Наталья Гантман: "Мне подарены крылья"
По материалам PR-агентства. Текст Ольги Черномыс
Я впервые увидела ее в спектакле с длинным названием "История медведей панда, рассказанная саксофонистом, у которого есть подружка во Франкфурте", поставленном в театре "Маленький". Красивая блондинка с нежными чертами лица, она в том спектакле менялась внезапно и разительно, от уверенной и жесткой до нежной и ранимой.
Знаменитая пьеса абсурда Матея Вишнека была поставлена в "Маленьком" петербургским режиссером Александром Баргманом, который и пригласил на роль свою давнюю знакомую, в прошлом актрису Омского драматического театра Наталью Гантман. На тот момент она несколько лет жила в Хайфе жизнью новой репатриантки, воспитывала маленькую дочку и даже не думала о ролях.
Приобрести билеты на спектакль "Варшавская мелодия"
Наташа, как это все сошлось – Омск, Хайфа, режиссер из Санкт-Петербурга, тель-авивский театр "Маленький"?
Вообще, я родом из Екатеринбурга, там закончила театральный институт, а потом половина нашего курса приехала в Омск. И почти 10 лет я играла в Омской драме. У меня все было хорошо – главные роли, много спектаклей. Играла Роксану в "Сирано", "Леди Макбет Мценского уезда". Я жила театром, все было прекрасно, и я не страдала от отсутствия семьи. До тех пор, пока не появился на горизонте мой будущий муж, который много лет живет в Израиле. Он и стал меня уговаривать поехать с ним, долго ухаживал – и я сделала выбор, уволилась из театра и оказалась в Хайфе. Поначалу думала о том, чтобы найти русскоязычные театры, встречалась с людьми, но стало понятно, что без языка ничего не выйдет. Потом я забеременела, родила. И сказала себе: в моей жизни театр случился, я была в нем счастлива, спасибо ему за это.
И только когда моя дочка пошла в детский сад, вдруг раздался звонок от Саши Баргмана, который однажды ставил в Омске спектакль "Лжец", так что хорошо меня знал. Он сказал: "Привет, Наташа, в Израиле собираются ставить спектакль, ты хочешь?"
Конечно, я ответила "да"! Ничего не зная – кто ставит, где ставит. Это потом оказалось, что Баргман учился на одном курсе с Мишей Теплицким, главным режиссером театра "Маленький", что он приехал в Тель-Авив ставить в этом театре пьесу… И все сомнения отпали. Так оно все и началось.
После большого академического театра ты оказалась в маленьком, где зрители – на расстоянии вытянутой руки. И публика другая. Сложно было привыкать?
Я люблю камерные спектакли. Здесь все совпало, и это одна из причин моей любви к театру "Маленький". Мне нравится, когда близко, когда я могу говорить о каких-то очень важных вещах глаза в глаза. А публика, знаешь, она такая же – те же наши зрители, а уж куда они переехали, это не важно.
Правда ли, что в "Пандах…" ты играешь смерть?
Да, так задумано. Но, конечно, символ невозможно сыграть, я играю женщину. И я себе задавала вопросы: чего же ей не хватает? Любви? Наверное, ведь ее все боятся и никто не любит. В этом спектакле смерть, прежде всего, женщина, которая выполняет свою работу. У нее есть свои обязанности, и при этом она может влюбиться в одного из "клиентов".
После этой роли ты сыграла в "Маленьком" совсем другую женщину в спектакле "Ха-фа-на-на". Твоя героиня узнаваема, она смешная, трогательная и жалкая одновременно.
Это спектакль вообще про людей, которые, пытаются казаться не тем, что они есть, более счастливыми, более успешными. И себя тоже обманывают, а признаться в том, что у них не все хорошо, им сложно. Моя героиня, как мы придумали с режиссером, родом из Сибири, из обеспеченной семьи, с богатым, прямолинейным властным папой. Выходя замуж, она хотела попасть в другой круг людей – в богему, в общество интеллектуалов. Хотела уехать из Сибири, путешествовать по миру. Все это она получила, но все равно осталось чуждой этом кругу. Это общество, эти разговоры ей не интересны. Я играла вот это разочарование в своих собственных мечтах, когда уже и деваться некуда, ведь столько отдано сил. И от того, что в пьесе нет подробного сюжета, главное происходит внутри, между сценами – очень непростая роль, я собираю эту женщину из разных образов, объединяю и легкость, и грубость, и внезапную глубину.
Совсем недавно в "Маленьком" вышел спектакль "Варшавская мелодия" по классической пьесе Леонида Зорина: ты играешь в этом спектакле на иврите. Я почти столько же, сколько и ты, в Израиле и тоже нахожусь в русскоязычной среде. Не могу себе представить, как ты на это решилась.
Когда Миша Теплицкий впервые сказал об этом, я поняла, что ни один другой театр не предложит актрисе без языка сыграть главную роль. Отказаться было невозможно, я подумала, что так я хотя бы выучу иврит. Потом, правда, поняла, что я сумасшедшая.
Как все это происходило?
Вначале был ужас и стыд. Я долго работала в театре и прошла много читок – но эта читка была самой позорной в моей жизни. Три дня мы сидели с Ори Леваноном, моим партнером, и Мишей - я и читала даже не фразами, даже не словами, а по буквам. Не понимая перспективы, окончания фразы, останавливаясь на каждом слове. Это было ужасно. Каждый день после читки я звонила мужу и говорила: "пристрели меня завтра утром, я не смогу этот позор пройти снова".
Но Миша и Ори меня так поддерживали и так мне доверяли. А муж, спасибо ему большое, целую неделю сидел со мной дома и разбирал слова, объяснял выражения. И вот я читала, читала, читала до тех пор, пока текст не шел легко. А когда уже понимала, что читаю, стала учить.
Сколько времени ушло на это?
Первый месяц только учила текст. Сейчас понимаю, что быстро. График у меня был тяжелый: утром приезжала из Хайфы в Тель-Авив на репетицию, потом возвращалась обратно в Хайфу, шла на вторую работу, затем забирала дочку из садика, а после восьми вечера снова начиналось мое время. И, конечно, использовала время в поезде: полтора часа туда, полтора обратно. А уже когда выучила весь текст, то началось самое главное – сделать на этом тексте роль. Понять, где какая эмоция, про что история в каждом фрагменте. Я смотрела отрывки спектаклей в исполнении разных актрис – Юлии Борисовой, Алисы Фрейндлих, Юлии Пересильд, и уже поняв, делала свое.
Ко всему прочему, твоя героиня даже не русская, а полячка, и она это гордо говорит в самом начале. Ты думала о том, как придать ей польские черты?
Специально нет, но в какой-то момент мне показалось, что я немножко играю в иврите, что-то позволяю себе. Это было интуитивно, может быть, потому что я начала ее немножко чувствовать, что она вот такая немножко, иврит получился немножко с польским акцентом.
Твой партнер, Ори Леванон, как и его герой, совсем из другой среды. Он коренной израильтянин, он прошел другую театральную школу. И это тоже новый опыт для тебя?
Да, он действительно такой земной, вырос в кибуце, и все это хорошо ложится на роль. Он очень органичный, это другая школа – играть не играя, без этой активной мимики, как у меня. И у него потрясающая фактура: в нем много мужского, в такого парня действительно можно влюбиться и пойти за ним куда угодно. Я ему благодарна за его поддержку, за то, что он поверил в меня, подсказывал, общался со мной на ломаном языке, хотя я, если честно, эгоистично была сосредоточена на себе, волновалась о том, услышат ли меня, поймут ли меня.
А свою героиню, Гелю, ты понимаешь и оправдываешь? Вот она рассталась с любовью своей жизни, а не стала бороться. Кем в твоей трактовке она становится в финале, когда они встречаются через 20 лет?
Я очень сопереживаю моей героине. И умираю с ней каждый раз, и не понимаю – как так, за что? Эта последняя сцена еще в поиске, я продолжаю искать лучшие краски для нее. Жизнь меняет человека, боль стирает многое, и в какой-то момент она понимает, что ей нечего предложить. Она успешна, она все время на гастролях, и в ее жизни больше нет места для него. Но мне очень важно оставить ее той же варшавской девушкой, с поднятой головой, знающей себе цену. Конечно, эта героиня – не я. Я ее адвокат, я понимаю, почему она говорит каждое слово. И были моменты, когда режиссер хотел что-то вырезать, а я кричала: нет, не забирайте этот момент, он мне нужен!
И что, слушался тебя режиссер?
Он нам очень доверился. Вообще, Миша – космический человек в моей судьбе. Вот я жила, все было хорошо – семья, ребенок. Но как бы я ни пыталась себя убедить, что могу без театра, это не так. Как только ты сюда приходишь, ты начинаешь гореть. Я возвращаюсь домой из театра, муж говорит: "У тебя глаза горят". Это такое счастье, которое только сейчас я начинаю понимать. Нет, я все же не могу без профессии, она дает краски, забирает отрицательные эмоции и дарит положительные. И Миша – тот человек, который подарил мне этот свет, надел крылья. Он, может быть, сам до конца не понимает, что открыл мне дверь и в страну, и в язык, и в театр.
Наташа, я уверена, что у тебя будет и слава, и много ролей. В тебе есть все, что необходимо: талант, красота, умение быть совершенно разной.
Не знаю, нужно ли мне все это – известность, большие театры, куча ролей. Я занимаюсь делом, которое я люблю. Мне нужно какое-то маленькое место, театр, где можно со зрителем один на один очень близко и откровенно поговорить – и поехать домой к семье. Я работала в театре, где были костюмеры, парикмахеры, гримеры, куча народу вокруг. Здесь же все – все на мне, я между сценами захожу в закуточек, там надо очень быстро переодеться, сменить прическу, надеть другие сережки. Сначала думала, что не обойдусь без помощника. Но когда ты уже внутри, то думаешь – справлюсь, успею, за пять секунд… Я зажигаюсь, я получаю от этого удовольствие, и это самое главное. И когда после спектакля благодарят, мне очень приятно, значит, меня услышали и поняли.
