"Люди будут бояться". Интервью с директором Еврейского музея в Брюсселе

Газета "Новости недели" опубликовала интервью израильской журналистки Виктории Мартыновой с директором Еврейского музея в Брюсселе Филиппом Блондю. Разговор состоялся незадолго до того, как музей, где 24 мая было совершено террористическое нападение, вновь открылся для посетителей.

Редакция NEWSru.co.il благодарит В.Мартынову за предоставленный материал.

Почему так получилось, что Еврейский музей Брюсселя, в отличие от множества других еврейских объектов, находящихся в разных странах Европы, не имел охраны?

Все очень просто. С одной стороны у нас очень маленький бюджет – всего около 200.000 долларов (в год). Музей пользуется поддержкой Еврейской федерации Бельгии, но при этом не имеет субсидий от религиозных организаций. У нас нет ничего общего с синагогой. И музей открыт по субботам, именно в этот день у нас самый большой наплыв посетителей.

Это с одной стороны. С другой – мы никогда не ощущали угрозы. "Секьюрити" стоит дорого, и мы не претендовали на это... Не было никаких признаков того, что кто-то может посягнуть на музей, на его сотрудников или посетителей. Такая мысль никому не приходила в голову, и мы не особенно настаивали на необходимости охраны, предпочитая расходовать наш маленький бюджет на проведение выставок.

То есть основное направление работы музея – это художественные выставки, тогда почему же он еврейский?

Когда я пришел сюда на работу семь назад, музей не был популярным, его посещала всего несколько тысяч человек в год. Поэтому я решил изменить концепцию и сделать музей межконфессиональным. Мы стараемся организовывать лучшие художественные выставки, всего в год проходит три выставки, мы приглашаем современных, ярких талантливых художников. Быть лучшими в Брюсселе – такова задача, которую мы себе поставили, и поверьте, что эту цель достичь совсем не просто. Поэтому наш подход таков – мы выбираем – per excellence – то есть самых достойных, самых успешных.

Есть критерий национальности?

Нет, у нас работают люди разных национальностей, как среди штатных сотрудников, так и среди добровольцев. Поскольку бюджет маленький то деятельность нашего музея в основном опирается на помощь добровольцев. В штате состоит 15 человек, добровольцев около 400, при этом 75% из них не евреи.

Кстати, я знаю, что израильская пресса много писала о погибших израильтянах, что разумеется, понятно, но практически никто не упомянул о добровольцах музея, которые стали жертвами нападения (данное утверждение не соответствует действительности, израильские СМИ называли имена всех жертв теракта, – прим. NEWSru.co.il). Это Доминик Шабри и Александр Стренс. Доминик было шестьдесят, Александру 24 года. Я лично знал его семью. Его мать – удивительная женщина, сама подняла на ноги восемь детей, дала им образование. Александр был блестяще одаренным человеком, мы считали, что его ждет замечательное будущее, и все оборвалось так страшно. Хочу отметить, что парень – мусульманин и был похоронен по мусульманскому обряду.

Мы говорим о межконфессиональном подходе. Он себя оправдывал в профессиональном смысле?

Я думаю, что да. Мы притягивали к себе внимание приверженцев разных религий. По субботам к нам приезжали автобусы с учащимися католических школ. Интерес к работе музея постоянно рос. В последнее время – нас посещало более 20 тысяч в год.

И все-таки вы ощущали подъем антисемитизма в Бельгии, в Брюсселе?

Конечно, мне приходилось сталкиваться с проявлениями антисемитизма. Я бы сказал даже более жестко, мне кажется с недавних пор появилась и юдофобия. Еврейская община Бельгии небольшая, но заметная, яркая, я бы даже сказал фантастическая: здесь все подталкивают друг друга. Ее представители работают во всех сферах общественной жизни, и везде добиваются успеха.

Так что разумеется, есть и ревность, и зависть. Но дело не только в них. В последнее время, я думаю, появились и антисионистские настроения, антиизраильские настроения и так далее. Конечно, росту всех этих настроений в значительной степени способствует суровый экономический кризис, в котором мы оказались, но это не единственная причина.

Вы считаете террористический акт, совершенный на территории музея – проявлением антисемитизма?

Я думаю, что это значительно шире и глубже, чем антисемитизм. Я думаю, что есть те, кого не устраивает наш образ жизни, я имею в виду западный образ жизни. Им не нравится, что мы вместе.

Какими вы видите пути преодоления нынешней ситуации?

Образование, образование и еще раз образование. Я думаю, что другого выхода просто нет. Нашему обществу необходимо заботиться о том, чтобы головы молодых людей наполнялись нормальным содержанием. Если мы ничего в этом плане не изменим, всем будет плохо. Я думаю, что надо очень пристально понаблюдать за тем, что происходит с общиной выходцев из Сирии. Кроме того, пора наконец понять и признать: мы живем на вулкане. С учетом этого понимания и можно продолжать действовать.

Как сотрудники музея пережили известие о теракте?

Картина происшествия до сих пор стоит перед глазами... Я могу точно воспроизвести, где стояли Мириам и Эммануэль со своими дочерьми, Доминик и Александр, я не могу все это забыть.

Когда музей снова откроется?

Через несколько дней музей откроется. Но мы опасаемся, что к нам никто не придет, люди будут бояться приблизиться к этому месту.