Нателла Болтянская: мы со слушателями совпадаем, независимо от географии. Интервью
Известный автор и исполнитель своих песен, журналист, ведущая популярной радиостанции "Эхо Москвы" Нателла Болтянская скоро приезжает в Израиль с премьерой программы "Новые песни придумала жизнь…"
- Приобрести билеты на концерт Нателлы Болтянской
Нателла, несмотря на политические страсти в России и мире, хотелось бы больше узнать о вас, поговорить об авторской песне и работе на радио "Эхо Москвы". Позвольте начать разговор с вопроса о создании песен. В эти творческие моменты вы думаете о слушателях, или вы пишете "для себя"? Знакомо ли вам состояние "не могу молчать"?
Сразу захотелось сурово отвергнуть идею отслеживания конъюнктуры. Мол, никогда, ни в коем случае. Ничего подобного. Забавно, но бывают ситуации, когда думаешь именно о слушателях. Например, когда сочиняешь какую-нибудь "поздравлялку". Во всех остальных случаях это именно "не могу молчать". Пишешь ведь о том, что волнует.
Любой, кто слушает ваши песни, обязательно обращает внимание на их сильный эмоциональный накал. Поэтому их запоминают и любят. Но наверняка какие-то песни вам дороже остальных. Вы можете назвать примеры, и почему к ним особо трепетное отношение?
А вы кого больше любите, маму или папу? Просто есть истории грустные и истории веселые. Не то, чтобы всё написанное казалось одинаково удачным, но помню, и даже в книжке про "Эхо Москвы" об этом написано, что, когда начался путч 1991 года, мои песенки оказались в категории "испытанная музыка тревожных дней". То есть, были к месту в данной ситуации в данное время. Я иногда слышу вопрос, мол, как ты это угадала, ведь это случилось много позже, чем та или иная песня... Мама рассказывала, что после уже упомянутого путча, во время шумных демократических торжеств, на каком-то из них я пела "Предупреждение", и её подруга спросила: "Ну, зачем твоя дочь это поет? Этого никогда не может повториться". А ведь еще как повторилось...
В любом случае, ваши песни не могли тогда слушать равнодушно. Часто пишут, что на одном из концертов, когда вы только-только начинали, кто-то воскликнул: "Что она поет? Её же посадят". Вам тогда не было страшно? Почему у вас осталось желание продолжать?
Ну, тогда я себя чувствовала эдаким "несущим свет"… Тогда была настоящая эйфория. Тогда казалось, что вот именно ты ломаешь старую систему. Страшно не было. Было опасение кого-то подвести... Однажды мы выступали по приглашению некой организации в городе Днепропетровске, и приглашающие попросили нас не особо лютовать, если вдруг в зале кто-то будет из городского начальства. А уже после окончания мероприятия вдруг уныло сказали нам, что вот уж это выступление точно последнее, ибо его слушал весь райком или горком партии. На мое "что ж вы не предупредили?", ответили, мол, они впервые сами купили билеты на общих основаниях и пришли без помпы, "под прикрытием". Кстати, печальные прогнозы тогда не сбылись, наши гастроли не прекратили и организацию не закрыли... Сегодня ощущения другие, привычной невозможности. То есть, ты четко понимаешь, что вот эта конкретная песенка, "Гаечка", например, вряд ли прозвучит, скажем, по Первому каналу. Да и вообще госканалы тебя не позовут, а если позовут, то вырежут из твоего выступления все, что не понравится. Я на таковые приглашения всегда отвечаю, что не буду воевать с монтажным столом, а прямого эфира в России уж давно нет в государственных СМИ. Боюсь? Нет, не боюсь. Огорчаюсь. А с другой стороны, последствия, которые могут быть из-за песен сегодня, пока еще не сравнить с последствиями для того же Александра Аркадьевича Галича...
А чего вы боитесь в жизни?
Да обычного – болезни и неприятностей у близких.
Случается, что поэты, как, например, Ахматова, став уже достаточно известными, по-другому смотрят на свои первые литературные опыты. Меняется ли со временем ваше отношение к написанному и спетому?
Ну, есть два варианта ответа – да, мол, все написанное до такого-то года – полная фигня. Или наоборот, нет, я всегда "творила в расчете на вечность". Конечно, меняется. Конечно, про какие-то вещи понимаешь, что сегодня они выглядят наивной агиткой. Но спою, если просят.
Многие сюжеты ваших песен – это истории, часто очень трагические, участником которых становится ваш литературный герой. Он находится там в настоящем времени ("Бабий яр", "Посвящение Соломону Михоэлсу", "Хроники Норд-Оста" и множество других). Он смотрит на все "сейчас", пытается понять, разобраться, что происходит. Вам никогда не казалось, что между вашими песнями и журналистикой много общего?
Всегда казалось. Конечно же, в первую очередь, это истории, которые хочется рассказать.
Что в вашей жизни важнее – песня или журналистика?
И то, и другое – это то, что я делаю. И то, и другое мне важно.
А заняться прозой вам никогда не хотелось?
Вот сесть с утра и сочинить гениальный роман или рассказ пока не получилось. Кто-то внутренний и внешний тебя должен на это подтолкнуть.
Многие ваши песни посвящены еврейской теме. У вас в семье о ней говорили?
Скупо. Но вполне достаточно, чтобы на всю жизнь запомнить, что уничтожать людей за форму носа – это преступление.
Еще до окончания школы вам намекнули, что из-за пятой графы лучше оставить свою мечту о литинстуте. Вы помните свои чувства в тот момент?
Обида, конечно, желание как-то это сломать... Обычные человеческие чувства. И еще – некое "ага, то есть, все, сказанное про антисемитизм, работает и сегодня".
История не терпит сослагательного наклонения, но все-таки. Если бы в вашей жизни не случилось авторской песни, то, как вы считаете, чем бы вы увлеклись?
Чем угодно, от вышивания крестиком до ныряния без акваланга. Ведь каждое увлечение делом проходит одни и те же фазы – от сознания, что не умеешь, до усталости и радости, что вот теперь, кажется, получилось...
Вы ведете передачу "Домашник" на "Эхе Москвы", куда приглашаете известных бардов. Как вы считаете, их сейчас волнуют схожие темы?
Не всех и не всегда. Известные и неизвестные барды это тоже срез общества. Кто-то нервно читает новости с утра, а кто-то плевать на них хотел. Кого-то возмущают нарастающие имперские настроения в обществе, а кто-то их приветствует. А кто-то тихонечко думает одно, а пишет совсем про другое.
Вы считаете синонимами термины "авторская" и "бардовская песня"? Говорят, что Высоцкий не любил, когда его называют "бардом" или "менестрелем".
Вы знаете, я не вижу никакого повода ломать на эту тему копья. Мне ни один из терминов не кажется оскорбительным. Вот "половые" суффиксы – дело другое. Мне кажется чудовищным слово поэтесса, она или поэт или нет. Кстати, почему-то польское слово "поэтка" так не раздражает...
Вы однажды рассказывали, что перед тем, как гость приходит к вам на "Эхо", узнавали о его пристрастиях, привычках и вкусах. Так, кого-то перед выпуском ждал любимый кефир, а для Казарновской подложили гайку (личная примета оперной дивы: перед выходом найти винтик или гайку – к удаче). Что нужно было бы приготовить сегодня вам, будь вы гостем передачи?
Мне – пепельницу и стакан не очень холодной воды без газа. У эстрадных артистов есть такое слово "райдер" – список необходимых предметов. Мой, как видите, весьма прост. Но хорошо помню, как приехала однажды абсолютно простуженная на прямой эфир, где в одиннадцать утра получила немалую рюмку коньяка. Это было весьма позитивно. Или другая смешная история. Однажды в некоем пафосном заведении в мою гримерку принесли огромный бутерброд с черной икрой и какие-то вкусные фрукты от заведения. И только я надкусила, как звонок на сцену. Нет, чтоб доесть, бросила и побежала. А когда вернулась, все уже убрали...
Гостями ваших передач – "Именем Сталина", "Народ против", "Особое мнение" – всегда становились очень интересные люди, часто далеко не однозначные. Случалось ли, что после общения в эфире, ваше отношение к ним менялось? Вы можете назвать, к кому и почему?
Иногда человек не может четко сформулировать свою мысль, но это упущение интервьюера... Помню ситуацию, когда я просто влюбилась в эфире. Это был ведущий передачи "Растительная жизнь" на тогдашнем НТВ Павел Лобков, сейчас он на "Дожде" работает. Меня никогда в жизни не интересовали проблемы огородно-садовые, но Лобков был столь элегантен и эрудирован, привлекал к своему рассказу такие неожиданные цитаты, что я до сих пор очарована. Еще помню одну даму, которая пришла в программу вопреки воле своего шефа и страшно боялась его во время эфира. Зато принесла такие документы сталинской эпохи, что интернет-сайт, куда их выложили, кипел и булькал еще несколько дней.
Позвольте продолжить тему радио. Успех программы часто можно определить степенью откровенности собеседника. А вас легко было бы "разговорить", если бы вы пришли к себе на передачу в качестве гостя? Нателла Болтянская – открытый человек?
Наверное, да. У меня нет привычки ходить на программы, темы которых мне не нравятся или не интересны. Вот часто звонят коллеги и зовут на какое-нибудь кухонное ток-шоу. Да горите вы огнем, не буду я обсуждать свои семейные проблемы, если они есть. Но если тема мне интересна, и мне есть, что сказать, то меня, скорее, трудно остановить.
Кроме Израиля, Вы бываете с гастролями в Америке, других странах. Географические широты как-то "влияют" на предпочтения слушателей? Отражается ли это на репертуаре в гастрольном туре?
Наверное, мне повезло со слушателями. Везде, от Австралии до Германии, включая Израиль, Америку, это в основном люди " понимающие", которых огорчает то же, что и меня. Перед первыми гастролями в США меня организаторы просили не особо напирать на еврейскую тему, мол, здесь принято быть позитивным, а не расчесывать старые раны. Это оказалось полной ерундой, у моих слушателей те же ощущения, мы совпадаем, независимо от географии.
Вы сняли фильм о Валерии Новодворской. Расскажите, пожалуйста, немного о проекте.
На самом деле, фильм о Новодворской – это часть многосерийного цикла видеоочерков об истории диссидентского движения в СССР. Называется "Параллели События Люди", проект некоммерческий. В некоторой степени, сама Новодворская и подтолкнула меня к этой идее. Мне безумно хочется рассказать о советском сопротивлении, мне очень нравятся его герои. А главное, что многие уроки попросту не усвоены, от того и происходит в России то, что сегодня происходит. Конечно, каждый персонаж и каждое событие – материал для отдельного большого исследования. Мне изначально был невероятно труден выбранный формат. Ведь за короткое время нужно успеть и рассказать, и показать, и дать слово герою, но на самом деле такая длительность передачи идеальна для сегодняшнего торопливого человека. Именно интернет – проект дает возможность остановиться на интересном документе, разглядеть старую фотографию. Это получается такая медиа-матрешка, вот тут тебе кино, тут – историческая справка, и все за короткое время. Я не претендую на полное изложение предмета, моя задача – поставить вопросы. Пусть поищут ответы, покопаются в том же интернете...
Как вам кажется, тяжело снимать картину о друге? Или, наоборот, чем лучше знаешь человека, тем легче о нем рассказывать?
Невероятно тяжело. Во-первых, ужасно жалко, что её уже нет. Во-вторых, понятно, я знаю о ней куда больше, чем могу вместить в картинку. С другой стороны, когда делаешь материал о здравствующем человеке, он так или иначе участвует в подготовке серии, а в случае с ушедшим расстановка акцентов на твоей совести.
Это фильм-биография или он посвящен каким-то определенным событиям?
Это фильм – очерк. Это фильм – гугл, если хотите... В нем мы упоминаем то, что кажется нам важным. Выяснить подробности – по желанию зрителя. Читайте её книги, интервью... Она была очень открытым человеком, практически все, связанное с ней, есть в публичном доступе.
Когда человек уходит, происходит некая переоценка, начинаешь улавливать в прошлом то, что раньше было скрыто. Смотрите ли вы сейчас по-другому на какие-то слова и поступки Валерии Ильиничны?
Конечно. Я только теперь понимаю, насколько она была отчаянная девчонка. Именно такими словами. Она была очень храбрый и очень веселый человек. Это при её болезнях, при её жесткости во взглядах...
Вы были в Израиле несколько лет назад. Что изменилось с тех пор в вашей жизни?
Грустно об этом говорить, но время идет вперед. Страна, из которой я приезжаю в Израиль, становится все страшнее...
С какой программой вы приезжаете в Израиль на этот раз? Будут ли премьеры песен (о чем они)?
Вот прямо так все и расскажу. Нетушки, приходите слушать.
Как-то вы сказали, что Израиль для вас – ощущение душевного тепла. В чем оно проявляется?
В однажды переданных из зала таблетках от кашля, когда я закашлялась на сцене... В том, что целый зал в Тель-Авиве встал, когда я запела "Бабий Яр"... В общих для меня с этой страной шести миллионах жертв Холокоста. В друзьях. В отсутствии колбасы на завтрак в отеле. Как же это огорчало Новодворскую... Прямо готова была идти протестовать... В жесте "рэга-рэга" из окна автомобиля на соседней полосе.
Беседовала Ольга Костина
