Семен Файбисович на "Свежей краске". Фактура места и дигитальный транс
Публикуется на правах рекламы
С 26 по 30 апреля в Тель-Авиве уже 10-й раз пройдет выставка-ярмарка современного израильского искусства "Свежая краска", в которой примет участие художник Семен Файбисович, недавно перебравшийся из Москвы в Тель-Авив. Эта выставка – его первая экспозиция в Израиле – и сразу отдельный бокс на самом крупном художественном событии года в Тель-Авиве. Так что повод для интервью сложился легко: выставка-алия-переезд...
С художником побеседовали Маша Хинич и Елена Шафран.
Когда на международном аукционе Phillips (первом, где появились ваши работы), цена на одну из них в процессе торговли подскочила с 60.000 долларов до 600.000, в зале раздались аплодисменты... Вы стали одним из самых продаваемых авторов, средняя цена одной работы которого 100.000 долларов и выше. Ваши работы продавались на аукционах Sotheby's, Christie's, Phillips. Что испытывает художник, когда цена на его картины взлетает в десятки раз?
Когда проходил первый аукцион, я считался неудачником, "мертвым" художником – критики меня к тому времени уже давно похоронили. В каком-то смысле я с этим смирился. Думал, может, "потом" что-то произойдет – художнику ведь бывает полезно умереть. Работы попали на этот аукцион случайно из частного нью-йоркского собрания, куда были приобретены в период первого русского бума в конце 1980-х, когда меня выставляли в Нью-Йорке. Но бум закончился, цены на мои картины застыли на смехотворно низком, по нынешним понятиям, уровне и все равно их практически никто не покупал и они хранились дома. А тут, во время аукциона, когда стартовая цена со страшной силой пошла вверх, мне начали звонить прямо из зала, и я сам услышал аплодисменты после окончания торговли, что на аукционах бывает крайне редко. Вот таким образом у меня началась новая жизнь.
И что вы почувствовали?
На фоне некоторой депрессии и пессимизма в отношении перспектив это было круто! Типа счастье. Сильные, в общем, положительные эмоции – вроде как тебя чудесным образом воскресили. Ну, или что ты каким-то образом переместился в рай при жизни.
И вот вы снова почти в раю – в мастерской с высокими потолками и большими окнами на север... Вы выбрали идеальное место. Казалось, что таких домов просто больше уже нет.
Это не только мастерская, я здесь и живу. Вы знаете, ни один квартирный маклер не хотел со мной разговаривать после того, как я сообщал свои пожелания – высокие потолки, окна на север. Одна так просто фыркнула и, что называется, бросила трубку. Но квартира нашлась – первая же, которую мне предложил посмотреть сын. Она устроила меня по всем параметрам. К тому же я сразу запал на этот район – граница Тель-Авива и Яффо. Все рядом- море, Флорентин, Неве-Цедек, рынок… И кругом "мои" фактуры. В общем, сразу сжился с этим местом, полюбил его.
И не скучаете по Москве?
Регулярно там бываю: дети, выставки... У меня особых причин уезжать-то и не было. Все вроде шло нормально, но вдруг стало тошно там находиться. Почувствовал отвращение к происходящему в стране и в городе на уровне бешенства. Причем буквально ко всему. Помните, как было при советской власти, когда ты можешь сутки ездить в общественном транспорте, ходить по городу и не встретить ни одного лица – одни рожи? И это вернулось – в еще даже худшем виде.
А куда подевались лица?
Разъехалось огромное количество людей. В последнее время поехали уже все - и Москва, и Питер. А ко всему еще Собянин начал целенаправленно уничтожать мою Москву - ту, что всю жизнь была моей музой.
Не все с вами согласятся...
Это их проблемы. А у меня к тому же начались серьезные проблемы с глазами. Начал лечение в Москве и понял, что вот-вот лишусь правого глаза – такие там врачи. Я и так собирался уезжать в Израиль - в начале 2016 года, но тут рванул на пару месяцев раньше. Вся надежда была на Израиль – что здесь спасут зрение. И спасли.
У всех сейчас на слуху "театральная история", громкое дело Кирилла Серебренникова. Издалека видится, что в художественной среде совсем другая ситуация: выставки, вернисажи, насыщенная художественная деятельность –это так или это наши иллюзии?
Если в Москве живет 16 миллионов человек и среди них 15% нормальных людей, то это уже пара миллионов. То есть эта жизнь пока продолжается. Но и с художниками соответствующие истории случаются. Просто не все о них знают.
Когда проходила ваша недавняя выставка в Москве – "Москва моя" - год назад в январе – марте 2017 года, вы уже были израильтянином?
Да. Выставка долго затевалась, так что к моменту открытия я уж больше года жил в Израиле. До последнего сомневался, что получится, было ощущение пира во время чумы, но все получилось.
Эта выставка имела большой успех и резонанс.
Честно говоря, я даже такого не ожидал. Может отчасти это произошло оттого, что в России по-другому относятся к уехавшим? Когда живешь – ну и живи себе, кому ты на хрен нужен. А как уехал, всем сразу интересно: "А почему уехал?"
Герои работ на той выставке - аутсайдеры, люди, выброшенные из жизни, какая-то несчастная фактура.
В начале 2000-х мое отношение к героям своих картин изменилось, стало помягче, чем в советские времена и чем опять стало. Гегемон, считавший себя хозяином жизни, оказался просто бедным людом, сборищем неудачников - а теперь снова почувствовал себя хозяином жизни.
Как складывается ваша жизнь в Израиле?
Когда в моем возрасте начинаешь с нуля жизнь в совершенно другом мире… В общем, вначале не обошлось без депрессии, но потом все наладилось, быстро прикипел.
Резкая смена обстановки привела к резкой смене вашего стиля... Вы перешли от масляной живописи к цифровому формату. Почему? От растерянности?
Нет, новые визуальные впечатления стали наиболее позитивной для меня компонентой новой реальности, позволившей войти в нее, сжиться с ней. Сначала по приезде начал фотографировать.
Как любой человек в незнакомом интересном месте?
Нет, как художник, который занимается фотографией много лет. Но здесь стало накапливаться ощущение, что фотография не все говорит о том, что я вижу. Что-то идет изнутри фактур. Какая-то энергия просится наружу. Этот свет, это воздух, эта многотысячелетняя подоплека - не знаю в чем именно дело, но никогда в жизни у меня такого ощущения не возникало в Москве: что за фото-реальностью есть что-то еще, какая-то другая. И поскольку у меня уже были какие-то навыки работы с фотошопом, я начал пользоваться ими, пытаясь это все извлечь: дать выход той энергии, которая на меня прёт, репрезентировать ее. Так, собственно, этот проект и родился.
Вашу технику можно назвать дигитальной живописью. Довольно смело для традиционного художника, работавшего маслом и кистями, перейти на цифровой формат. Резкая смена всего или постепенные метаморфозы?
Да я вообще рисковый. Всегда иду навстречу вызовам судьбы. А идя, естественным образом прохожу через разные стадии, этапы. В конце прошлого – начале этого века у меня был большой перерыв в занятиях живописью - 12 лет. Вместо этого в основном литературные занятия, потом параллельно занялся авторской фотографией. Купил крутой аппарат и им снимал. А тем временем появились первые мобильники с камерами. И какие-то ребята в Москве придумали проект, пригласили 10 художников, раздали им телефоны с камерой в 0,6 мегапикселей. Сказали: "Снимайте, что хотите, мы потом это растянем, распечатаем на бумаге и сделаем выставку". Так я начал снимать мобильным телефоном и мне это дико понравилось. Камеры в тех мобильниках не могли натурально передавать визуальную информацию – пикселей-то кот наплакал - и вынуждены были "творить". Но именно это меня привлекло – их вынужденное творчество, их обреченность на него. Ну, я и начал помогать им в этом творчестве. Но когда картинки механически увеличили и напечатали на бумаге, умерло все, что я видел на крошечном светящемся экранчике – вся привлекшая меня потенция. А мне не хотелось отступать. Взял несколько уроков фотошопа и начал пытаться с его помощью вытаскивать то, что хотела "сказать" мне камера. Так родился предыдущий мой проект - смешанной живописи. Ходил с мобильником, снимал московскую жизнь, потом все это в фотошопе обрабатывал, растягивая попутно, и печатал на холсте. Печать была плохого качества, зато холст очень хорошего - чтоб можно было поверх печати писать красками. Занимался этим 10 лет. А смысл новой, здешней затеи в совершенно другом, в том числе технологически: раньше все строилось на низком качестве исходного имиджа, а теперь - на высоком, что и позволяет превращать в самодостаточный живописный продукт чистую цифру.
И сами вы как определяете этот процесс?
Я сам к этому отношусь как к полноценной живописи. Для меня это такой же творческий процесс, как когда я сидел за мольбертом, впадая в транс при работе красками и кистями. Просто сижу не в Москве, а в Тель-Авиве, и не перед холстом, а перед монитором.
И тоже впадаете в транс?
Да, верно. Очень часто смотрю на результат и сам не понимаю, как его добился: второй раз не смогу пройти этим же путем.
Можно сказать, дигитальный транс...
Можно, запросто. Когда что-то делаешь – неважно что - роман пишешь или картину, то и дело впадаешь в "претворенное" состояние, тебя будто что-то куда-то несет.
Сегодня понятия настоящая живопись и традиционная живопись далеко разбежались…
Я с вами совершенно согласен. Хотя все эти определения – вещь эфемерная.
Меняется время, меняются техники, но главным остается человек. Все-таки художник движет творческими процессами.
Мне кажется, справедливо и другое. У каждого процесса есть своя внутренняя логика. И коль ты в него втягиваешься, он начинает тобою рулить. Присутствует и его воля, и твоя. И друг с другом они находятся во взаимодействии. Вот я сюда попал. Если бы я не переместился, то не возник бы мой новый проект, работы из которого вы увидите на "Свежей краске".
Когда вы идете по улице с камерой, что вас заставляет остановиться?
Очень интересный вопрос, на который не очень легко ответить. Потому что далеко не всегда отдаешь отчет в том, что тебя тронуло. В Москве так же было. Я же почему-то взялся за фотоаппарат в советские времена, когда никто на улицах не снимал – за все годы ни одного человека не встретил, который бы занимался тем же самым (позже узнал, что во всем СССР нас было всего несколько человек). Меня очень волнуют окружающие фактуры - возбуждают. Фактуры, что у всех перед глазами, окружают каждого. Они ведут с человеком разговор о жизни, а сейчас она у меня здесь.
Состоявшийся человек, вы оказываетесь в другой среде, в ваших работах есть дух одиночества, как будто вы ведете разговор не со зрителем, а с этими фактурами.
Искусство, это, прежде всего разговор с самим собой. Еще со своим временем, с окружающей жизнью, с богом, у кого он есть. С другими людьми тоже, разумеется – со зрителем, читателем. А как художник я всегда обращаюсь исключительно к людям с глазами - к тем, кто использует их как органы чувств, а не как инструменты считывания информации.
Вы видите сюжет в кадре?
Я архитектор по образованию, поэтому у меня проблем с композицией нет. Я про кадр и компоновку вообще не думаю никогда. Просто фиксирую, что привлекло, задело, а остальное получается само собой. Мне здесь - в Израиле - многое в новинку, и потому бросаются в глаза какие-то вещи, к которым здешние люди привыкли, не замечают их как проходные. Впрочем, в Москве было примерно то же самое.
Что именно бросается в глаза?
Сюжетов очень много, разных. Можно выделить сюжетные темы стройки, что тут повсюду, или селфи, или манекены – здесь это отдельная богатейшая тема... Иногда это развитие одного конкретного сюжета в разных "подспудных" версиях. А доминируют типа "мусорные" ландшафты и фактуры - восхищает и гипнотизирует потенциал формы в их бесформенности, неказистости, никчемности.
Ваши новые – дигитальные - работы можно тиражировать?
Конечно. Но я для себя решил, что тираж будет максимум три экземпляра.
Вы говорили о пластах сюжетов. А пласт восточной культуры? Вы его чувствуете? Он же тоже не сразу проявляется, не сразу начинает довлеть…
Сегодня для меня восток-запад не актуальная дихотомия. Я бывал в Израиле много раз. Мой сын живет здесь с 1989 года. Поначалу бросался в глаза экзотический фактор, но это, скорее, был туристический взгляд. Возможно, в дальнейшем снова возникнет эта проблематичность – но уже как актуальная для обитателя этого мира. А сейчас я в него постепенно погружаюсь. Сейчас меня очаровал Тель-Авив – я под воздействием его чар и с ними работаю, и тут тема Восток-Запад для меня не на первом плане. Вообще это очень энергетийный город, где все сталкивается, смешивается, бурлит. Таких мест на Земле на самом деле мало – где "варится каша". Тель-Авив именно такое место.
Выставка Семена Файбисовича (его представляет иерусалимская галерея "RosenbachContemporary") пройдет на ярмарке современного искусства "Свежая краска" с 26 по 30 апреля в выставочном комплексе в Тель-Авиве "Ганей Тааруха – Мерказ а-Яридим". Сайт ярмарки - www.freshpaint.co.il
Биография художника с сайта московской галереи "Риджина", с которой Семен Файбисович сотрудничает много лет.
Семен Натанович Файбисович родился 10 февраля 1949 г. в Москве. В 1959‒1964 гг. учился в Краснопресненской художественной школе, в 1966-1972 гг. в Московском архитектурном институте. С 1972 по 1988 гг. работал архитектором. В 1976 г. начал выставлять графику, а затем живопись в подвалах на Малой Грузинской, где осенью 1985 г. она была замечена нью-йоркскими дилерами. С 1987 г. картины начали широко выставляться в США, затем в Западной Европе и СССР (России). В 1995 г. сменил занятия живописью на литературные, выставлял фотографии, видео и инсталляции, но через 12 лет вернулся к ним. За это время его полотна стали считаться классикой и значительно выросли в цене. Работы Файбисовича находятся в собраниях Третьяковской галереи (Москва, Россия), Московского музея современного искусства (Москва, Россия), Мультимедиа Арт Музея (Москва, Россия), Birmingham Museumand Art Gallery (Бирмингем, Великобритания), Ludwig Múzeum – Kortárs Művészeti Múzeum (Будапешт, Венгрия), Zimmerli Art Museumat Rutgers University (Нью-Брансуик, США), Muzeum Sztukiin Łódź (Лодзь, Польша), Kunsthallein Emden (Эмден, Германия), а также в частных коллекциях в Великобритании, Венгрии, Германии, Польши, России, США и других стран.
