Башир, художник из Дриджата: "Религиозные фанатики самые опасные. Религия – это опиум народа". Интервью
Бедуинский художник Башир Абу Рабия дословно цитирует Маркса, но смысл в цитату вкладывает тот же, что Остап Бендер. Башир называет себя социал-демократом, хотя рассуждает скорее как либертарианский социалист. Даже свои картины он со временем перестал обрамлять в рамки, потому что не хочет их ограничивать. Да и пресловутый "парадокс толерантности" Поппера художник решает для себя так легко, что трудно не позавидовать.
Баширу 73 года, он один из самых известных художников по спецэффектам в израильской киноиндустрии. Абу Рабия – бедуин, но сейчас живет в единственной небедуинской арабской деревне Негева – Дриджате. Деревня Дриджат получила статус признанного населенного пункта еще в 2004 году, но часть домов в ней загадочным образом до сих пор не подключены к электросети и летом получают электричество от солнечных панелей, а зимой жителям приходится использовать генераторы. Один из таких домов – дом Башира. Но художник говорит, что даже шалаш в Негеве или в любой другой точке Израиля он не променял бы на дворец в Дубае, потому что "свобода важнее".
Беседовала Алла Гаврилова, которая познакомилась с Баширом в Тель-Авиве, на фестивале документального кино Docaviv, на показе фильма "Под голубым солнцем".
Башир – один из героев фильма, который рассказывает о съемках в Израиле "Рэмбо 3" и о том, как последние много десятков лет государство вытесняет из Негева бедуинов. Абу Рабия работал на съемках третьего "Рэмбо" над спецэффектами, но самое интересное в документальном фильме не его рассказ, а архивное интервью с Сильвестром Сталлоне, в котором актер жалуется на то, как тяжело снимать кино в Израиле, где после тяжелого съемочного дня не отдохнешь в гостинице, потому что рядом с гостиницей тоже все время гремят взрывы (шел 1987 год). А еще один из героев фильма, откомандированный на съемки в качестве сапера прямо со службы в ЦАХАЛе, рассказывал, как как Армия обороны Израиля согласилась провести для съемок "Рэмбо" тренировочный полет двух самолетов. На документе, который цитируется в фильме, стоит подпись Мири Регев (в то время главы Южного округа пресс-службы ЦАХАЛа), а ведь министром культуры она станет только три десятка лет спустя.
Основная работа Башира на съемках третьего "Рэмбо", помимо муляжей оружия, заключалась в том, чтобы скопировать дома в Иерихоне для постройки съемочной площадки в Негеве, так как по сценарию Рэмбо воюет в Афганистане вместе с афганскими моджахедами против советской армии, а в Иерихоне строили точно такие же домики из глины и камня, как в афганской пустыне. Башир рассказывает, что поскольку потом постройки взрывались, то стены приходилось делать не из гипса, а из резины, чтобы не поранить людей. Башир признается, что больше всего на съемках его возмущали американские каскадеры, которые перестраховывались перед каждым трюком. "То ли дело русские израильтяне, они вообще ничего не боятся", – говорит художник.
На самом деле для самого Абу Рабии работа над "Рэмбо 3" – всего лишь один, и не самый значительный, эпизод его карьеры.
Башир из бедуинского племени Абу Рабия родился в деревне Ксейфа в Негеве и рисовал с раннего детства. В старших классах он бросил школу и поехал в Тель-Авив, поступать в Институт искусств и дизайна Авни. Уже на втором курсе юноше стали предлагать участие в выставках. Башир говорит, что ему безумно повезло, что в возрасте 17-18 лет он оказался именно в Тель-Авиве и вкусил той свободы, которая потом, по его словам, определила его дальнейшую жизнь. Окончив "Авни", Башир поехал в Париж, где два года продолжал обучение в Академии изящных искусств École des Beaux-Arts. В Париже Башир учился вместе с Офером Лалушем, потом они вместе путешествовали по Европе и устраивали совместные выставки. Но в 1978 году их пути разошлись, потому что Абу Рабия открыл для себя новый мир киноискусства или, как говорит он сам, в него "вселился киношный черт".
"В Израиле в то время проходили съемки масштабного сериала "Масада" с кучей голивудских звезд. На съемках работал мой приятель, который и предложил мне подработать. Приятель, кстати, не продержался там и месяца, а в меня как киношный черт вселился. Когда ты рисуешь или лепишь в своей мастерской, ты всегда ограничен в материалах и не всегда есть деньги что-то купить. А в кино ты только слово скажи, и тебя завалят всем, о чем ты не мог и мечтать. Кроме того, я до этого всю жизнь думал, что могу держать в руках только кисть, а забить гвоздь мне уже не по силам. Все оказалось совершенно иначе и я просто открыл себя заново. Кроме того, обычно мне быстро надоедает чем-то заниматься, а в кино каждый день происходит что-то новое", – говорит Башир.
Мы беседуем с художником в его мастерской в Дриджате. Мастерская на первом этаже, на втором живут Башир с женой. У них шесть взрослых детей и множество внуков. Все дети окончили Университет имени Бен-Гуриона в Беэр-Шеве. Старшая дочь, Ясмин, продолжила учебу в Оксфорде, на факультете английской литературы. Остальные дети инженеры, медсестры, учителя. "Я был уверен, что Адам станет программистом, он отлично учился в университете на факультете программирования, но он вместо этого взял и стал учителем вождения. Видимо, сильно любит наличные".
Башир хвастается, что вообще не прикладывал для воспитания детей никаких усилий и даже уроки у них никогда не проверял.
Они что, с детства сами так любили учиться?
Нет, конечно, просто у них мама как швейцарские часы. Она и внуков так же дрючит, очень удобно.
Сыновья Башира снимают квартиры в Араде, потому что в Дриджате новые разрешения на строительство получить очень трудно, государство не хочет, чтобы деревня расширялась. Башир говорит, что единственное, что у него в жизни не получилось, – это стать фермером, о чем ему ежедневно напоминают цветы в горшках у входа в дом, для которых нет даже маленького участка земли.
Если спросить Башира о самых сложных для него работах по спецэффектам, он сразу вспоминает две – самую миниатюрную и самую масштабную.
"Однажды меня попросили сделать так, чтобы несколько спичек, которые держит в руках человек, зажглись сами собой. Это была совершенно ювелирная сложнейшая работа, потому что нужно было смастерить в головках спичек маленькие детонаторы, которые сработали бы при нажатии кнопки, сигнал от которой идет по проводу, проходящему по руке актера. Точнее, я думал, что это будет актер, а уже на съемках выяснилось, что спички держит в кадре поэт Давид Авидан. А однажды меня попросили помочь со съемками социальной рекламой для ЦАХАЛа. По сценарию совершенно безумного режиссера повар оставляет на огне на кухне большую сковороду и разговаривает по телефону, сковорода накаляется, потом горит, огонь перекидывается на полотенце на плече у повара, потом на занавески, и в итоге горит вся столовая и солдаты пытаются бежать через объятые огнем двери и окна. Снимали это в Црифине. Туда согнали пожарных, кажется, со всей страны. Командир базы был белый от ужаса, а я успокаивал его тем, что сам боюсь больше, чем он. Но я так медленно нагонял огонь, что солдаты перестали его бояться и спокойно выходили из горящих дверей. В итоге мы весь Црифин подожгли. Было весело", – рассказывает Башир.
Абу Рабия не боится, что его заменят компьютеры и искусственный интеллект, потому что объясняет, что есть три вещи, которые компьютер воспроизвести не состоянии: огонь, вода и волосяной покров. То есть все, внутри чего есть внутреннее сложное движение.
Кроме эффектов, Башира ценят за его работу с искусственной кожей и человеческими муляжами, что особенно важно в фильмах ужасов и в других картинах с изображением различных зверств. Так Абу Рабия познакомился с такими режиссерами, как Тоуб Хупер, снимавший в Израиле "Ночные кошмары", и Брайаном Де Пальмой, который позвал Башира в Иорданию на съемки своего самого страшного фильма – "Без цензуры". Этот фильм сделан в стиле документального кино, потому там была особенно важна достоверность муляжей и грима.
Но самой дорогой из своих работ в кино для Башира остается фильм "Рай сегодня", где Абу Рабия значится в титрах как арт-директор. Башир рассказывает, что изначально был настроен крайне скептически: "Съемки должны были проходить в Нацерете, куда я приехал и уже на месте выяснил, что режиссер передумал и решил снимать в Шхеме с другим арт-директором. Я три дня ругал режиссера последними словами, но на четвертый вся съемочная группа неожиданно приехала в Нацерет и меня снова позвали работать. Оказалось, что на четвертый день работы в Шхеме ЦАХАЛ грохнул с воздуха машину с двумя какими-то подозреваемыми в ста метрах от места, где проходили съемки. Нашим и палестинцам не привыкать, но там же работала международная команда, изумительный французский кинооператор Антуан Эберле, например. И все иностранцы рванули оттуда так, что побросали часть оборудования. И вот приезжают они в Нацерет после трех дней активных съемок в Шхеме, и мне приходится строить новые декорации для съемок, точно копирующие какие-то деревья и дома, которые уже вошли в отснятый материал. В общем, ругаться пришлось всю дорогу, но когда я, наконец, побывал на премьере, я вышел оттуда с ощущением причастности к чему-то очень талантливому и важному".
Один раз за всю свою карьеру Башир Абу Рабия выступил в кино в качестве автора – сценариста и продюсера короткометражного фильма "Убежище", снятого в 1989 году режиссером Рашидом Машарауи. В этом фильме, который получил множество израильских и международных кинонаград, снялись одни из самых известных израильских актеров арабского происхождения – Мохаммад Бакри и Салим Дау. Интересно, что Бакри, который на тот момент уже был знаменитостью благодаря своей роли в культовом фильме "За решеткой", по словам Башира, воспринял "Убежище" как малозначительную студенческую работу и относился к съемкам настолько халатно, что приходил на съемочную площадку нетрезвым.
"Самое обидное, что моя самая любимая сцена в фильме – это как раз сцена, в которой герой Бакри бродит пьяный по Яффо. И именно потому что он действительно на съемках напился, мы снимали ее бесконечно долго и тяжело. А сцена – огонь. Герой Бакри в какой-то момент решает отлить и в процессе пытается очертить карту Ближнего Востока. Вот, мол, Саудовская Аравия. А вот, мол, Великая Сирия. Представьте, если бы тут не было евреев, мы бы сейчас были сирийцами, упаси Аллах. В общем, он в самом буквальном смысле описывает ближневосточную геополитическую карту".
Салим Дау, напротив, поразил Башира своим профессиональным и уважительным подходом. В итоге для Абу Рабии фильм "Убежище", как он говорит, стал лучшим примером того, как могут сосуществовать израильтяне и палестинцы.
Но это кино. А в жизни такое возможно?
Конечно. Я ведь действительно не променяю любую хибару в Израиле на дворец в любой арабской стране. Во-первых, из-за свободы, которой нет больше нигде в этом регионе. А во-вторых, потому что свобода всегда идет рука об руку с уважением. Я убежден, что таких фашистов, как все эти Бен Гвиры и Смотричи, в Израиле не так много. Пусть даже их 20 процентов, но подавляющее большинство израильтян – это люди вменяемые. Вменяемым я считаю человека, который не навязывает другим свои убеждения, религию, вкусы, сексуальную ориентацию. И который понимает, что на самом деле его определяет не все это, а человеческие качества.
Мой отец был очень верующим человеком. И с тех пор, как я себя помню, он регулярно рассказывал мне одну историю. Ему было очень важно, чтобы я ее запомнил. В 40-е годы, когда он был молодым парнем, в Негеве было очень туго с работой, и в какой-то момент он нашел работу в монастыре. Убирал, работал в саду, занимался какими-то починками. И пять раз в день, как правоверный мусульманин, совершал молитву. Но поскольку работал-то он в монастыре, он всегда старался найти для молитвы какой-то укромный уголок. И вот однажды это заметила мать-настоятельница и спросила отца, почему он прячется во время молитвы. Отец сказал, что не прячется, а просто не хочет оскорбить чувства монашек. И тогда мать-настоятельница сказала ему: "Ты не можешь оскорбить наши чувства молитвой. Ты верующий человек, я верующий человек, и никто из нас не должен стесняться своей веры. Поэтому, Абу Ахмад, я прошу тебя молиться на территории монастыря везде, где тебе удобно".
Поэтому мой верующий отец, с которым мы никогда не сходились в вопросах веры и высших сил, все равно для меня самый авторитетный пример. Пусть он поклоняется Аллаху, а я – свободе.
Поклонение свободе все равно поклонение.
Это если оно безгранично. Да, я считаю себя даже не песчинкой в этом мире, а долей песчинки. И готов поклоняться любому цветку или дереву и бесконечно благодарить силу, которая подарила мне это счастье. Мне трудно слышать плач ребенка, я не могу выносить вид человеческих страданий. Но при этом я готов стать палачом тому, кто эти страдания причиняет. Терпимость не может быть безграничной – ведь нет ничего опаснее фанатизма.
А религиозные фанатики самые опасные. Религия – это опиум народа. Человек становится зомби. Как те, кто пришли сюда 7 октября. Как тот фанатик и психопат в Газе, который их сюда послал.
Для вас что-то изменилось после 7 октября?
Во мне пошатнулось пренебрежительное и презрительное отношение к теориям заговора. Я не могу поверить, что руководство страны и армии в течение десяти часов действительно не могло отправить в кибуцы войска. Как говорил Ишаягу Лейбович, война 67-го года испортила израильтян и им стало казаться, что они все пуленепробиваемые. И я не мог поверить что этих мачо таким жутким образом застали врасплох. Что просто пришел какой-то оборванец и показал, где раки зимуют.
Как вы относитесь к тому, как Израиль ведет войну в Газе? К гибели мирного населения?
Я уже говорил, я против насилия, но когда фанатики хотят убить тебя и твою семью, другого выхода часто нет.
Это ужасная трагедия. Там множество мирных жителей, которые страдают и гибнут, не поддерживая ХАМАС. У меня есть чудесный, интеллигентнейший друг, художник, который против ХАМАСа, но вынужден молчать, как мертвая рыба, потому что иначе его убьют. И таких множество. Но да, все народы всегда платят цену за злодеяния своих диктаторов, с этим ничего не поделаешь.
