"Я люблю, чтобы люди жили, но научилась желать некоторым из них смерти". Интервью с Лесей Литвиновой

Леся Литвинова - соучредитель благотворительного фонда "Свои", который был открыт в 2014 году и изначально предназначался для помощи пострадавшим от российской агрессии на востоке Украины, а позже начал заниматься паллиативной помощью по всей стране. После начала вторжения российских войск в Украину Леся оказалась отрезана от своих детей и родителей, находившихся в селе под Киевом. Поняв, что не может добраться до своей семьи, которая находится под обстрелами, Литвинова записалась в тероборону. Обнять детей, хоть всего на одну ночь, Леся смогла только 15 дней спустя.

Корреспондент NEWSru.co.il Алла Гаврилова поговорила с Лесей Литвиновой о тех страшных 15 днях, когда у нее практически не было связи с ее пятью детьми, и том, что происходит во время войны с людьми, которые и в мирное время нуждаются в постоянном уходе.

"Человек должен жить достойно"

Литвинова рассказывает, что фонд "Свои" с самого начала своего существования подошел к вопросу помощи пострадавшим от войны на востоке Украины комплексно. Оказывалась как психологическая, так и медицинская помощь. Вскоре в фонде поняли, что в стране существует огромная проблема с паллиативной помощью.

"Вам будет трудно в это поверить, но еще несколько лет назад пациентов с хронической болью приезжала обезболить скорая помощь. На руки болеутоляющие не выдавали. И делалось это по графику, а не по необходимости", - рассказывает Литвинова.

Тем не менее, по словам Леси, фонд развивался, и за эти восемь лет было очень многое достигнуто - как в работе со спецучреждениями, так и в условиях домашнего паллиатива. Литвинова рассказывает, что пациенты были у фонда по всей стране, и главной задачей фонда было обеспечить для них достойную жизнь.

"Наша цель - чтобы жизнь в любом состоянии и на любом этапе была достойной. Это касается не только медицины. Человек не должен испытывать боли, не должен задыхаться, он должен жить достойно", - говорит Леся.

"В условиях эскалации, а я хочу напомнить вам, что война на самом деле началась в 2014 году, большинство тех, кому мы помогаем, столкнулись с зачастую нерешаемыми проблемами. Если в Киеве есть работающие аптеки и людей можно обеспечить медикаментами, то во многих маленьких городах, которые обстреливают, которые оказались в кольце, такой возможности нет. И наши пациенты, конечно, страдают в первую очередь. Многие из них получают кислород или находятся на аппаратах для вентиляции легких - их жизнь зависит от аппаратуры, для которой нужно наличие электричества или хотя бы генератора. В таких городах, как Мариуполь, электричества нет и топливо для генераторов давно закончилось. Эти люди обречены на мучительную смерть, и помочь им невозможно. Это тот случай, когда я начинаю жалеть, что в моей стране запрещена эвтаназия, хотя раньше я была категорически против того, чтобы на данном историческом отрезке в Украине ее разрешили", - говорит наша собеседница.

По словам Литвиной, теперь ей и другим сотрудникам фонда приходится постоянно давать консультации по телефону в самых разных случаях.

"Например, звонит женщина, они с мамой прячутся в подвале. Мама упала, сломала шейку бедра. Возможности ее госпитализировать нет. Но есть возможность сделать так, чтобы ей было не так сильно больно. Для этого фиксируется голеностоп - любыми способами. В данном случае это были две ножки от табуретки и футболка", - рассказывает Леся.

Литвинова говорит, что ей и ее коллегам часто звонят люди, которым приходится выбирать между своими родителями и своими детьми.

"Это немыслимое решение. Когда у тебя на руках лежачая мать, которую точно не вывезти, и маленький ребенок, у которого есть шансы на жизнь. Это совершенно сволочной выбор. И решения люди принимают разные. Иногда это зависит от чувства долга, иногда - от чувства самосохранения. Я не рискую осуждать никого, в том числе тех, кто уезжает и оставляет беспомощных родителей в запертых квартирах. Не дай бог оказаться в этой шкуре. Я люблю, чтобы люди жили. Я очень люблю, чтобы люди жили. Но теперь я научилась желать некоторым из них смерти", - говорит Леся.

"У нас с детьми договор: я делаю все, чтобы сохранить для них страну, а они - все, чтобы мне было, для кого ее отстаивать"

У Леси и ее мужа на двоих восемь детей, у Литвиновой двое внуков. "Но сама я родила только пятерых", - говорит Леся. Еще у Литвиновых 11 котов и две собаки. Два года назад Леся с мужем продали квартиру в столице и купили дом в маленьком дачном кооперативе рядом с селом Литвиновка под Киевом. Хотели перевезти большую семью в большой дом, где будет много места, много зверей. Леся говорит, что с их участка есть выход прямо в лес.

Литвинова рассказывает, что когда началось вторжение, она решила, что в селе всем будет безопаснее, потому что "думала, что наступление пойдет с востока и не учла возможного вторжения со стороны Беларуси". Леся забрала из Киева родителей и старшую дочь с семьей, и вернулась в город, предполагая, что работы будет больше обычного. Собиралась вечером купить продуктов и бензина, но к вечеру домой вернуться было уже невозможно - начали бомбить Гостомель, через который идет дорога на Литвиновку.

В доме на тот момент находились пожилые родители Леси, еще одна пара взрослых - переселенцы из-под Луганска, где обстрелы начались чуть раньше, и пятеро детей - 12 лет, восемь, шесть, четыре и полтора года. В тот день Леся и ее муж, тоже находившийся в Киеве, поняв, что не могут добраться до детей, записались в тероборону.

"Первые пять дней с ними была связь, а потом там взорвали вышку, и они выходили на связь крайне редко - для этого нужно было уйти далеко от дома и залезть на чердак в доме у знакомых, где можно было на вытянутой руке поймать связь. А поскольку везде были орки и безостановочно шмаляла техника, они старались без особой необходимости не высовываться. Так они жили 15 дней. Электричества не было. Запасов не хватало. Подчистили все, включая картошку на посадку. Но спасибо собакам - они притащили из леса труп косули, которую, видимо, снарядом зацепило. Сами догрызть не успели, притащили домой. Косулю разделали, мясо съели. Бульончик - великая штука", - рассказывает Леся.

Зеленого коридора из Литвиновки не было, были "просто договорённости". Литвинова рассказывает, что местные жители договорились с русскими солдатами на блок-посту о том, что те выпустят из села стариков и детей, но без вещей, телефонов и домашних животных. Только с документами.

"Им пришлось идти вброд через речку, потому что мост уже разбомбили. Несмотря на договорённости, русские открыли огонь. Один человек погиб, двое были ранены. На другом берегу, через километр, их подобрал "Красный крест", где знали об этой авантюре. Их встретили наши друзья и привезли в киевскую квартиру моих родителей. Приехали тощие, зеленые. Я отпросилась на ночь у командира, мы наобнимались и наплакались. Я все это время пыталась сохранить молоко, младшая дочка еще на груди была, и мне даже удалось ее чуть-чуть покормить. А на следующий день я посадила их в эвакуационный поезд на запад, и они добрались к нашим друзьям в Луцк", - рассказывает Литвинова.

Леся с мужем остались в теробороне: "Я человек ответственный, и если уж взяла в руки оружие, то сдам его только тогда, когда мы выпилим отсюда тех, кто к нам приперся. Сдам и смогу вернуться к любимой работе".

Литвинова рассказывает, что дети очень хотят вернуться домой, в любимую маленькую еврейскую школу, где они учились до войны, и тяжело переносят разлуку с родителями.

"Им без меня трудно, мне без них трудно. Но у нас с ними договоренность. Я делаю все, чтобы сохранить им страну, а они делают все, чтобы мне было, для кого эту страну отстаивать. Все - это в том числе и чистить зубы, и быть умненькими. А еще меня успокаивает, что я стану свидетелем того, как развалится большая бестолковая страна под названием Россия", - говорит Леся.