Обнаженная натура глазами еврейского философа: фотовыставка Натана Бар-Брусовани
В феврале в галерее "На озере" ("Аль а-Агам") в парке Раананы проходила выставка "Живопись и фотография на одном пикселе" – совместная экспозиция двух художников, разных во всем: в образе жизни, манере подачи работ, их стиле, жанре, искусно сближенных и объединенных рукой куратора Орит Лютринген, решившей объединить на одном пикселе необъединимое: два творческих мира двух творческих людей.
Художник Ори Раз – коренной израильтянин, известный своими левыми взглядами, военный фотограф, любитель авиа-моделей, фехтовальщик, выпускник школы драматического искусства, атеист, представитель израильской богемы, поэт и писатель, занимается видео-артом, кроет крыши гудроном, собирает персики, о семье не помышляет, пытается зарабатывать искусством.
Натан Бар-Брусовани - фотограф, бессребреник, уроженец России, религиозный сионист. Детей - четверо, живет в Маале-Адумим. По образованию - ядерный физик, еще учась в университете закончил курс художественной фотографии. В Израиле занимается выпуском религиозно-просветительской литературы, что не редкость для религиозных сионистов 80-х годов из Москвы и Ленинграда, взявших на себя еще и просветительскую миссию.
Натан родился в Ленинграде, в детстве и юности многое взял от брата-художника, женился на москвичке, принимал активное участие в деятельности группы "Маханаим" - в те годы подпольном религиозно-сионистском объединении преподавателей иврита и Торы. Восстанавливать связи с духовными традициями еврейства помогает и сейчас, занимаясь подготовкой к печати учебной и философской литературы в институте по изучению иудаизма под патронажем фонда рава Адина Штайнзальца.
Фотографией он увлекается около тридцати лет, серьезно – 25, не помышляя об официальных экспозициях или коммерческих проектах, выставляясь нечасто, обретя с развитием интернет-сети новое пространство для самореализации, прорвавшееся наконец-то из зазеркального мира двоичного исчисления в трехмерный, теплокровный, реальный.
"На одном пикселе" - первая "большая" выставка Натана Брусовани, хотя любителям экспериментальной фотографии он хорошо знаком по Интернету. "Интернет – это та реальность, где я работаю и которая дает мне ощущение, что я обладаю сокровищами. Для меня это - физическое пространство, где я общаюсь, экспериментирую, показываю свои снимки. Это и хорошо, и плохо. Хорошо - потому как предлагает безграничные возможности. Плохо – потому что, несмотря на безграничность, в интернете легко замкнуться".
На выставке Ори и Натан не замыкаются, а двигаются вдоль гибкого вектора времени, огибающего круглые стены, на которых куратор Орит Лютрингер ловко перемешала фото-живопись Брусовани и живопись на фотографиях Раза.
Натан рисует посредством фотографии, живописует время. Ори Раз – рисует поверх сканированных фотографий, замывает время, затушевывает его детали в отличии от Брусовани, деталями играющегося, множащего их, любующегося оттенками и готового вокруг мелочи (самой важной в этот момент), вокруг одного пикселя создать систему координат и изображений.
На выставке не сразу понятно, где фотографии, а где картины.
Фотографии Натана разделены периодом в 25 лет. Первые снимки, необычные и сказочные - не плод ночных бдений перед экраном компьютера, а результат фантазий и умелого обращения с увеличителем и ванночками с реактивами. Многие его работы, воспринимаемые как коллажи, монтажи и прочие компьютерные изобретения, таковыми не являются. Эти многослойные, многоплановые изображения - плод хитростей при печати, правильного угла съемки, технических знаний, умения представить и создать нереальную реальность и изобразить ее на фотобумаге и затем увеличенным оттиском на холсте.
Натан, как ты это делал? Вопрос банальный, тебя может и раздражающий, но без него не обойтись – дилетанту не понятно, а знать хочется.
Главное, чтобы появилась идея. Если в голове уже что-то крутится, то всегда придумается, как это сделать. 25 лет назад, работая только в черно-белом колере, я искал возможность скомпоновать несовместимое немеханическим образом, найти свою реальность, свою полифонию.
Цель понятна, а средства?
Если есть цель, то человек ее достигнет и неважно как: посредством рубанка или компьютера.
Тогда "фотошопа" не было, но ты смог создать на своих снимках нереальный мир из реальных изображений.
25 лет назад в дачном поселке под Москвой я отснял множество материала, а были там старый полуразрушенный дом, болото, ржавая решетка, приезжающие друзья. Фотосессии делались короткие, вся хитрость шла при печати, я расходовал дикое количество фотобумаги, резал, накладывал, соединял. Перед выставкой я добавил старым снимкам цвет уже с помощью компьютера, немного оттенков, но идея компановки осталось прежней, идею компьютер не меняет. И в новых снимках, хотя я уже вовсю пользуюсь программами обработки изображений, главное для меня - не возможности компьютера, а идея.
Мой диалог с компьютером очень деликатен: подчеркнуть линию, добавить движение, я не использую его как генератор идей. Идея - во мне, в моем видении, в сюжетах вокруг. А компьютер – такая же часть моей реальности, как и Интернет. Реальности меняющейся: в свое время я увлекался постановочной фотографией, сейчас стал делать более репортажные. Пример этому серия "Иерусалим об одном пикселе". Идея заключалась в том, что я взял небольшую камеру, два дня побродил по кварталам Меа-Шеарим, и очень тихо делал снимки – так, чтобы меня не замечали. Затем, благодаря компьютеру я разыграл заснятые сцены, сопоставил вещи ранее несовместимые по структуре –виртуальные компьютерные пиксели и каменную вечность Меа-Шеарим, добавил другой аспект, что-то перенес в другую плоскость.
В молодости ты увлекался театром, пропадал за кулисами Музыкального Еврейского театра в Москве. Оттуда тяга к режиссерству, к разыгрыванию сцен?
Наверное. Тогда мы были слегка ненормальны: все ситуации вокруг меня я воспринимал как материал для съемки.
Пиксели реальности и виртуальности на снимках Брусовани стремятся к общему фокусу, стремительно (несмотря на кажущуюся статику фиксированного времени) втягиваются в воронку времени…
Моя идея такова: пиксель - это атом, электрон, наименьшая единица. Один пиксель указывает направление развития. С другой стороны качество фотографии определяется количеством пикселей, отсюда множественность, развитие. Название "На одном пикселе" подчеркивает точность, единичность, уникальность. Что можно показать через пиксель, что можно рассказать, стоя на одной ноге за мгновение, в минимальный масштаб времени? В быстроте нет глубины, но есть торопливость, желание все успеть, а фотография должна быть емкой.
Пикселями как раз и измеряется емкость. Пиксель – это и глубина, и мельчайшая единица изображения. Но наши рассуждения чересчур философичны. А вот не ставили ли тебе в упрек, еврейскому философу, изображение обнаженной натуры?
Не упрекали, а удивлялись, причем светские зрители. Но для меня обнаженная натура – это часть замысла, нужная для общей композиции деталь.
На одном из твоих снимков сочетается обнаженная женская фигура и грубый "голый" камень.
Идея этой фотографии из серии "Камни" родилась из запутанных "философских" рассуждений. Мне хотелось необычно подать скалу, необработанный камень, и я решил скомбинировать его с обнаженной фигурой, с летящим светом. У меня есть некий визуальный багаж, накопленные знания. Я вижу предмет – камень, и мои знания начинают работать, подыскивать ассоциации или контрасты. Я прокручиваю варианты и в какой-то момент, уловив правильное направление, начинаю поиски, в том числе и в интернете. Мне захотелось скомпоновать недвижный огромный камень с обнаженной натурой. Я нашел это странное изображение – уходящая, повернувшаяся спиной, обнаженная женщина и совместил эти снимки, получив в результате новое эмоциональное направление.
Действительно, даже застывший камень на этой фотографии куда-то несется с бешеной скоростью. Все твои картины-фотографии несутся ветром и сходятся в неком фокусе в глубине. Векторы движения встречаются в одном пикселе уже вне рамок. Этого ты достигаешь все-таки при помощи компьютера. Когда ты увлекся его возможностями?
В России времени было больше и тянулось оно медленнее. Даже фотобумага была такая, что ее можно было долго держать в проявителе. А здесь, на Святой земле, время быстрее и бумага тоньше. В какой-момент я понял, что с реактивами я наигрался и перешел к компьютерной обработке. У меня было много наработанного черно-белого материала и желание фотографировать ландшафты – яркие, увиденные мной в Израиле. Я начал делать "сэндвичи" - совмещать увиденные новые цветные пейзажи со старыми черно-белыми фотографиями.
Поначалу я делал это "вручную": раскатывал белые листы, подкладывал под слайды старые фотографии. Но как-то в типографии увидел мощный компьютер и разглядел, что изображение – это мозаика из мелких камней, которые можно переставлять.
Ты начал смешивать пиксели, будучи и фотографом и режиссером?
Я продолжал работать в своем стиле многослойной фото-живописи, отчасти перенятой от брата-художника. Я мешаю слои, но работаю не руками, не кисточкой, а компьютерной мышкой.
Пример этому - серия "Ночное распятие": с одной стороны ночной город с плывущими огнями, с другой - типажи этого города. Ты ввел в ночной город фигуры святых с картин Зурбарана (Франсиско Зурбаран – испанский живописец 17 века, известный своими полотнами на темы жития святых).
Меня упрекали в христианской тематике, но зря, просто Зурбаран мой любимый художник. Мне ставили в вину романтизацию христианства, и хотя эта серия называется "Ночное распятие" - это жест по отношению к Зурбарану, философское осмысление распятия, самопожертвования. Для меня это часть искусства, а не экивоки в сторону христианства. Я - религиозный еврей и фотограф, даже странно, что кому-то приходит в голову обвинять меня в чем-то постыдном, как и с обнаженной натурой. Ведь это объект, часть мозаики, просто пиксели.
А портретные снимки? Кто твои кумиры из серии "Осенние лица"?
Это люди, которые окружали меня - мой отец, жена, дети, близкие друзья.
За каждой фотографий Брусовани – рассказ, а работы Ори Раза - элементы рассказа. У Раза история вынесена на поверхность полотна, у Брусовани она спрятана за холстом, у каждого снимка своя предыстория. Как у портрета отца – длинная запутанная повесть о предках из белорусских местечек.
К выставке в галерее "На озере" ты по-новому взглянул на старые фотографии,
раскрасил черно-белые воспоминания.
Молодости была свойственна открытость, бескомпромиссный яркий свет. Время добавило оттенков, полутонов, цветов. Накопившиеся фотографии – это еще и последовательность циклов и техник. Я сканировал старые снимки, черное переводил в красное, добавлял детали, доводил фотографии до сегодняшнего дня. К примеру, фотография мальчика с рыбой из серии "Последний рубеж": я использовал снимок своего деда, которого никогда не видел, смешал времена. Часть старых фотографий наклеивал на картон, что придавало дополнительный объем, тени. Компьютер же дал возможность мягко вложить элементы один в другой, добавить ревербирации.
Техника не принижает дух поиска?
Я этого и сам опасался, потому и занялся репортерской фотографией. Каждый день я прохожу по Иерусалиму, и как-то обратил внимание на новые афишные стенды возле муниципалитета, сфотографировал их и постарался создать диалог между прохожими и этими стендами, вписав в них лица людей, переходящих улицу. Поменяв параметры, я создал дополнительное движение.
А работы серии "Дикая местность"? Ты утверждаешь, что они сделаны не на компьютере. Как можно напечатать такую фотографию – тело, вписанное в песок?
Это новые снимки, но в них я вернулся к старым играм с негативом, позитивом, световыми эффектами. Я физически "выстроил" эти снимки из слайдов, негативов, белой бумаги, краски, зеркал. Сложил пирог и сделал его отпечаток на холсте. "Фотошоп" я использую для штрихов и оттенков, а остальное достигаю при помощи технических хитростей.
Ты вся время играешь?
Я играю, путешествую и двигаюсь во времени, пытаясь его освободить. Я ищу другую сторону свободы.
Беседовала Маша Хинич
