"Вещи и люди нас окружают" или Как Барышников Бродского танцевал
"…Как славно ввечеру, вдали Всея Руси, / Барышникова зреть. Талант его не стерся! / Усилие ноги и судорога торса / с вращением вкруг собственной оси / рождают тот полет, которого душа / как в девках заждалась, готовая озлиться…"
Иосиф Бродский – Михаилу Барышникову, 1976 г.
Если песня на стихи великого поэта – это, удачное или неудачное, но совершенно отдельное произведение, то танец на эти стихи – это кристаллизация музыки стихотворения. Танец не заставляет стихи потесниться, танец, напротив, заполняет ими все пространство.
На протяжении спектакля Барышников исполняет одну-единственную роль – роль чтеца. Но это не имеет ничего общего с привычной нам художественной декламацией, это именно чтение стихов – не на зрителя, а при зрителе. С таким же успехом Барышников мог сидеть с книжкой у широко раскрытого окна, выходящего на людную улицу. С одной лишь разницей – в данном случае это окно не в комнату, а в душу.
В течение полутора часов все пространство Барышникова заполнено Бродским. Чтец видит, слышит, трогает, нюхает, пробует стихи на вкус. Вокруг никого нет, Барышников совершенно по-хулигански остается с поэтом один на один, просто не закрывает окно. Можно заглянуть, залезть на подоконник, подойти вплотную, схватить Чтеца за пуговицу. Возможно, он даже покажет вам язык. А можно пройти мимо.
И это, пожалуй, делает симбиоз Барышникова и Бродского таким естественным. Как Бродский, Барышников абсолютно и осознанно демократичен и приближается к личному пространству зрителя ровно настолько, чтобы тому было необходимо самому сделать шаг навстречу. Этот путь требует определенных усилий, а значит, его совершит только тот, кто действительно этого хочет, по себе отмерив количество шагов.
В отличие от большинства поэтов, Бродский достаточно уважает читателя, чтобы предоставить ему самому решать, хочет он видеть поэта одетым, раздетым или "с начисто содранной кожей". В отличие от большинства чтецов, Барышников не берет на себя смелость определять количество духовной, физической или другой работы, которую придется проделать слушателям.
И если сначала вам может показаться, что Барышников читает стихи, то потом вы убедитесь, что он их танцует. Даже когда остается практически неподвижен.
После всего вышесказанного возникает естественный вопрос – зачем собственно зрителю напрягаться, платить немалые деньги и лезть в эту форточку, когда можно сидеть со своей книжкой у своего камина и под своим теплым пледом? Возможно, незачем. Спектакль был так сильно раскручен, имена Барышникова и Бродского настолько на слуху, что крайне трудно отделить собственные впечатления от того ореола, который появился у перформанса еще до премьеры. Могу только сказать, что до просмотра спектакля я думала, что после "глаза его белели как щелчок" чернее цвет быть уже не может. Но конь Барышникова, который делает всего несколько движений спиной, – еще чернее.
Алла Гаврилова