Вышел в свет 47-й номер журнала "Зеркало"
В разделе "Поэзия плюс" вы сможете прочитать новые стихотворения Михаила Гробмана – поэта, художника, участника Второго русского авангарда; писателя и редактора Евгения Когана; петербуржца Валерия Скобло и украинского поэта Сергея Жадана в переводе Аркадия Шпильского.
В отдельном разделе "Двойная перспектива" журнал помещает короткую поэму Марии Степановой "Гробман и Ира сидят на границе мира...", посвященную Михаилу и Ирине Гробманам – "Гробман/ и Ира/ сидят на границе мира/ отсюда начинается мир-иной// справа налево/ вторая праведная/ страна квартира/ колер желтый/ зрак вороной// Ира/ и Гробман/ сидят в огромном/ мавзолее// в левиафане/ в куполе из костей// в пошитом поэтом лимоновым/ – одном на двоих – / сарафане// и принимают/ своих/ …"
В разделе "Новая проза" опубликованы:
Валерий Айзенберг. Amazing Trip, Резиденция (в этих рассказах Айзенберг использует стилистику как бы незамысловатой дневниковой прозы, и в результате – не только объемное с оптической проработанностью воспроизведение хроники нескольких дней приглашенного в Петербург для работы художника, но и атмосфера жизни пост-Ленинграда с приближением к метафизике его нынешнего ландшафта и стиля жизни);
Семен Файбисович. "Я по жизни шариком, шариком"
(традиционный для русской литературы, "железнодорожный" рассказ, но с уже сегодняшним содержанием – воспроизведение исповеди попутчика, "нового русского", прошедшего путь от станичного качка, потом морского офицера, до крутого бизнесмена начала нулевых);
Валентина Ханзина. Соседи
(про то, как выселяли из странного особнячка в центре города жильцов его на дальние ("не более четырех часов езды" от города) выселки);
Тамара Ветрова. Два рассказа о смерти
("Излишне говорить, что многочисленные сказки о покойниках, бытующие среди малограмотных людей, не имеют никакого касательства к реальной жизни. Кто в самом-то деле поверит, что вместо пищи мертвецы жуют уголь? Что умеют говорить на своем языке, лишь частично похожем на человеческую речь, но преимущественно непонятном и темном? К тому же – об этом тоже до сих пор толкуют жители барачного поселка, расположенного на севере Солдатска, – покойники обидчивы и злопамятны...").
Современные записки
Валентин Хромов. Вулкан Парнас
Мемуарная проза Хромова – главы про вторую половину 50-х годов, когда новое, только вступающее в литературу (пока только в ее андерграундное состояние) устанавливало контакты с культурой русского авангарда 10-20 годов и людьми этой культуры – вот автор вспоминает о визите вместе с Асеевым к Лиле Брик: "Она сидела на диванчике под ковриком Фернана Леже с летящей птицей, похожей на эмблему МХАТа, а мы – рядом за столом. Я читал столько, что в горле пересохло. С постным выражением потягивал остывший чай. А Лиля, возможно, в воспитательных целях стала говорить мне, что Маяковский никогда не пил. "Ты его в последние дни не видела", – вдруг возразил Ник Ник. И, к очевидному неудовольствию хозяйки, поведал, что Володя очень не любил пьяниц, но абсолютным трезвенником не был, а ушел из жизни, просто не просыхая. Падал в тамбуре между дверей асеевской квартиры (тогда еще на Мясницкой), разваливаясь, как "футуристическая скульптура". Затащить долговязого со сквозняка в прихожую было труднее трудного. Непьющий поэт спивался, конечно, не от счастливой жизни. Лиля промолчала, и, потеряв непререкаемость, потускнела в вечерних сумерках".
"Былое и думы"
Валентин Воробьев. Кнут и пряник
О знаменитой выставке "нон-конформистов" в Измайловском парке Москвы 29 сентября 1979 года, а также о том, что предшествовало ей ("бульдозерная выставка") и том, что последовало далее для участников этой выставки – из первых рук: воспоминания художника, участника измайловской выставки.
Звенья
Элла Ганкина. Энтузиасты и просветители
О подвижниках, пытавшихся сохранить культуру детской литературы в России (в частности, детской художественной книги) в 20-е, 30-е – и далее – годы, о тех, кто создавал эту литературу в советское время, игнорируя идеологические штампы – воспоминания искусствоведа, начавшего изучение детской книги на рубеже 40-50-х годов, и имевшего когда-то возможность непосредственного общения с некоторыми героями своего исторического очерка.
In Memoriam
Юрий Лейдерман. Чаца
Памяти поэта и художника Игоря Чацкина (1963-2016) – "Последние годы, особенно последние месяцы жизни, наоборот, он писал очень много. Так уж повелось, и, наверное, это справедливо, что мы приписываем поэтам некое знание отпущенного им срока. Казалось, он должен был проговорить еще раз, на своем внутреннем голосе, все слышанное им за жизнь".
Ирина Гольдштейн. Памяти Саши
К десятилетию смерти писателя и критика Александра Гольдштейна (1957-2006), лауреата самых престижных премий России ("Малый Букер", "Антибукер", премия Андрея Белого), бывшего постоянным автором журнала "Зеркала". Журнал публикует эссе о Гольдштейне самого близкого ему человека, Ирины Гольдштейн – "Саша был, без сомнения, чудотворцем, сеявшим несметные чудеса и одним словесным касанием преображавшим предмет иль явленье, без него чахнувшие и угасавшие в мертвой трясине".
Александр Гольдштейн. Воображаемый музей
Републикация эссе Гольдштейна 1997 года о сегодняшней неожиданной актуализации идей русского философа Федорова в проявлениях отчасти парадоксальных (практики нынешних СМИ и интернета); ну а начинается эссе с формулирования самой интенции федоровских идей: "Отчего неотложна борьба со смертью? Ответ прост: кончина синонимична забвению, стиранию твоих следов на земле. Миллиарды людей растворились в небытии, и воспоминание сбережено об избранной горсточке не сдутых с ладони песчинок – по сравнению с целым барханом беспамятства, немотствующим плюсквамперфектом. Устранение прошлого есть основа небратских отношений… …Небратство раскололо людей, отрезало их от полногласия Mipa, заповеданных пепелищ, памятливых ретроспекций и отеческих склепов, но подлинный корень людского сиротства – в неправедном механизме природы, поместившей забвение, словно старшего идола, в центр своей жестокой кумирни".
