"Обожаю эту атмосферу". В Израиль едет эротический театр Ганина
В ноябре один из самых скандальных театров России – концептуально-эротический театр Кирилла Ганина приезжает в Израиль. Прославившийся своими откровенными экстравагантными постановками, где все актеры играют голыми, а ненормативная лексика становится привычной и не шокирует зрителя, театр Ганина даст четыре спектакля: в Беэр-Шеве, Нетании, Ришон ле-Ционе и Хайфе.
Сцены из спектаклей концептуально-эротического театра Кирилла Ганина
Организаторы гастролей утверждают: такого Израиль еще не видел. За ответом на вопросы, что именно ждет израильских зрителей и чем удивит искушенных театралов известный московский скандалист Кирилл Ганин, корреспондент NEWSru.co.il обратилась к самому Ганину – режиссеру и идейному вдохновителю единственного в России эротического театра.
Приобрести билеты на спектакль "Лука Мудищев" на сайте NEWSru.co.il
Вы, не колеблясь, решили посетить с гастролями Святую Землю? Израиль – все-таки, религиозное государство…
Не колеблясь. Я вообще-то объездил весь мир: Латинскую Америку, Европу, множество стран. И могу назвать две страны, которые мне особенно близки, это – Израиль и Таиланд. Они чем-то похожи. Вернее, одним – тем, что, оказавшись в этих странах, я себя чувствую, как дома. В Тель-Авиве я не чувствую себя более чужим, чем в Москве, например. Вообще, Москва, в которой я сейчас живу, – это абсолютно странный город, куда съехались самые худшие люди со всех уголков бывшего СССР. Там, в Армении, Грузии, в других странах эти люди не нашли себя, не сумели себя реализовать, а потому и сказали: ну, вы у меня посмотрите! Я приеду в Москву и завоюю ее. Живут по принципу: город большой – я могу совершить любой мерзкий поступок, и ничего мне за это не будет. Все чиновники в России коррумпированы. Честного ни на один пост не пустят. И воздух грязный. Поэтому мне нравится путешествовать. И в Израиле особенно нравится.
Ну, а что касается религии, в Израиле ведь много городов. Тель-Авив, вот, совсем не религиозный. Прекрасный город! А в Иерусалиме мы выступать не будем. Я как-то оказался в пятницу в Иерусалиме, меня сразу предупредили, что если ты пойдешь по религиозным кварталам, тебя камнями закидают. Я побаивался. А вот Тель-Авив – это наполовину курорт. Народ здесь просто прекрасный. Зашел я в рейсовый автобус с огромной сумкой. Мне сразу все так дружелюбно начали место уступать, советовать, куда сумку пристроить. А в Москве с такой сумкой ты становишься врагом всех, кто в этом автобусе находится. Все это – мелочи, но именно они создают комфорт в жизни.
Но ведь из Москвы вы уезжать не собираетесь? Это все-таки город больших возможностей.
Да. Ничего тут не поделаешь. Как бы ни назывался мой театр, концептуальным, эротическим – не важно, все равно – в его основе – слово. Это не шоу, это все равно постановка на русском языке. Если бы у меня был балет или опера, я бы, безусловно, уехал куда угодно. А так как это все-таки драматическое искусство, нужно работать на своем языке. И к тому же: а почему я должен уезжать? Почему не они – не какие-то непонятные люди, которые заполонили Москву?
Известно ли вам о подобных эротических театрах за границей? Создавая свой концептуально-эротический театр, вы брали с кого-то пример?
К сожалению, таких театров за границей нет. Не найдете. Есть какие-то порно-театры, эротические театры, где, кроме желания возбудить публику, ничего нет. Панковские театры, неформальные. А вот просто такого театра, где действительность преподносится так, будто на нее смотрят глазами ребенка, нет. И зрители приходят ко мне в театр не за какими-то умными мыслями. Ведь, в принципе, все нормальные люди знают, что такое добро, что такое зло, как побеждать зло добром и так далее.
А кто ваш зритель?
Успешные люди тридцати, сорока, пятидесяти лет, которые знают, кто они в этом мире, которые живут в гармонии с собой. Искренние, честные. Ко мне приходят нормальные люди: не маньяки, не эротоманы, и не этакие театралы, не гнилая интеллигенция. Обычные нормальные люди, такие же, как я. Когда я создавал театр, я тоже думал: а кто ко мне придет? Если я буду самим собой, то и придут такие же, как я. А ведь, если человек соберет вокруг себя людей таких же, как он, он будет абсолютно счастлив. Зачем мне другие?
Это правда, что на ваши спектакли приходят и власть имущие, и звезды шоу-бизнеса?
Каждому хочется побыть в детстве. Каждому хочется снять маску и нырнуть в это с головой. Поэтому мой театр не слишком любят приглашать на светские тусовки – все звезды начинают выходить на сцену, расслабляются, снимают свои маски. А потом бедной Маше Распутиной приходится оправдываться: "Это была не я. Меня повело". Люди здесь становятся искренними.
Расскажите поподробнее о создании Концептуального театра Кирилла Ганина.
В 1994 году я окончил Инженерно-строительный институт, и мне почему-то захотелось поставить спектакль. Мы с приятелем зашли в московский театр "Шалом" и говорим: мы хотели бы у вас спектакль поставить. В это трудно поверить, но мне сказали: ставь. Я снял помещение за свои деньги и поставил спектакль "За закрытыми дверями" Жан-Поля Сартра.
И за эту постановку вы в тюрьме сидели по обвинению в распространении порнографии?
Да. Действительно сидел. Прошло три спектакля. Зал был переполнен, в театре "Шалом" помещалось всего около 200 человек. И я решил, что нужна площадка побольше. Хотя бы на тысячу мест. Зал тоже был битком набит. И вот во время показа в зал влетел ОМОН, с автоматами. Этакая репетиция "Норд-Ост". На сцену поднялась баба, капитан милиции, тетка с огромной грудью, которая выпирала из-под ее формы. Она хватает микрофон, подносит его ко рту, из колонок – свист. Баба кричит: "Внимание, только что здесь было совершено преступление!" А зрители уверены, что это часть спектакля, кричат: "Давай, раздевайся!" В общем, было весело…
Меня посадили в тюрьму. Месяц продержали там. Обвинили в распространении порнографии. Позже поняли, что, вроде бы, это не порнография. В протоколе написали: "Актеры занимались сексом, но реального акта не было в связи с тем, что не наступила эрекция". Вот так, ужасно смешно. Потом меня отправили в психиатрическую клинику Сербского, ну надо же было что-то со мной делать! Ведь возникло очень много шума. В клинике выяснилось, что многие врачи ходили на мои спектакли. Потом меня оправдали и отпустили. Но, сами того не ведая, власти сделали мне такой пиар! За такой пиар сейчас сумасшедшие деньги платят. После этого мы поставили много веселых, скандальных спектаклей.
Все ваши спектакли юмористичны. Вы считаете, что секс – это смешно? Или это попытка сгладить углы?
Ну, если б все это я показывал на полном серьезе, без всякого юмора, это было бы патологией. Когда люди ходят голые и говорят веселые слова, это еще нормально.
У театра есть свои покровители? Я читала, что вам помогает Константин Боровой?
Вообще, я, насколько мог, ограничил свое общение с властью. Мой театр – частный. Никаких дотаций от государства я не получаю. Есть меценаты, которые поддерживают нас. Есть один голландский миллионер – Хенг ван дер Клейм. А Константин Боровой деньгами практически не помогает – вряд ли с еврея возьмешь какие-то деньги. Но ведь для художника что важно? Знать, что есть люди, которые его понимают. А деньги на оплату своего труда, труда актеров, минимальных декораций – есть.
В репертуаре театра есть спектакли с классическими названиями, например, "Мастер и Маргарита", "Преступление и наказание". Осталось ли в них что-то от классики кроме названия?
Я не люблю литературщину. В наших спектаклях нет картонной, бумажной литературы. Только реальная жизнь. В "Мастере и Маргарите" слова человеческие, это абсолютно гениальное произведение. И я его взял. Но трагедия Булгакова состояла в том, что он переврал жизнь Иисуса. Он взял историю Иисуса и сделал своей, переврал эпизоды. Вот представьте, если бы вы были пророком, жили бы, творили, умерли бы. А потом кто-то взял да переврал вашу историю. Вы бы возмутились? Конечно! Это ведь подло. Поэтому после написания этого романа Бог и забрал Булгакова. Ему был, по-моему, 41 год. Так вот. Роман "Мастер и Маргарита" – это два романа в одном, история Маргариты и история Иегошуа.
Маргарита у меня висит голая под куполом цирка. И не случайно. Я считаю, что жена Булгакова повинна в поведении великого писателя, вот я ее и подвесил. А историю Иисуса я преподнес совершенно другим образом, очень честно. В моем спектакле ходят три монашки-аферистки, собирают деньги на строительство храма и рассказывают эту историю. Это реально честно. И именно эта честность позволила мне показывать этот спектакль, пока не пришел возмущенный наследник Булгакова и не потребовал с меня 50 миллионов рублей за постановку спектакля без учета авторских прав.
Поскольку сам по себе концептуально-эротический театр изначально носит скандальный характер, вы не раз оказывались замешаны в скандалах. На вас подавали в суд наследники Булгакова, правопреемники Чуковского, Дарья Донцова, депутаты Госдумы и многие другие…
Да, был у нас спектакль "Ленин и секс". Пришел в театр председатель комитета по культуре Государственной Думы Николай Губенко. Да так его возмутила постановка, что он подал официальное прошение о том, чтобы меня посадили в тюрьму, а театр закрыли. После этого к нам в театр пришел наряд милиции. Я с ними поговорил, дал им пьесу почитать. Они ушли. Через несколько дней звонят мне: это, мол, с Петровки вас беспокоят. Сидим, читаем вашу пьесу, смеемся. Где можно спектакль посмотреть?
Был еще спектакль "Муха-Цокотуха", внучка поэта пришла и говорит: "Вы хотя бы название смените, чтоб не было нарушения авторских прав". Интеллигентная женщина. И сама же нам посоветовала вместо "Муха-Цокотуха" назвать спектакль "Муха-Потаскуха".
Еще один скандальный спектакль в нашем репертуаре – инсценировка гоголевского "Ревизора" под названием "К нам едет Черепков", с бывшим мэром Владивостока Виктором Черепковым в роли Хлестакова. Я его увидел на какой-то светской тусовке, и один мой близкий знакомый, телеведущий, говорит: "Посмотри, вот до чего страна дошла. Вот такой придурок является мэром Владивостока". Я его взял, да и вытащил на сцену.
Это был единственный раз, когда вы пригласили такого… не профессионального актера, а скорее – политика?
Да. Это самый известный непрофессиональный актер нашего театра. Я выучил текст городничего, все остальные – свои роли. А ему я сказал: ничего учить не надо. Гениальность произведения заключается в том, что на любую мою реплику Хлестаков-Черепков может ответить только однозначно.
Как вы выбираете актеров? Это не всегда профессионалы?
Я не привлекаю в свои спектакли ни стриптизерш, ни эротоманок, ни порноактрис. Потому что они – пустые. Вот, например, проститутки. В романах это поэтизированный образ жрицы любви. А в голливудских фильмах – это милейшая женщина, в которую влюбляются миллионеры, которая вдруг становится прекрасной матерью. А на самом деле, это – женщина, которая не получала никакого удовольствия от сексуальной жизни. И вот она думает: а чего это я просто валяюсь, как дура, надо за это деньги брать. А второй вариант – это проститутка-бездельница, которая думает так: меня Миша кинул, Вася кинул, а я им покажу!
Труппа моя не постоянна, кто-то приходит, кто-то уходит. У меня очень эксклюзивный театр, эксклюзивная атмосфера. Я подбираю людей, которые находятся на одной волне, многие из них потом женятся. У меня играют и иностранные актеры. В принципе, практически все мои актеры – люди из художественной среды: поэтессы, писатели, художники, неформалы, нудисты. Вот сейчас у меня будет играть Кристина Куницына. Ее мама привела. Она нудистка, ее мама – нудистка. В общем, вся семья…
В принципе, что такое актер? Это человек, присваивающий себе жизнь другого человека, проживающий ее и через это познающий мир. Актерство – это способ познания мира. За этим ко мне и приходят люди.
И все-таки ваши актрисы должны обладать определенной смелостью, свободой, у них должны отсутствовать комплексы.
Вы знаете, может сложиться впечатление, что мои актеры – развратные личности. А это не так. Наши актрисы чистые, естественные. Например, Кристине Кунициной, о которой я говорил, 20 лет. У нее в жизни был только один мужчина, который в итоге станет ее мужем. Она работала в нашем театре девственницей, потому что здесь она чувствовала себя в безопасности, как в раю, где не было сексуальной агрессии. Этот сосуд эротической страсти нельзя просто так растратить.
Вы учитываете внешние данные актеров, которые будут играть у вас в спектакле? Ведь им предстоит раздеваться.
Конечно. Мы учитываем все данные: и внешние, и внутренние. Я определяю актера так: нужен ли он мне и нужен ли он зрителю? Купит ли зритель билет на него? Интересен ли этот человек, интересно ли следить за ним? Хочу ли я влюбиться в эту женщину?
Несмотря на то, что им приходится раздеваться на сцене, многие актрисы театра не соответствуют стандартам 90/60/90, а потому зритель очень быстро забывает, что они голые. Это продуманный шаг?
Это скорее не продуманный, а производный шаг. Задача одна – на сцене должна проходить реальная человеческая жизнь. Понятно, что это не натурализм. Это все-таки фантазия, та жизнь, о которой мы мечтаем. Искусство дает людям надежду: на то, что мир прекрасен, что все будет хорошо, что простая, рутинная жизнь – это чистая, красивая мечта, что добро победит зло, что коррупционер, придя на работу, сядет на кнопки, разложенные на его стуле, что талантливый музыкант вдруг получит признание… Надежда. А никакого другого смысла в искусстве нет. Сверхзадача одна: человек должен уходить со спектакля и хотя бы три дня пребывать в некоторой эйфории. Это своеобразный наркотик, таблетка счастья. Это не только эротика, не только секс. Это гармония.
Вы говорите, что в ваших спектаклях "все по-настоящему". Что вы имеете в виду?
У нас все "по большому счету". "По-настоящему" – это вторая составляющая. Первое – это идея. Сначала наш театр был перформансом, в форме художественного акта, потом – мистерия, а сейчас – кино, крупные планы. Мне интересно показать жизнь людей в полной мере, такой, какая она есть, без ханжества. Почему раздеваются у меня на спектакле? Потому что я хочу человека показать во всем его объеме жизни. А мы, извините, треть жизни проводим голые. Представьте сцену любви, где издалека подошли двое, играет какая-то музыка, воздушный поцелуй… А потом следующая мизансцена – утром. Герои ругаются, тарелки бьют. А почему? Никто не знает. Зритель не понимает, что произошло ночью. Они ложились спать и любили друг друга. А тут – на тебе. В ханжеском кино зритель додумывает, а в реальной жизни – героиня, быть может, устала, или он храпел. Любой человек все эти вещи в жизни проживает, и мы не можем отделять эту часть жизни от всего остального.
А как обстоит дело с моралью?
А что такое мораль? Мораль – это абсолютно разное понятие в разных местах. В арабских кварталах Израиля она одна, в еврейских – другая, в Тель-Авиве и Иерусалиме – тоже разная. Слово "мораль" придумали люди, не удовлетворенные жизнью, люди с большими комплексами, с глобальными проблемами. Когда муж с женой – уже просто партнеры по бизнесу, соседи по комнате. Именно такие люди хотят поставить запрет на все. Видеть зеркало с отражающейся в нем реальностью они не хотят. Лучше все заполировать. Вот такой человек просыпается, видит свое пузо, вспоминает, что с женой они не были вместе уже сто лет, включает телевизор и видит цветущих плейбоев, и для него это, естественно, – разврат. Поэтому, в принципе, когда я начал заниматься своим театром. Я поставил перед собой цель: делать все, что мне хочется, не нарушая никаких законов уголовного кодекса. У меня, кстати, секса на сцене не происходит.
Так что же все-таки такое ваши спектакли: порнография или эротика?
Поймите, обнаженка не связана даже с эротикой. Это, скорее, нудизм. В моих спектаклях – это божественная процедура, превращение происходящего на сцене в игру в детской песочнице. В раю все ходили голые. Потому что все были чисты и наивны. Потому что Ева еще не понимала, что если она голая, она вот так вот может мужика запросто "взять". А вот когда она надела трусы, их из рая и изгнали. Более того, я замечаю, что когда девушка много красится, заботится о каких-то шмотках, это значит лишь одно – у нее серьезные проблемы, комплекс неполноценности. В любом театральном ВУЗе, если девушка приходит поступать накрашенная, ее просят смыть косметику. И если она отказывается, ее не принимают. Потому что такой объем комплексов никакие педагоги не устранят, не исправят никакие тренинги.
В Израиль вы привозите постановку "Лука Мудищев" по мотивам матерной поэмы Ивана Баркова, которую считают одним из самых грубых и откровенных произведений XVIII века. Расскажите о спектакле, который славится, прежде всего, своим "великим русским"…
"Лука Мудищев" – это такой лингвистический эксперимент. Это инсценировка пьесы Баркова. Весь текст соблюдается, со всей ненормативной лексикой. Вот почему обыватели ее боятся? По той же причине, что они боятся зеркала, боятся отражения действительности. Можно описывать нехорошее поведение женщины тысячами эпитетов, но все это будет не точно, условно. А можно сказать одно слово из пяти букв и получите точную характеристику. Кстати, даже уголовный кодекс предусмотрел касательно мата разные толкования и наказания в соответствии с ними. Матом является только употребление слова не в прямом его значении. Если я говорю известное вам слово как междометие – это мат. А если этим же словом я обозначаю в разговоре гулящую женщину – это уже не мат. У меня просто много друзей, писателей, поэтов, которые употребляют в своем творчестве ненормативную лексику. Их все время пытаются засудить, но именно благодаря тому, что они употребляют такие слова в их прямом значении, состава преступления нет.
Если мы говорим о поэме Баркова, то если мы закроем уши, уберем из него те слова, которые многим не нравятся, и взглянем на это как исключительно на литературное произведение, мы увидим абсолютно гениальную поэму. Это не просто скабрезные стишки на матерной основе. Это полноценное, наполненное смыслом произведение. Сюжет прост – это сказка. Живет баба, все у нее есть, а она еще хочет – все ей мало. Как в "Рыбаке и рыбке", помните? В итоге из-за своей ненасытности она и умирает.
"Лука Мудищев" – это интерактивный спектакль. На сцену выйдут и зрители. Всегда есть два-три человека в зале, желающие оказаться внутри действа. Без конфликта невозможно познать человека, он раскрывается только в конфликте, в данном случае – выходя на сцену.
В Москве вы часто показываете спектакли не на театральных подмостках, а на площадках, наоборот, не приспособленных для этого. Я даже читала, что ваш спектакль "Мастер и Маргарита" шел в морге… В Израиле вы выступите на обычной театральной сцене?
"Мастера и Маргариту" я ставил на нескольких площадках. Бывший морг – одна из них. Я уже говорил, что не люблю картонные декорации. Что такое морг в больнице Склифосовского? Во-первых, это бывшая церковь, храм. Росписи сохранены. При этом, среди этих росписей стоят склянки с замаринованными частями тела, с уродцами, лягушками. Все это среди икон. В принципе, это и есть атмосфера "Мастера и Маргариты". Не надо там никаких декораций воздвигать. Приходи и играй. Круче этой декорации нет. Атмосфера храма пересеклась с анатомичкой. Это та самая атмосфера, в этом смысл спектакля. Это запомнится. Не надо придумывать вкус, надо найти нужные ингредиенты.
Вот и Израиль. Для меня это атмосфера. В Тель-Авиве она одна, в Иерусалиме другая, в Вифлееме третья. А в итоге – это одно целое, краски одной палитры. И мне это нравится. Я обожаю эту атмосферу. Мне все равно, где здесь выступать. Все пропитано атмосферой.
Беседовала Анна Розина
Приобрести билеты на спектакль "Лука Мудищев" на сайте NEWSru.co.il
