"Немыслимо быть слабым". Инна Рогачий о Владимире Буковском
Корреспондент NEWSru.co.il Алла Гаврилова побеседовала с писательницей и художницей, кинорежиссером и историком Инной Рогачий, которая была дружна с Владимиром Буковским и помогала ему комментировать секретные документы из архива ЦК КПСС, которые позже вошли в книгу Буковского "Московский процесс".
Инна Рогачий – соучредитель и президент фонда сохранения еврейского культурного наследия The Rogatchi Foundation. Рогачий познакомилась с Буковским в конце 80-х годов, когда уже жила в Финляндии и активно сотрудничала с финскими СМИ. Познакомившись с диссидентом после прочтения его книги "И возвращается ветер…", Инна стала писать о нем в финской прессе, а позже Инна и Михаил Рогачий посещали Буковского в его доме в Кембридже. Инна вместе с Буковским выступала в рамках различных мероприятий в разных странах. Последние десять лет общение стало в основном телефонным.
В ночь на 28 октября 2019 года Владимир Буковский умер в возрасте 76 лет.
В сентябре 1991 года, во время второго посещения Владимиром Буковским Москвы, диссидент получил доступ к документам из архива ЦК КПСС. Вы тогда были в Москве вместе. Расскажите про эту поездку.
Я была с ним в Москве несколько недель, но уехала раньше него. Буковский был приглашен участвовать в комиссии по подготовке процесса над КПСС, и отсканировал огромное количество временно рассекреченных документов. Вообще же, обстановка в Москве в то время была просто феерическая – в помещениях зданий ЦК КПСС на Старой Площади документы валялись, как в декорации голливудского фильма. Секретные бумаги лежали на батареях, в коридорах, на лестнице. Буквально любой мог зайти, взять документы и уйти. Володя, работая в комиссии, основном искал документы, связанные с усилиями, которые советский режим прилагал по организации идеологического влияния за рубежом, как тратили миллионы на тайные типографии в Бельгии, печатавшие агитационную литературу, как финансировали Арафата и ООП. Помню, как мы читали материалы из очень важной папки, посвященной началу войны в Афганистане – в этой папке были стенограммы прений в Политбюро, по этим стенограммам хорошо видно, как долго члены Политбюро колебались, прежде чем развязать войну, как осторожничали, предлагали наладить поставки вооружения, но в конце концов решили, что если не войдут в Афганистан, то туда войдут американские солдаты.
Среди документов были и такие, над которыми было трудно не смеяться. Например, высказывания Горбачева об Елене Боннэр (жена академика Андрея Сахарова – здесь и далее курсивом примечания редакции), которую он называл дурой и говорил, что она "вбила в голову нашему академику задание сионистских хозяев".
Почему Володина книга, которую, кстати, очень быстро опубликовали на русском языке, называется "Московский процесс"? Потому что вся эта работа была подготовкой к процессу над коммунистической партией, который так и не случился.
Как выглядела жизнь Буковского, когда вы познакомились? Каков был его круг общения?
Круг общения у него был мощный, в основном люди, вместе с которыми он боролся против режима. Он близко дружил с Гинзбургами, Солженицыными, Подрабинеком, Горбаневской и другими людьми, с которыми вместе сидел или вместе боролся. Многие из них стали израильтянами – Щаранский, Альтман, Кузнецов (Натан Щаранский, Натан Альтман, Эдуард Кузнецов – диссиденты и соратники Буковского).
Это был круг бойцов и умниц, хотя их было очень мало. Как было мало диссидентов в Советском Союзе. И Володя всегда выделялся своим независимым умом и волевым характером. Подумайте, он был еще совсем мальчиком, но догадался собирать и передавать на Запад материалы о карательной психиатрии, все эти кафкианские диагнозы за подписями вроде бы уважаемых врачей.
Он не говорил это напрямую, но у меня создалось впечатление, что он стал изучать нейрофизиологию, чтобы понять, что на самом деле все эти эксперименты сделали с его мозгом и мозгом других людей.
Он жил один, очень не любил от кого-то зависеть. Например, свой дом в Кембридже он купил на свой первый гонорар, полученный на Западе. Заплатил сразу всю сумму. Ему все советовали заплатить в рассрочку, а он говорил, что не умеет жить в долг. Он вообще был очень независимым. Жил всегда скромно.
А личная жизнь?
Я несколько раз слышала от него фразы, что брак – это иллюзия, что настоящих браков не бывает и так далее. Насколько я знаю, женщина, которую он любил, вышла замуж за другого, и он ограждал себя от близких отношений.
В любом случае, его жизнь была посвящена тому, чтобы помогать людям, пострадавшим от тоталитарного режима, и не только в Советском Союзе. Он помогал кубинским диссидентам, много помогал политзаключенным в ГДР. Для него был братом любой человек, который стремился к свободе, а за это его посадили в тюрьму. И, конечно, он очень жестко критиковал путинскую Россию. А поскольку у него была безупречная репутация, он не принимал участия в скандалах, ни у кого не брал денег и упрекнуть его было не в чем, к его мнению всегда прислушивались. Кстати, думаю, именно из-за безупречной репутации его и подставили в этом деле о детской порнографии.
Буковский говорил в нескольких интервью, что ведет свое расследование того, кто может стоять за этой историей. Он делился с вами своими выводами?
Нет, про его расследование я читала только в СМИ. Я не знаю, к каким выводам он пришел. Мы с ним об этом не говорили, говорили только о его психологическом состоянии и о его здоровье. Он ведь незадолго до этого заболел диабетом и был в очень плохом физическом состоянии. Он не мог курить, а для него это было, словно жить с отрезанной рукой. Но самым тяжелым был удар по репутации. Володя всем этим даже не подавлен был, а раздавлен.
В общем, я не знаю, к каким выводам пришел Володя, но лично я подозреваю, что все это должно быть каким-то образом связано с Литвиненко (Александр Литвиненко, бывший офицер ФСБ, бежавший в Лондон и там отравленный полонием в 2006 году). Во-первых, именно Литвиненко первым начал педалировать тему педофилии в российской власти. Во-вторых, Литвиненко на каком-то этапе входил в более-менее близкий Володин круг, а потом Володя давал показания полиции, будучи убежден в том, что Литвиненко был отравлен Кремлем. Я к Литвиненко всегда относилась критически. Конечно, он погиб ужасной смертью, но стал диссидентом только тогда, когда над ним начали сгущаться тучи в Москве, а до этого был КБГ-шным рэкетиром. Я высказала свое мнение об этом Володе, но для него эта ситуация укладывалась в схему "враг моего врага – мой друг".
Когда он стал резко отрицательно относиться к Путину?
Моментально. Он людей видел сразу. Я знала двух таких людей – Буковского и Визенталя (Симон Визенталь, "охотник за нацистами"). Визенталю нужно было полторы минуты посмотреть на человека, чтобы все про него понять. Они оба были необыкновенно проницательны. Конечно, им случалось ошибаться, но, как правило, они сразу раскусывали человека.
Он конечно же поддерживал российскую оппозицию, но не верил, что в России в обозримом будущем возможны перемены. Он слишком хорошо знал историю и психологию для этого. Он приветствовал Болотную и так далее, но понимал, что это протест иного рода. В его время диссиденты боролись прежде всего за внутреннюю и за внешнюю свободу, а не за политику, как часто происходит сейчас.
Он не думал вернуться в Россию, как это сделали многие диссиденты после "перестройки"? Он ведь даже собирался баллотироваться на президентских выборах.
У него никогда и мысли не было вернуться в Россию. И паспорт не просил, когда ему дали. Даже когда его носили там на руках, он не хотел возвращаться, понимая, что мало что изменилось. И я знаю наверняка, что он не хотел участвовать в российской политике. Мы были вместе, когда его выдвинули на пост мэра Москвы. Я помню, как советовала ему и говорила, что его в любом случае будут использовать, а вообще-то, просто убьют. Он тогда сам все прекрасно понимал, и отказался. Что касается его выдвижения на президентских выборах – он к этому совершенно не стремился, но вокруг были люди, к которым он хорошо относился и поддерживал, и которые считали, что Буковский, как Герцен в изгнании, может быть им полезен. Они не могли не понимать, что он не мог стать президентом по целому ряду причин. Мог стать советником, но как раз в советники в России, в отличие от стран Запада, его не звали. Я считаю, что с этими выборами с ним сыграли жестокую и неумную шутку. Я не знаю, почему он не отказался. Мне он говорил, что ему "терять нечего, а раз друзья просят, то почему бы не подразнить Москву"?
Как он относился к российско-украинскому конфликту?
Сдержанно и прагматично, с иронией. Здесь тоже основным мотивом для него был тезис "враг моего врага мой друг". Но иллюзий у него не было.
Как Буковский отзывался о других знаковых фигурах российского диссидентства?
Он вообще к большинству людей тепло относился, хотя всегда сохранял ироничность. Например, я критиковала при нем Солженицына, когда он стал проявлять упорный антисемитизм, а он говорил, что считает невозможным критиковать Солженицына, поскольку тот совершил нечто столь принципиально важное, что превалирует над остальными фактами биографии.
Он вообще относился к сидельцам так, как относятся друг к другу дети из детского дома. К татарам, к бандеровцам… Он ведь со многими сидел. Не то, чтобы он с ними всеми соглашался, совершенно нет, но то, как человек сидел, было для него очень важным. Он мог сказать одну фразу: "Он хорошо сидел". И это определяло все. Потому что люди ведь действительно вели себя по-разному. Если человек "плохо сидел", дальше было не о чем разговаривать. Лимонов, например, который сразу начал стучать. Володя, кстати, считал, что Лимонов был подсадной уткой с самого начала, его вообще смешил этот персонаж.
Над чем Буковский работал в последние годы жизни?
Он всегда писал статьи, выступал, всегда анализировал советскую и западную системы. Но в последние годы Запад стал у него вызывать гораздо больший гнев, чем Россия – своим оппортунизмом, компромиссами и тем, что они готовы сотрудничать со всеми подряд. Это было связано еще и с тем, что он много бился, чтобы в Англии издали "Московский процесс". Дело в том, что права на английский перевод, который был готов очень быстро, купило одно небольшое издательство, которое все не издавало и не издавало книгу, а выкупить права обратно Буковский не мог. По его мнению, причина заключалась в том, что в книге фигурирует немало фактов, неприятных для видных западных фигур и институций. В конце концов книга была издана только весной этого года. А на французском языке тоже вышла относительно недавно, лет пять назад. Володя очень тяжело это переживал.
Он был человеком действия, а получалось, что его усилия были впустую. Он был этим очень подавлен. Мне кажется, это его изменило. Раньше он был очень элегантным человеком – сдержанным, немногословным, с прекрасными манерами. В его поведении никогда не было мельтешения. Но когда ты уже немолодой и довольно больной человек, а у тебя на руках три тысячи документов, с которыми ты ничего не можешь сделать… Это его очень мучило. Он чувствовал, что в первой половине жизни, пока была Холодная война, он сделал очень много. И ситуация тогда была яснее – наряду с людьми на Западе, сотрудничавшими с СССР, были люди, которые пытались бороться, и чья позиция была совершенно внятной. Володя был "рейганист". А когда "железный занавес" рухнул и информация стала гораздо более доступной, оказалось, что она просто никого не интересует.
Он был свободным, веселым, сильным человеком, но это его ожесточило.
Вы часто бываете в Израиле по делам своего фонда. Буковский тоже сюда приезжал, здесь живут его друзья и соратники. Вы обсуждали с ним Израиль?
Он часто вспоминал, как Нетаниягу, еще в 80-е, дважды приезжал к нему в Кембридж. Рассказывал мне с удовольствием, как "этот премьер-министр сидел у меня дома на полу, а я ему рассказывал про жизнь". Он вообще симпатизировал Нетаниягу и "Ликуду". Я знаю, что Нетаниягу, будучи послом Израиля в ООН, консультировался с Володей. Не знаю точно, по каким вопросам. Возможно, в связи со связями Буковского в США, и конечно же, они много говорили о Советском Союзе, Володя мне рассказывал об этом.
Я не могу сказать, что мы много обсуждали израильскую политику, но он был резким противником Осло. Он считал, что полумеры – это не меры. К тому же, он сам изучал документы и прекрасно знал, что Палестину придумал Косыгин и что это бандитское образование, искусственно созданное Советским Союзом. К тому же, у него было совершенно однозначно отрицательное отношение к террору, к любому террору. Он необыкновенно высоко ценил человеческую жизнь и отметал любую мысль о терроре, когда боролся с советским режимом.
Когда вы общались с Буковским последний раз?
Мы звонили ему 30 декабря, в его день рождения. Говорили в основном о его самочувствии. Он был подавлен и слаб, а он относится к тем людям, которым психологически немыслимо быть слабым. Но он подбадривал себя тем, что ему обещали в этом году издать на английском "Московский процесс".
