"Мессианская роль искусства исчерпана". Интервью с Мариной Разбежкиной
В последних числах октября в Тель-Авиве проектом "Музеон" был организован фестиваль, на котором были показаны фильмы выпускников московской Школы документального театра и кино Марины Разбежкиной.
Корреспондент NEWSru.co.il побывала на одном из показов фестиваля и посмотрела два документальных фильма: короткометражный дебют Дины Бариновой "Прощеный день" (специальный приз жюри на Московском фестивале дебютного кино) про слепую от рождения семью Самодуровых, уже очень пожилых людей, где старшая сестра Шура после смерти родителей отказалась сдать больных братьев в психиатрическую клинику и последние 10 лет они живут втроем – фильм неожиданно светлый, красивый и завораживающий своей поразительно нежной и глубокой динамикой; а также фильм Дарьи Хлесткиной "Последний лимузин" (первый приз на Артдокфесте 2013 года, приз на фестивале Андрея Тарковского "Зеркало" 2014 года), в котором рассказывается история о том, как завод ЗИЛ впервые за 20 лет получил заказ изготовить для Парада победы три кабриолета. История инженеров и рабочих, уже давно "списанных в запас", но воспрянувших духом от неожиданной возможности снова проявить себя в любимом деле.
После показа наш корреспондент посетила мастер-класс и побеседовала с Мариной Разбежкиной.
Марина Александровна, в фильме "Прощеный день", во время сцены, когда Шура безуспешно пытается зажечь газовую плиту, я и мои соседи в зале, судя по движению вокруг, испытали совершенно одинаковые эмоции – мучительное желание вскочить и зажечь Шуре спичку. И таких сцен в фильме было несколько. Как с этим справляется документалист? Как он может в этот момент или в тот момент, когда Шура оступается, переходя дорогу, продолжать снимать? Где проходит та моральная черта, за которую документалист не переступает, и есть ли вообще у документалиста моральные ограничители?
Во-первых, перестаньте думать о чужой морали, это грустные думы. И вообще моральный человек, как мы его понимаем, часто без спросу ступает на чужую территорию. Документалист должен быть честен. Если хочешь помочь кому-то, иди до конца – останься с ним жить и переводи его через дорогу каждый день.
Этот фильм заставляет меня вглядываться в другого. Рядом со мной никогда не было слепого беспомощного человека, я вижу его впервые. Он для меня ужасен? Нет. Я его стесняюсь? Нет. Потому что я обнаруживаю в нем то, чего нет во мне. Невероятное чувство ритма. Природное или наработанное, неважно. Но у меня его нет, а у него есть. Наше восхищение другим человеком стоит гораздо дороже, чем желание его чему-то научить. Я понимаю, что им нужна помощь, но не та помощь, которую предлагает им государство. Каким бы хорошим ни был дом престарелых, в который хотели определить этих братьев, жизнь с сестрой для них оптимальный вариант. И они уже давно бы погибли, если бы эта потрясающая женщина не защищала бы свой дом. Дальше начинается журналистика, публицистика – это другой жанр. Это важный и благородный жанр, но у него иная задача. Он не меняет восприятие людей, как делает это Дина Баринова, которая своим фильмом переводит существование этих слепых в эпос.
Если совсем обострить эту ситуацию, можно сказать, что есть два взгляда – жизнь выше искусства или искусство выше жизни.
Знаете, когда-то существовало такое неявное противостояние между Тарковским и Иоселиани. В фильме "Андрей Рублев" сжигают заживо корову. Тарковского тогда очень за это критиковали. Он говорил, что корова все равно предназначалась для скотобойни, а кто-то ему на это сказал: "Но тогда ее убили бы не вы". А Иоселиани как-то спросили, на что он готов пойти ради искусства, и он ответил: "Я готов срубить дерево, если мне нужно обогреться, но не готов срубить его ради искусства. Я готов убить животное, если мне необходима еда, но не готов убить его ради искусства. Я готов убить человека, если буду вынужден защищать себя или близких, но не готов убить его ради искусства".
Чем отличается или должно отличаться документальное кино вашей школы или документальное кино вообще от телевидения или игрового кино?
Я вам расскажу историю, которой недавно объяснила это китайским студентам, когда читала курс документальной режиссуры в одном из китайских университетов.
Вот представьте себе ситуацию, за которой наблюдают два человека с камерами. Один из них работает на телевидении, второй снимает документальное кино. Итак, они оба снимают улицу, на которой сидит старушка-нищенка и просит милостыню. Мимо старушки проходит молодой человек, похожий на студента, с портфелем. Останавливается, бросает старушке монету, идет дальше. Что делает телевизионщик? Он снимает и бежит продавать свой сюжет нескольким передачам. Одна – на социальные темы, рассказывает о том, как государство плохо заботится о стариках, вторая – передача об образовании, о том, как правильно воспитывать современную молодежь.
Документалист же, которому недостаточно было этой сцены с нищенкой, идет за студентом. Он идет за ним по улице, потом заходит за студентом в магазин. Там он видит, как студент покупает топор, возвращается к старушке, незаметно идет за ней до самого ее дома и, поднявшись к ней на чердак, зарубает ее топором.
Так каким должен быть документалист, чтобы заподозрить в юноше Раскольникова? Чему вы учите в своей школе?
Самое важное качество для режиссера документального кино – любопытство. Вот мальчик, который подсматривает через щелочку за женщинами в бане, станет хорошим документалистом. А мальчик, которого не интересует, что делают там голые тети, может стать прекрасным врачом или инженером, но фильмы снимать он не будет.
Еще мы полностью убираем из профессии пафос, он мешает контакту. Мы обязательно избавляем ребят от комплекса художника. Я знаю, что в некоторых других вузах воспитывают именно Художника с большой буквы, который приходит в жизнь с ощущением: вот он я, художник, я пришел в этот мир, чтобы порадовать вас собой. Мы убираем слово "Художник". Ты ровно такой же, как человек, который метет улицу, не лучше и не хуже. Ты просто лучше видишь, а он лучше метет.
Чтобы тебя к себе впустили и перестали замечать, ты не должен быть мессией. Вот эта мессианская роль искусства, которая очень долго существовала в России и не только, как мне кажется, исчерпана. Сейчас она носит характер высокомерный по отношению к человеку. Мне кажется, что сейчас лучше существовать в состоянии диалога, чем в состоянии творец и его муза или… жертва. Если не случится контакта, то не будет и фильма. Даша Хлесткина снимала фильм про ЗИЛ три года. Она ходила в цех как на работу и люди, которые сначала относились к ней с подозрением, в конце концов позволили ей увидеть самые сильные свои эмоции.
Вы сказали, что "Последний лимузин" снимался три года. Почему так долго? Менялась идея фильма? И насколько такой длительный период работы характерен для документального кино?
Даша хотела снять фильм о существовании Советского Союза, который уже закончился географически, но продолжал существовать на одном заводе, потому что ЗИЛ был огромным Советским Союзом. Свою первую версию фильма Даша даже назвала "16-я республика". Фильм должен был быть о том, что происходит с человеком, который жил в огромной стране, а сейчас ему нет места даже на этом заводе.
Но потом заводу заказали "Лимузины". ЗИЛ очень хотел возродиться за счет этих лимузинов. Было понятно, что продукция завода мало нужна государству, и когда они получили заказ на лимузины, у них появилась эйфория, и они подумали, что это даст заводу заниматься тем, чем они занимались всю жизнь. Они собрали пожилых мастеров, которых уже давно поувольняли, потому что только те владели умением собирать автомобили руками. Ручной труд уже в прошлом, в других странах это, наверное, делают не так, но здесь эту "рукастость" высоко ценили. Они работали практически без денег, они гордились своим умением согнуть железку руками так, как ее не может согнуть какой-то механизм.
Даша начала параллельно следить за историей лимузинов, и мы решили, что понаблюдаем и посмотрим, чем это кончится. История лимузинов закончилась раньше истории завода (заказчик отказался покупать уже готовые лимузины – прим. редакции). Никто не ожидал, что от лимузинов откажутся, и появилась почти гоголевская ситуация – люди делают, делают, а потом оказывается, что хозяину это не надо. Они были ошарашены, и Дашу допустили к эмоции этих людей. Она так часто снимала, что стала частью цеха.
Мне кажется, что в этом фильме, кроме двух мощных историй о конце эпохи, была зафиксирована еще одна история. Есть или были люди, для которых работа является несомненной ценностью. У нас есть на экранах люди, которые убивают, защищают, развлекаются, ходят в офисы, но нет людей, для которых цена работы – это жизнь. Я родилась в семье авиаконструкторов. Они и рабочие, которые воплощали их идеи были одной семьей. Я видела, как рабочие серьезно работают и как для них важно, что они делают новый самолет, что они что-то создают. И эта любовь к труду для меня очень важна, а она исчезла. Как будто человек больше ничего не делает – не сеет, не пашет. Он ест и перерабатывает продукты труда, но кто трудился, почему, с какой эмоцией, – все это исчезло с экранов.
И это касается не только русской культуры. С тех пор, как человек постепенно начал подменяться высокой индустрией, слово "рабочий" исчезло из языка многих стран. Молодые скандинавы, например, не знают такого слова. Они знают, что такое оператор такой-то машины. Есть замечательный австрийский документальный фильм "Смерть рабочего", который поставил точку в истории с рабочими.
Рабочих нет, а люди, которые работают, еще есть. И во многих странах высокая инженерия еще долго не заменит их труд. Все поторопились и исключили этих людей из зоны своего рассматривания. Они исчезли раньше своего физического исчезновения. И Даше удалось рассмотреть последних людей, которые хотели работать.
Это получилось еще и благодаря тому, что Даша была одним из тех редких сегодня людей, которые дают себе труд с большим вниманием относиться к любому проявлению человеческого в человеке…
Очень редко документалисту удается сохранить добрые отношения со своими героями, но Даша так много трудилась над этим фильмом, что стала родным человеком для его героев. Они все были на премьере. Через некоторое время после выхода фильма Даша умерла. Люди, которых она снимала, были на похоронах.
Что такое документальный театр?
Документальный театр родился как попытка рассказать о современном мире через какие-то реальные факты. Условно говоря, Шекспир больше не отвечал на все вопросы. Я вспомнила про Шекспира, потому что документальный театр родился в Лондоне.
Для драматурга документального театра площадка – это современная жизнь. Он ничего не придумывает, ему важно записать историю, но не так, как записывают журналисты. Для этого существует техника под названием "вербатим". В документальном театре очень важна человеческая речь, потому что она индивидуальна и уникальна, и паузы между словами могут быть важнее самих слов. Мы хотим, чтобы нам ответили на вопрос, почему взорвали мальчика с соседней улицы, хотя он ничего плохого не сделал. Мы не можем назвать наказанием божьим, не можем вставить в шекспировский континиум. И вот драматург идет и разговаривает с очевидцами, соседями, семьей. Но это не интервью. Когда мы с вами говорим, мы спотыкаемся, делаем паузы. Если мы честно мыслим, то ищем слова. И это характеризует нас гораздо сильнее, чем слова, которые мы произносим. Документальный театр "питается" современной речью, которая изложена через паузы, запятые, помарки. Это характеризует наш ритм, нашу растерянность. Почему в искусстве появилось так много нецензурной лексики? Потому что многие герои так думают, разговаривают, переживают жизнь с помощью этих неудобных слов. Она должна быть, потому что характеризует состояние человека в данный момент, если это не пижонство, конечно. Речь в документальном театра – один из главных компонентов сюжета. Не история, а речь, через которую передается история, поэтому драматург часто берет с собой на исследование актеров.
Обычное интервью позволяет человеку соврать и работать в пространстве штампа. Вы задали вопрос, и вас сразу "считали". "Если она спросила, хорошая ли у меня пенсия, значит, это передача про бедных". И человек начинает рассказывать то, что уже много раз слышал по телевидению, хотя он сам, возможно, не бедствует.
То есть человек пытается соответствовать вашим ожиданиям – так, как он их прочитал. Эти ожидания надо убрать, и вербатим их убирает. Сбивает человека с мысли о том, что от него чего-то ждут.
Вербатим у нас в Школе ведет Александр Родионов. Он написал несколько замечательных вербатим-пьес и еще много чего другого, но мы сейчас говорим о вербатиме. Однажды он собирал материал на заводе в Перми. Просто так на большой завод, конечно, не попадешь, нужна пресс-служба. Пресс-служба завода приглашает, допустим, рабочего, Иван Иваныча, героя соцтруда, и говорит ему: "Тут корреспондент с телевидения приедет". Мы все "корреспонденты с телевидения", убедить в обратном невозможно. "Расскажи ему об успехах завода, о том, как прожил свою трудовую жизнь". Ну, Иван Иваныч и сам все знает, уже сотню таких корреспондентов повидал. И вот стоит Иван Иваныч у станка и ждет "корреспондента". А тот все не идет. Иван Иваныч начинает злиться, у него возникает настоящая человеческая эмоция и из головы вылетает подготовленная речь. Наконец, в цех входит Саша, который все это время за ним наблюдал. Саша начинает странно к нему подкрадываться, оглядываясь по сторонам. Саша все подкрадывается, и теперь Иван Иваныч за ним следит. Наконец Саша к нему подходит, озирается и тихо спрашивает: "Вы тут странных людей не видели?" Рабочий тоже оглядывается и говорит: "Знаете, вот вы очень странный". Саша ему: "Угу. Скажите, а как работа изменила ваше тело?" У рабочего тут же все достижения завода уходят из головы, он делает гениальную паузу (мы ее тоже фиксируем), и показывает руку, на которой нет трех пальцев. Как работа изменила тело? Она забрала три пальца.
То есть, задача вербатима – убрать задачу?
Все представления, наслоения, вранье, которое люди транслируют, даже не осознавая, что врут.
Как бы вы сформулировали цель или смысл документального кино?
Через документальное кино я научилась не только как режиссер, но и как зритель, очень внимательно рассматривать человека. И когда я вижу его во всех его слабостях, во всех его тряпках, во всем том, что составляет очень обыденную жизнь любого человека, я начинаю прощать ему какие-то вещи, которые наверное не простила бы, если бы смотрела на него в общем, просто проходя мимо. Мне очень важно приблизиться к человеку для того, чтобы пожалеть его, простить или хотя бы что-то в нем понять, если не смогу ни пожалеть, ни простить.
Беседовала Алла Гаврилова
Справка
МАРИНА РАЗБЕЖКИНА
Режиссер, сценарист, продюсер. Родилась в Казани. Окончила Казанский Университет по специальности филология. В 1989 году Марина Разбежкина начинает писать сценарии и снимать документальные фильмы. Она стала сценаристом и режиссеров для более чем 40 документальных фильмов, которые демонстрировались в конкурсных программах таких фестивалей, как IDFA (Амстердам), Prix Europe (Берлин), Послание человеку (Санкт-Петербург), Vila do Conde (Португалия), Drama (Греция) и многих других.
В 2004 году Разбежкина снимает свой первый игровой фильм "Время жатвы", который завоевал Приз ФИПРЕССИ на Московском международном кинофестиваля (2004). Этот фильм демонстрировался на более чем 50 международных фестивалях и завоевал призы в Чикаго, Салониках, Тайбэе, Чонджу и др. Картина была номинирована на Приз Фассбиндера Европейской киноакадемии. В 2007 году она выпускает свой второй игровой фильм "Яр".
В последние 8 лет Марина Разбежкина возглавляет Школу документального кино и театра, которую она открыла совместно с Михаилом Угаровым. Этот уникальный образовательный проект получил признание по всему миру. Фильмы выпускников Школы постоянно участвуют в российских и зарубежных фестивалях и получают призы.
В 2005 году Марина Разбежкина становится членом Европейской Академии киноискусства. Она также член Киносоюза, Гильдии неигрового кино и телевидения, Российской Академии кинематографических искусств "Ника".
ПРОЕКТ "МУЗЕОН"
Передвижной израильский кинопроект, стряхивающий музейную пыль с шедевров и представляющий новейшие направления кинематографа в различных жанрах: киномузыка, кинотанец, кинодокументы, история мировой анимации, молодое и студенческое кино, фестивали, секретные показы, лекции, мастер-классы, дискуссии, сине-вечеринки и много другое.
