"Это была бескровная гражданская война". Интервью офицера, выселявшего жителей Гуш-Катифа

36-летний А. репатриировался в Израиль в 1993 году. В 2005, будучи капитаном штаба управления информации и связи, А. принимал участие в реализации программы размежевания. В интервью NEWSru.co.il он рассказывает о подготовке и осуществлении эвакуации жителей Гуш-Катифа, а также делится своими оценками драматических событий десятилетней давности.

Когда вы узнали, что вам предстоит участвовать в этой операции?

На самом деле, неожиданностью для меня это не стало. Всем было известно, что к этому идет, всем было известно, что будут набирать офицеров из тыловых частей, и мне было очевидно, что без меня не обойдется.

Исходя из чего вам это было очевидно?

Я хорошо знаю, как это работает в армии. Каждое отделение получает разнарядку. Я был самым младшим по званию из тех, кто попадает в эту категорию, и мне было ясно, что без меня не обойдется. Так и случилось. Меня вызвал мой командир в звании подполковника. Разговор с ним очень напоминал сцену из фильма "О бедном гусаре замолвите слово", в которой Гафт не находил слов. Но в итоге командир сказал, что понимает, что ситуация не из приятных, и тем не менее есть разнарядка, и так далее.

Это было задолго до начала размежевания?

Не скажу точно, но думаю, что весной 2005 года. Речь уже шла об операции "Шевет ахим" (так называлась операция по эвакуации жителей из Гуш-Катифа и Северной Самарии – прим. ред.). Для участия в ней создавались специальные батальоны, которые приписывались к уже существующим частям, и таким образом формировались силы, которым предстояло участвовать в операции. Причем формирование шло по роду войск, в нашем случае это были части связи и разведки. Но наши батальоны формировались исключительно из офицеров, при этом звания не очень соблюдались. Я был рядовым, а мой командир батальона был в звании ниже меня.

В ходе самой операции вы были в так называемом первом кольце, то есть были тем, кто непосредственно эвакуировал жителей. Когда вам стало известно, что это ваша роль?

Сразу же. Все офицеры, которых набирали вместе со мной, были в первом кольце. Логика была простой: все исходили из того, что офицеры – люди более взрослые, которые будут вести себя правильнее. Не в первом кольце были те, кто входили в обслуживающий персонал. Кстати, они тоже не имели никакого опыта участия в подобных операциях, что привело к вполне ожидаемому бардаку. Когда через год, во время Второй ливанской войны, говорили о плохой логистике, о неорганизованности и так далее, меня это нисколько не удивило, так как подобное просматривалось уже во время размежевания. Просто эта операция, с точки зрения армии, завершилась успехом, все отрапортовали о победе, и никто не заметил, что был, по сути, бардак.

Можете привести пример?

Например, во время событий в Кфар-Маймоне мы стояли в оцеплении ночь, и продовольствие доставлено не было. Причина очень проста: армия не учла возможность перекрытия шоссе, пробок и тому подобных вещей. Я тогда подумал, что если они не могут обеспечить логистику на своей территории, то, что же будет на территории врага. Вывод из этого простой – если рапортовать об успехах, а не извлекать уроки, то последствия не замедлят сказаться. Успех размежевания был обеспечен не какими-то особыми действиями армии, а просто численным преимуществом. Количеством завалили…

Вернемся к началу. Вы получили приказ. Вы офицер, и я думаю, что, когда вы призывались в ЦАХАЛ и шли на офицерские курсы, не представляли себе подобной миссии. Что чувствует человек, получающий такой приказ?

Это, разумеется, неприятно, и я этого очень не хотел, так же как и многие из тех, кто получили подобный приказ. Хотя я не могу сказать, что никто не хотел. Были и те, кто хотели, причем совершенно необязательно из идеологических соображений.

Из каких, в таком случае?

Приключение. Могу сказать, что и я, который никогда бы не вызвался добровольно участвовать в подобном, испытывал некое желание оказаться в гуще событий. При этом, конечно, восторга я не испытывал.

Не было мысли сказать: "Пожалуйста, освободите меня"?

Мысль такая, конечно, была, но, во-первых, я отлично понимал, что это бесполезно, а во-вторых, ну хорошо, если не пошлют меня, то пошлют кого-то, кто сидит в соседней комнате и не хочет этого точно так же, как и я.

Были разговоры между вами о том, что предстоит, обо всем происходящем?

Были общие разговоры, но совсем немного. Я стараюсь на работе о политике не говорить. Говорили, что да, неприятно, но делать нечего, и все.

Итак, вы получили приказ. Что было потом?

Потом была какая-то организационная встреча, из которой я помню только сообщение о том, что мы формально подчиняемся полиции.

Что это означало?

Для меня ровным счетом ничего. Формально речь шла о полицейской операции, и поэтому мы находились в подчинении полиции. Видимо это касалось более высоких чинов, чем я. После этой встречи был короткий этап физической подготовки. Мы несколько раз встречались, чтобы совершить пробежки, отжимания. Это было что-то совсем базисное и несерьезное.

Раз уж вы заговорили о физической подготовке, расскажите, готовили ли вас к реальной возможности насильственного сопротивления?

Мы шли без оружия и были пушечным мясом. Общий сценарий армии состоял в том, что абсолютное большинство жителей покинут дома без активного сопротивления, кого-то придется выносить, но речь не шла о насильственном сопротивлении. На крайний случай мы получили "гениальный" приказ: в случае активного сопротивления мы отходим в сторону, и пускают спецназ.

Спецназ полиции?

Нет, с нами говорили о спецназе генштаба ("сайерет маткаль"). Мне, честно говоря, изначально казалось это полной глупостью, а когда я оказался там, то убедился воочию, что был прав. Все происходило бы на таком маленьком расстоянии и так быстро, что у нас просто не осталось бы времени вызвать подмогу.

Что было бы в случае реального сопротивления?

Трудно сказать. Если бы произошла обычная драка, то не было бы ничего, потому что нас просто было больше, причем намного больше. Если бы кто-то открыл огонь, то были бы жертвы. Но распоряжение идти без оружия было продиктовано желанием минимизировать вероятность инцидентов.

Как продолжалась подготовка?

После физической подготовки наступил этап пресловутой ментальной подготовки, вокруг которой есть столько мифов. Это уже было летом, во время школьных каникул, в одной из школ. Во время этой ментальной подготовки я впервые услышал термин "тактичность и твердость" (נחישות ורגישות). Потом уже, читая в интернете всякие ужасы о "зомбировании" и прочем, я смеялся, поскольку все это было крайне далеко от реальности. Во-первых, я знаком с людьми, которые были тогда в психологической службе армии. Это талантливые люди, но и им не под силу "зазомбировать" более десяти тысяч человек. Все это ерунда. Занятия с нами проводил тот, кто был назначен командиром нашего батальона, мальчик-программист, моложе меня. Он произносил обязательные в таких случаях речи, помню рисовали графики, где одна ось – тактичность, вторая – твердость, и все думали только бы это поскорее закончилось и пойти домой.

Как долго это продолжалось?

Кажется, два дня. Главной целью было добиться того, чтобы никто из нас не сорвался и не спровоцировал насилие. Понятно, что никто не полезет в драку сам, но в такой накаленной атмосфере любая мелочь могла привести к взрыву, а этого никто не хотел. Установка была простой: не отвечать ни на что, не вступать в диалоги, в споры, не выделяться, не давать вычленить себя из единой массы, не делать вещей, которые могут тебя превратить в персональный объект ненависти. К примеру, если бы кто-то услышал русский акцент, то сразу раздалось бы: "Не для этого вас сюда привезли". Все это пытались предотвратить. Были случаи, когда люди срывались. Кто-то закрыл рукой камеру и сразу стал главным злодеем, вся толпа набросилась на него. В какой-то момент посыпались "пожелания" заболеть раком, я сказал: "Как вам не стыдно". Не всегда удавалось сдерживаться.

Каков был план армии? Какой сценарий действий вам рисовали?

Прежде всего, нам говорилось, что имеются разведданные про каждый дом, включая сведения о том, кто будет сопротивляться, кто нет. Ничего подобного не было. Вторая составляющая плана – эвакуировать сначала тех, кто не будет сопротивляться, и оставить очаги сопротивления на конец. Если мне память не изменяет, все произошло наоборот. План был простой. Приходим, стучим в дом, эвакуируем людей. Была техника, которую нам показали позднее, как брать за ноги, за руки тех, кто отказывается выходить сам. Почти никогда не приходилось этим пользоваться, мне лично никогда не приходилось, и слава Богу.

Один из мифов – или не мифов – ответьте вы, состоит в том, что было распоряжение первыми удалять из домов детей, провоцируя тем самым родителей выбежать за ними. Это так?

Нет. Было распоряжение в случае, если женщина оказывает сопротивление, прижимая к груди младенца, разделить их, чтобы ребенок не пострадал. Была специальная техника на этот случай. Но никаких иных тонкостей не было и в помине. Как я уже говорил, все исходили из того, что большинство выйдут сами. Кстати, я думал, что этот сценарий слишком оптимистичен.

То есть, лично вы ожидали большего сопротивления?

Да, безусловно. Но установка была, что большинство выйдут сами. Кого-то приходилось нести, ну а о возможности активного сопротивления мы уже говорили.

Был какой-то период симуляций, тренировок?

Да, конечно. Это уже перед самым началом, в лагере Реим. Но до этого еще был Кфар-Маймон. Он стал для нас полной неожиданностью. Вдруг мы получили распоряжение явиться на сборный пункт, с вещами, из расчета на несколько дней. По сути же, мы сначала блокировали путь тем, кто пробирался через поля в сторону Газы. Причем сложилась анекдотическая ситуация, так как мы не имели права останавливать машины, а только пешеходов. "Оранжевые" очень быстро об этом узнали и стали просто объезжать нас на машинах. А позднее, когда они пришли в Кфар-Маймон, откуда планировали двигаться дальше в Газу, мы стояли в оцеплении вокруг поселка. Там было несколько кругов оцепления, и так мы и простояли там два или три дня. Шла борьба выдержек. Кстати, к вопросу о "зомбировании". Я уже тогда заметил то, что потом повторится в Гуш-Катифе: когда солнце палит в затылок, люди мало думают и не склонны к рефлексии.

Физиологическое?

В том числе.

В среде "оранжевых" много лет муссировался вопрос о том, была ли возможность вырваться из этого окружения и продолжить путь в сторону Газы. Ваше мнение?

Я сомневаюсь. Туда было стянуто очень большое число солдат и полицейских. Стояли несколькими кольцами, поселок был обнесен колючей проволокой. Я с трудом могу себе представить реальную возможность прорыва. При этом они пытались все время. Постоянно бродили лазутчики, которые искали возможность. Но ее не было.

Были разговоры между вами и "оранжевыми"?

Были. Нас уговаривали перейти на сторону участников протеста.

Кто-то перешел?

Нет. Среди нас был один парень, у которого сестра там была. Они переговаривались через забор.

Он делился с кем-то своими ощущениями?

Со мной нет. Я не обсуждал с ним этот вопрос. Но в целом, очевидно, что ситуация была не из приятных. Взяли в осаду поселок на своей собственной территории. Понятно, что ни армия, ни полиция не должны этим заниматься.

Кфар-Маймон закончился 19 июля. Оставалось меньше месяца до начала размежевания. Как продвигалась ваша подготовка?

Потом уже была сконцентрированная подготовка в лагере Реим. Там были тренировки по захвату домов и ролевые игры. То есть, каждый по очереди играет солдата или жителя. При этом опять же сценарий мне казался гораздо более оптимистичным, чем то, чего я ждал. На самом деле, не нужно было агрессивного сопротивления. Если бы каждый просто сидел, держась за стул, то, во-первых, все это заняло бы гораздо больше времени, а в ситуации, когда нервы на пределе у всех, могло произойти все, что угодно. Я не знаю, почему сопротивление было таким слабым, вопреки всем разговорам перед. Возможно, просто взяли количеством. Когда приходит толпа, это подавляет.

Сколько времени длились учения в Реим?

Кажется, две недели. Готовились к чему-то крайне неприятному, но играли и старались относиться ко всему с долей юмора.

Были публикации о том, что некоторые поселки в окрестностях Газы предоставили армии свою территорию и свои дома в качестве макетов.

Керем Шалом. Я там не был, но известно, что армия тренировалась на территории этого кибуца.

Что еще включали в себя учения в Реим?

За день или за два дня до операции, нас повезли на неизвестно зачем организованную встречу с представителями жителей Гуш-Катифа. Они произносили свои обычные монологи, мы не очень могли отвечать, поскольку нам было велено о политике не говорить, а о чем же говорить в таком случае? В общем, ничего кроме нескольких неприятных минут не было. Но, может быть, это объясняет тот факт, что мы были готовы услышать то, что услышали в Неве-Дкалим. Об этом вообще мало говорят, но психологическая атака со стороны "оранжевых" шла на нас все время, и была очень хорошо организована. Когда автобус с нами приезжал в Сдерот, возле него тут же появлялись детки с листовками. Все знали, где мы, кто мы и что мы.

Когда вы узнали, что направляетесь в Неве-Дкалим?

Непосредственно перед началом. Нас привезли поздно вечером. Входим колонной в поселок. Со всех сторон жители и сочувствующие с проклятиями, оскорблениями, угрозами. Потом нас спрашивали, почему мы не реагировали на все это во время эвакуации жителей. Ответ – привыкли. В первый вечер был шок.

Все-таки после всех тренировок был шок?

Конечно. Не то, чтобы речь шла о чем-то совершенно неожиданном. Мы не ждали, что нас встретят цветами. И все же, когда испытываешь на себе сгусток ненависти, это шок.

Эвакуация началась утром. Что вы делали вечером, где ночевали?

На самом деле, ничего практически не делали. Ждали. Ночевали на улице на асфальте. В общем, конечно, ощущение драмы было очень сильное. Это был последний день в жизни поселка. При этом люди там вели обычную жизнь, кто-то работал во дворе дома, кто-то делал другие обыденные вещи. Это, наверное, делало ощущение драматизма ситуации еще сильнее.

Наутро начались эвакуации. Вы знали "свою семью"?

Во-первых, их было несколько, во-вторых, конечно не знал.

Как это было?

Улицы перекрыты оцеплениями, чтобы никого не подпускать, группа подходит к дому, и командир стучит в дверь. При этом на нас все время ведется очень эффективная психологическая атака.

Эффективная?

Конечно, эффективная.

Какого результата она достигла? В чем была ее эффективность?

Удается не все. Но вопрос о том, все ли измеряется успехом или неудачей. Если бы я должен был планировать сопротивление, то я бы планировал его точно так же. Им удалось натянуть нервы до предела и поднять напряжение до крайности.

Как велась эта психологическая атака?

Постоянно работал мегафон, из которого шли слова Шарона о необходимости отказываться от выполнения приказа. Нам говорили, что мы выполняем приказ начгенштаба, который просто друг Омри Шарона и использует нас, нам говорили, что Шарон умер, а от нас это скрывают. К нам то и дело подходили люди, произносили заранее заготовленные речи. Сначала это выглядит искренне, но потом, когда видишь, что они идут к другой группе солдат и произносят ту же речь, степень искренности начинает вызывать сомнения.

Вернемся к тому, что делали вы. Итак, вы направляетесь к дому. Вы знали что-нибудь о семье? Кто они, сколько их, сколько детей, кто еще в доме?

Нет, ничего этого я, во всяком случае, не знал. Может быть, знала командир взвода, которая стучала в дверь, но и в этом я сомневаюсь. Ну, и у нас была эта известная всем формулировка: "В соответствии с решением правительства и Кнессета…", и так далее.

Вам открывали дверь?

Иногда да, иногда нет.

Что происходило, когда – нет?

С той стороны произносят все положенные речи, командир взвода продолжает убеждать их открыть дверь.

Что остальные делают в это время?

Ничего. Стоят. Стоят под палящим солнцем. Война нервов. Как правило, после всех положенных речей, дверь открывали, и все расходились. Один подросток сопротивлялся, и его отнесли на руках в автобус, слава Богу, что это не пришлось делать мне. Один дом нам не открыли. Оттуда ответили дети, и поэтому срочно вызвали социальную работницу, которая должна была понять, что происходит внутри дома. Очень быстро выяснилось, что в доме есть взрослые, и соцработник тут же ушла, оставив нам решать проблему. Долго совещались, как проникнуть в этот дом. В итоге ворвались туда, там действительно были не только дети, и все, кто там находились, были не местными жителями, а "оранжевым подкреплением". С криками "нацисты" и прочее, они вышли.

Вы заходили в дома. Вещи жителей были собраны?

Нет. Те, кто собрались, уже уехали к тому моменту. Те, кто оставались, вели обычную жизнь.

Вашей задачей было их эвакуировать, но вещи их вы не собирали?

Ни в коем случае. Этим занимались уже потом вроде бы даже частные компании.

Сколько семей вы эвакуировали?

Две или три. Это заняло день. День непрерывного стояния под палящим солнцем. При этом все, конечно, понимали, что речь идет не о противниках, что это наши люди, и в общем ни у меня и ни у кого из тех, кто был рядом со мной, никакой радости все это не вызывало, несмотря на постоянный психологический пресс. Кстати, когда дело дошло до синагоги в Неве-Дкалим, там морально было значительно легче.

Почему?

Это уже не несчастные жители, а просто плохие люди, которые бросают бутылки с мочой и делают прочие вещи. По отношению к ним не было сантиментов.

То есть, проходила четкая грань между активистами и местными жителями?

Безусловно. Как бы то ни было, выгонять человека из его собственного дома крайне тяжело. А активист – он активист, к нему никаких сантиментов, хотя и понимаешь, что он не враг, что это наш человек тех или иных взглядов. Если уж говорить о том, что было тяжело, то это видеть Неве-Дкалим после эвакуации жителей. Удручающее зрелище, и мы лишь надеялись, что никто из жителей этого не увидит.

Что было после Неве-Дкалим?

После Неве-Дкалим мы были в мошаве Катиф. В этом мошаве жила семья Хатуэль. (Тали Хатуэль и четверо ее дочерей: 11-летняя Хила, 9-летняя Адар, 7-летняя Рони и двухлетняя Мерав были убиты террористами 2 мая 2004 года неподалеку от КПП "Кисуфим" – прим. ред.). В этом поселке было соглашение с жителями, что они покинут его добровольно. И, тем не менее, на всякий случай, нас направили туда. Там была молитва в синагоге, некоторые из нас, в том числе я, присоединились.

Вас приняли?

Да, без всяких проблем. Были дискуссии между нами, стоит ли это делать, но никакого антагонизма не было. После молитвы жители все вместе покинули поселок.

Куда вас направили потом?

Потом была Северная Самария. Там мы тоже принимали участие в эвакуации. И там была одна очень неприятная сцена, когда мы подъезжали и видели, как арабские дети машут нам руками. Это покоробило, так как их союзниками мы себя не считали ни в коей мере. Не могу сказать, что это было самое неприятное из пережитого там, но лучше бы подобного не было.

Что вы знали про Северную Самарию?

Ходило много слухов. В том числе говорили, что там собрались отморозки, что будут стрелять и так далее. Про Са-Нур вообще говорили, что там собралась "русская творческая интеллигенция и готовится Сталинград". На самом же деле, в Хомеше был один дом, где собралось большое число девочек, и они были единственными, кто оказали серьезное сопротивление: цеплялись, царапались, дрались и т.д. Туда послали много женщин-военнослужащих, и эвакуация продолжалась долго. Но и там все завершилось без пострадавших. Всех посадили в автобусы и увезли. Кстати, водители автобусов были вообще самым слабым звеном во всей цепи участников событий. Единственный случай, когда мне пришлось применить силу, был еще в Неве-Дкалим, где какие-то активисты пытались повредить автобус, и водитель вступил с ними в драку. Но это курьез.

Эвакуация Хомеша закончилась за один день. Что было дальше?

Мы должны были ночевать в каком-то мемориальном комплексе, но вечером внезапно был получен приказ распустить нас по домам. Позднее состоялись два мероприятия. Встреча с генералами, где выступал генерал-майор Гершон А-Коэн. Он тогда поблагодарил нас за то, что никто не погиб, хотя это и противоречит статистике в такой ситуации. Сейчас он говорит совсем другие вещи, и просто втыкает нож в спину тем, кто был тогда в его подчинении. Была также отдельная встреча нашего взвода, и общую атмосферу там можно выразить словами: "Ну, сколько можно?"

Получили приказ, выполнили, забыли. Так?

Надоело нам тогда об этом говорить. Да, сказали, что "тот, кто там не был, этого не поймет", но, в общем, было ощущение, что все, хватит.

Вы знаете, что сегодня происходит с людьми, которых вы выселяли из домов?

На личном уровне? Нет, конечно.

Каковы ваши личные выводы из этой истории? Если такие есть.

Прежде всего, сегодня по прошествии десяти лет, если бы все повторилось снова, я бы переживал значительно меньше.

Изменились политические взгляды?

Нет, это не связано с политикой. Думаю, что тогда я был больше подвержен действию "оранжевой" пропаганды. Сегодня она на меня действовала бы меньше. Я не хотел бы, чтобы все это повторилось, но если бы это произошло, то я был бы гораздо спокойнее.

Тогда потребовалось время, чтобы прийти в себя, или закрыли страницу и пошли дальше?

Не закрыли страницу и пошли дальше. Я старался читать все, что можно по этой теме и был страшно удивлен тем, как мало написано. Я ожидал, что будет волна, а ее не последовало. Я думал, что будут воспоминания, исследования. Это была короткая, бескровная, гражданская война. Как правило, история пишется победителями, но оказывается, что не всегда. В данном случае, все попытались эту тему деликатно забыть. Дело сделано, история неприятная…

Последствия не ахти.

Последствия не ахти, но это уже политика. Армия своего добилась и считается, что говорить не о чем. И так получилось, что дискурс определяют "оранжевые", которым как раз есть, о чем говорить. Слышат только их, немного слышат левых и почти не слышат основную массу населения, которая ни с теми и ни с этими. Израильскому обществу нужно, чтобы говорили об этом, нужно, чтобы собирали свидетельства и факты. Есть масса мифов, которые необходимо развенчать. Один из мифов говорит о том, что мы шли в "черных рубашках". Рубашки эти были синими, цветов национального флага. Не знаю, какого цвета одежда была у ЯСАМ, но у нас она была синей. Этот миф живет десять лет. Есть масса разговоров о ментальной подготовке, о "зомбировании", о промывке мозгов. Возможно, я все вижу неверно, возможно мне промыли мозги. Но давайте разберемся, как было на самом деле.

Вас очень задевают разговоры, действительно имевшие место, о "зомбировании", о "промывке мозгов".

Да, очень. Во-первых, это неправда. Во-вторых, это слишком легкое объяснение того, почему проиграли "оранжевые". Они проиграли, потому что народ за ними не пошел, а еще потому, что они изначально не могли победить. Но простая правда подменяется фантазиями и мифами.

Сколько времени вы провели в армии после этого?

Год. Мой контракт заканчивался, и одной из причин, почему я не остался в армии, было нежелание вновь оказаться в подобной ситуации. Сейчас, наверное, я рассудил бы иначе, но тогда я почувствовал, что не хочу пережить такое второй раз.

Последний вопрос. Вы обсуждали это потом между собой. Были какие-то разговоры, споры?

Нет. После возвращения я подробно рассказал своим коллегам о том, что было, но никаких обсуждений постфактум между участниками не было.

Беседовал Габи Вольфсон