Бабий Яр: о чем говорили в Киеве 29 сентября 1941 года
29–30 сентября 1941 года в Бабьем Яре, расположенном недалеко от старого еврейского кладбища, нацисты уничтожили 33.000 евреев. Этому месту было суждено стать символом Холокоста в Советском Союзе. О чем думали евреи и неевреи в тот день? Этой теме посвящена статья доктора Аркадия Зельцера, директора Центра изучения истории Холокоста в Советском Союзе им. Моше Мирилашвили при Международном институте исследования Холокоста "Яд ва-Шем".
Русский писатель и диссидент Виктор Некрасов, много сделавший, чтобы Бабий Яр превратился в место памяти о Холокосте и подвергшийся за это преследованиям, вспоминал, как его мать, русская женщина, уговаривала своих друзей-евреев не идти 29 сентября к месту сбора. Однако усилия оказались напрасными.
Почему большинство евреев выполнили приказ фашистов? Какова была атмосфера тех дней в Киеве? Что знали люди о проводимых нацистской Германией убийствах?
Что подвигло тогда Тамару Михасеву, русскую женщину, добровольно присоединиться к колонне евреев, двигавшейся по направлению к Бабьему Яру? Ее история приведена в известной "Черной книге," подготовленной под редакцией Василия Гроссмана и Ильи Эренбурга.
В первые месяцы войны, с начала операции "Барбаросса" и до сентября 1941 года, на оккупированных территориях нацисты убили десятки тысяч евреев. В то же время сведения о происходившем как на фронтах, так и на оккупированных территориях были весьма скудными, и Киев полнился многочисленными слухами.
Они не утихли и после того как 19 сентября 1941 года войска Вермахта вошли в город, и лишь усилились после того, как 28 сентября был обнародован приказ: всем евреям явиться на сборный пункт – с документами, ценностями и самыми необходимыми вещами. Однако даже само указание, что за неявку на место сбора евреям грозил расстрел, не насторожило тогда Тамару. Видимо жители довольно быстро привыкли к нацистскому языку угроз.
Еврей Петр Резников, муж Тамары и офицер Красной армии, пропал в первые дни войны. Она пыталась его разыскать, но безуспешно. Прошел слух, что немецкое командование договорилось с советской комиссией об обмене евреев на немецких военнопленных: одна еврейская семья на одного военнопленного. Тамара пришла к месту сбора в надежде выдать себя за еврейку – чтобы оказаться среди тех, кого обменяют, после чего она сможет продолжить поиски мужа на советской территории.
Вскоре она оказалась за ограждением, отделявшим евреев от остального населения, в длинной очереди – сначала на сдачу вещей, затем на регистрацию. Тамара спросила высокого голубоглазого блондина, стоявшего рядом с ребенком, женой и матерью жены: "Как вы думаете, мы еще в этом месяце будем обменены?"
Мужчина, как выяснилось позже обрусевший немец, взглянув на нее с удивлением и, выяснив, что она не еврейка, покинул колону и увел ее за пределы ограждения, охраняемого полицией. Позже он рассказал Тамаре, что всех евреев в число которых входила и его семья, ожидает смерть.
Впрочем, не одна Тамара поверила слухам – аналогичная ситуация сложилась не только в Киеве, но и во многих других местах: говорили об особой трудовой мобилизации евреев, о переселении, причем некоторые утверждали, что их отправят в Палестину.
"Я лично была уверена, что их, евреев, отправят через линию фронта. Ходили разные слухи, и мы их обсуждали… Рассказывали, что в Минске немцы … собрали всех евреев и отправили через линию фронта. Об этом говорил один еврей, который помнил немцев по 1918 году. Некоторые полагали , что смогут открыть небольшую лавочку и торговать, и выживать таким образом, дожидаясь окончания войны", – рассказала другая русская женщина.
Иногда источником слухов становились нацисты и местные полицейские, но нередко они возникали спонтанно, и к ним прислушивались не только евреи, готовые от безысходности поверить во что угодно, но и русские с украинцами.
Некоторые полагали, что евреи, как обычно, окажутся в "выигрыше" – под немецким патронажем они переберутся в более благополучное место, в то время как местных жителей ожидает более трудная судьба.
Очевидно, что далеко не все были склонны доверять такого рода слухам. Многие пессимистически оценивали ближайшие перспективы – особенно те, кто пережил погромы в годы Гражданской войны.
Киевская еврейка Либа Чеснина писала родственникам в Ленинград в августе 1941 года, еще до оккупации города: "Нет надежды. Отомстите за нас нашим соседям. В городе много хулиганья. Я так много пережила погромов, но больше уже не смогу пережить".
Михл Танклевский рассказал, как он, вопреки немецкому приказу, спрятался в каком-то доме и видел идущих по улице в направлении Бабьего Яра евреев, в том числе своих сестру и отца. Эта история свидетельствует о трудном выборе, ставшим в те годы тогда перед многими евреями.
По дороге к Бабьему Яру часть евреев уже предчувствовала страшный исход. – Дина Проничева рассказывает о стариках, молившихся в колонне обреченных. Однако многие осознали весь ужас происходившего только когда приблизились вплотную к оврагу: из громкоговорителей неслась заглушавшая все музыка. Проничева вспоминает, что, лишь услышав звуки выстрелов, она осознала, наконец, что происходит.
Русский писатель Анатолий Кузнецов, подростком переживший оккупацию Киева, описывал в документальной повести "Бабий Яр", вышедшей в свет в 1966 году , как к его деду пришло осознание таргедии: "Придя домой, увидел деда: он стоял посреди двора, напряженно прислушиваясь к какой-то стрельбе. "А ты знаешь, – сказал он потрясенно, – ведь их расстреливают. И тут до меня дошло: со стороны Бабьего Яра доносились отчетливые, размеренные пулеметные очереди…"
К концу августа, за месяц до Бабьего Яра, в Каменец-Подольском, расположенном в 450 километрах от Киева, нацисты расстреляли 23 000 евреев. Сведения о сентябрьских событиях в Бабьем Яре также должны были рапространиться по территории Украины и дальше, и раскрыть глаза на происходящее. Однако этого не произошло, а почему информация не доходила или не вызывала доверия, предстоит выяснить исследователям.
Публикуется в рамках информационного партнерства