Неделя в кино: Москва как "часть той силы"
Главным кинособытием прошедшей недели для русскоязычных киноманов в Израиле стала долгожданная премьера фильма Михаила Локшина "Мастер и Маргарита". Фильм вышел на российские экраны еще три месяца назад, его премьера сопровождалась в России доносами на режиссера, который осудил российское вторжение в Украину, обращениями в прокуратуру и рекордными сборами. Было продано пять миллионов билетов. Многие ходили смотреть картину по знаменитому роману по два, а то и по три раза. Травля режиссера, впрямую перекликающаяся с сюжетом романа Михаила Булгакова, привела к тому, что продюсеры убрали имя Михаила Локшина из титров и открестились от него. Словно в ленте Мебиуса, булгаковский сюжет ожил в контексте новой/старой российской действительности.
По признанию Михаила Локшина, он не стремился к прямой экранизации романа, который уже не раз выворачивался, выламывался из режиссерских попыток загнать его в киноформат. Даже в титрах к фильму это отдельно подчеркнуто – "Мастер и Маргарита" Локшина снят "по мотивам романа", это интерпретация, фантазия на тему, собственное, Локшина, прочтение самого мистического романа XX века. "Книгу нельзя впрямую, буквально перенести на экран, – сказал Михаил Локшин, отвечая на вопросы зрителей в Тель-Авиве. – Литература и кинематограф живут по разным законам".
И действительно – фильм "Мастер и Маргарита" существует внутри собственного пространства, интерпретируя роман, написанный в эпоху советского тоталитаризма, в его новом, сегодняшнем воплощении, втягивая в это цунами смыслов и аллюзий и символизм фильмов Лени Рифеншталь, и узнаваемые сюжеты размышлений российских кинематографистов о природе противостояния художника и власти, и тарантиновское воплощение идеи неизбежного и безжалостного возмездия, которое обязательно настигнет воинственное ничтожество.
Не со знаменитой сцены на Патриарших, а с возмездия, учиненного невидимой Маргаритой (Юлия Снигирь) в квартире критика Латунского, и начинается фильм Михаила Локшина, с первых минут протягивая зрителю ключ к прочтению режиссерского взгляда на роман: "Мастер и Маргарита" для Локшина – не о жертвах тоталитарного культа и его ретивых жрецов, а о высшей справедливости, превосходстве свободного, бессмертного над культом, воплощающим человеческие страстишки. Локшин неслучайно в начале рассказывает историю Мастера, делая отсылки к "Театральному роману" Михаила Булгакова. Драма Мастера (Евгений Цыганов) перекликается с историей главного героя "Театрального романа", писателя Максудова, чей роман, а потом и пьеса захлебнутся в удушающих клешнях цензуры. Пьесу Мастера "Пилат", спектакль по которой отменяют прямо во время генерального прогона (работники сцены грубо врываются на репетицию, вырывая из рук Пилата ту самую чашу, в которой он умывает руки), на заседании Московской ассоциации литераторов (МАССОЛИТа) объявляют реакционной и не соответствующей задачам советской литературы (судилище это в свою очередь очевидная отсылка к другому воплощенному в кинематографе советскому судилищу – сцене из картины Валерия Тодоровского "Стиляги"). Мастера вышвыривают из союза писателей, оскорбляют подачкой-гонораром в театре, прогоняют из писательского ресторана "Грибоедов". На этом судилище поддерживавший Мастера председатель правления МАССОЛИТа Берлиоз (Евгений Князев) умывает руки, подчинившись воле толпы и убийственному приговору первосвященников от советской литературы. Так же как переосмысленный Мастером суд Пилата над Иешуа Га-Ноцри выносит приговор о вечной муке римскому прокуратору, судилище над Мастером призывает в Москву вечный дух справедливого возмездия, профессора черной магии Воланда (Аугуст Диль), часть той силы, что вечно хочет зла, но вечно совершает благо. Эта знаменитая формула описания Сатаны Гете, вызывавшая немало споров, прозвучит в фильме трижды, снова подсказывая зрителю – демоническая суть Воланда, с брезгливой насмешкой всматривающегося в этого "нового советского человека", справедливее и милосерднее безбожной советской/российской действительности. Воланд в фильме Локшина возникнет не сам по себе, как у Булгакова, не извне, а изнутри одиночества и омерзения Мастера к перекраиваемой на его глазах реальности, в которой уютный, ламповый мир старой Москвы прошлого рассыпается под безжалостным молотом великой стройки коммунизма, разрастающейся до гигантских размеров советских звезд, бравурной, восторженной слаженности парадов, перекликающейся с фильмами Лени Рифеншталь. Образы советского сливаются с образами нацистской Германии, булгаковская сатира отступает перед локшинским художественным предчувствием этого слияния, окончательно оформившегося уже после того, как фильм был снят. Символы, события булгаковского романа в фильме Локшина несутся по ленте Мебиуса, подчиняясь воле Мастера – это его вольный дух остается несломленным перед лицом Пилата, обрекая того на вечную муку, это его неспособность смириться в безумии мечется по Москве с иконкой и свечой, надеясь поймать, предотвратить катастрофу, это его отвращение к советскому обывателю обращает Коровьева и Азазелло в Джокера в знаменитой сцене в варьете, и, наконец, это его справедливая ярость воплотятся в ироничную и безжалостную усмешку Воланда, воздающего каждому по делам его.
Михаилу Локшину не дали закончить монтаж фильма, что-то заставили вырезать уже на финальном этапе, и оттого есть в нем тревожная рванность, захлебывающаяся скомканность иногда. Как будто оказываешься внутри этого сумбурного, суетливого, пытающегося скрыть то, что уже скрыть невозможно (ничего личного, just business), постпродакшна. Как будто прямо во время генерального прогона перед премьерой на сцену врываются люди с серыми лицами, вырывая из рук Мастера его великий роман.
Обзор подготовила Алина Ребель
