебя талант или нет. Я несколько раз проводил такой эксперимент: брал свою камеру, ставил ее на полный автомат и давал снимать детям. Результат виден сразу. Фотография – это то, что ты изначально умеешь или не умеешь. Видишь или нет.

А что такое талант?

Вот мы и до журналистики добрались. Вы знаете, я веду две передачи на радио "Рэка": "Джаз-клуб по пятницам" и "Детский недетский вопрос". Поговорим о второй. Когда была последняя война в Ливане, все ходили, нервничали, а мой 8-летний сын подошел и спросил: "Папа, а почему люди воюют?" Я попытался было объяснить ребенку, в чем суть арабо-израильского конфликта, и вдруг понял, что он меня о другом спрашивал, что вопрос его значительно глубже. Что бесхитростная формулировка детского вопроса обращена к сути проблемы. И, что самое страшное, многие взрослые об этих вопросах даже не задумываются. Тогда я начал собирать детские вопросы. Потом пришел к журналистке радиостанции "Рэка" Лиоре Ган. Она как-то сразу прониклась темой, и так родились "Вопросы".

Идея передачи проста: наш гость отвечает на настоящие детские вопросы. Но это только с первого взгляда просто. А вы попробуйте ответить, например, на вопрос восьмилетнего мальчика: "Зачем мы живем и почему умираем?", или девятилетнего мальчика: "Что такое ноль?" Есть среди них и вопрос о таланте: "Что такое талант и зачем он дается людям?" Человек не рождается бесталанным. У каждого есть свой набор талантов. Что-то вроде эквалайзера на усилителе. Задача человека – разглядеть их в себе и в той или иной форме настроить. Чтобы правильно звучало. Талант – это умение. Тебе это дали – проверь, настрой. Умеешь готовить обеды – готовь обеды, писать книги – пиши книги. Даже если ты пишешь "в стол". Главное – реализовывать то, что тебе дано. У каждого свои таланты, своя судьба. Кстати, среди детских вопросов есть, например, и такой: "Если существует судьба, то что тогда зависит от человека?"

Вы можете на этот вопрос ответить?

О судьбе? Судьба – это, на мой взгляд, некоторая сеть предложенных тебе путей. На каждом узле сети, назовем их "точками выбора", ты можешь пойти направо, налево, прямо. Ты волен выбирать. Единственное – назад пути нет. Потом ты некоторое время движешься в выбранном направлении. Потом опять точка, и все повторяется. Проблема в том, что человек не знает, где он – еще в движении к точке выбора или уже на ней. И поэтому очень важно в любой момент быть готовым к тому, что твое решение, даже на первый взгляд незначительное, может полностью изменить всю твою жизнь.

Беседовала Анна Розина

Важные новости