Стуруа и Калягин везут в Израиль "Бурю" Шекспира и "Морфий" Булгакова
Московский театр Et Cetera Александра Калягина, созданный им в 1992 году на основе талантливого курса Школы-студии МХАТ, и театр "Гешер" в конце мая – начале июня в рамках "Фестиваля Гешер" представляют два спектакля: "Бурю" Шекспира в постановке Роберта Стуруа с Александром Калягиным в роли Просперо и "Морфий" по повести Булгакова в постановке Владимира Панкова, руководителя студии "SounDrama".
- Приобрести билеты на спектакль "Буря"
- Приобрести билеты на спектакль "Морфий"
Волшебная мантия Просперо по праву украшает Александра Калягина, 70-летие которого будет отмечаться в мае 2012 года – возраст мудрости, когда понятны и тщета реванша, и призрачность любых побед, так соответствующие образу Просперо. "Буря" его театра собрала знаменитую команду: постановщик Роберт Стуруа, умеющий прочувствовать и воплотить творения Шекспира, как никто другой, один из лучших в мире интерпретаторов Шекспира. В режиссерском деле Стуруа – маг почти такой же, как всесильный Просперо. Сценограф – Георгий Алеси-Месхишвили, композитор – Гия Канчели, создавшие из чудесной комедии Шекспира, венца его последних работ, одной из самых почитаемых пьес в наследии английского драматурга, философскую притчу о любви, мщении и прощении. Философии здесь сопутствуют открытая театральность, сильнейший визуальный ряд и восхитительные перевоплощения актеров.
Считается, что "Бурей" Шекспир попрощался с искусством, как Просперо с магией. Так же считается, что в пьесе-завещании Шекспир, сменив дух горького скепсиса на дух всепрощения, дал урок театрального волшебства. А с ним — конспект своей философии. Самые знаменитые его слова (кроме "Быть или не быть") звучат именно в "Буре", и произносит их Просперо:
"Мы созданы из вещества того же,
Что наши сны. И сном окружена
Вся наша маленькая жизнь".
"Все грешны, все прощенья ждут, да будет милостив ваш суд". Такими словами Шекспир заканчивает свою итоговую пьесу, таков же главный жизненный вывод, который он вложил в уста волшебника Просперо. Философский посыл очевиден: и режиссер, и актеры вслед за Шекспиром хотят сказать человечеству не о том, что оно виновно, а о том, что оно прощено. И это уже другой вопрос – можно ли простить и полюбить своих врагов в одночасье? "Буря" – это пьеса о всепрощении и попытке вернуться. И также о несовершенстве и подлости. А магический спектакль с Александром Калягиным в "Et Cetera" – о бури внутри нас.
Буря порождает иллюзии и страхи. И потому не случаен выбор второго спектакля театра "Et Cetera" для "Фестиваля "Гешер" – "Морфий" по Булгакову в жанре саундрамы, музыкального театра. Говорят, что истинным ключом к пониманию "Бури" является ее музыкальная интерпретация. Не случайно вся пьеса симфонична, являясь игрой звуков, песен, стонов: рев морских волн, завывание ветра, шепот леса, шорох человеческих шагов в зарослях или по песчаному берегу. И не случайно вспоминаются слова Просперо:
"Будь сдержан. И великие обеты в огне страстей сгорают, как солома.
Жалка отчаянность самоубийц".
"Морфий" – это исследование распада человеческой личности, человеческого сознания. Слабый человек, будучи не в состоянии бороться за самого себя, саморазрушается. Это классический рассказ о самоубийце, показанный через музыку и звук, через "саундраму", придуманную режиссером Владимиром Панковым, несколько лет назад ставшего триумфатором фестиваля "Новая драма". Панков – актер, музыкант и постановщик, талантливый экспериментатор, сближающий драму с современной музыкальной культурой, впервые применил свои постулаты к классике – к прозе Михаила Булгакова. В спектакле "синтезируются" приемы разных театральных жанров. Но основа всего – музыка, управляющая действием, дающая шифр к художественным образам.
Музыка является первичной, на нее нанизывается текст. Музыка в спектакле – это арии из "Аиды", шум природы, деревенские песни. Стоны виолончели, ворчанье контрабаса, барабанное уханье, топот, свист и птичий гомон cглаживают контрасты между реальностью и радужными грезами. Речь персонажей, оперные фрагменты, язык тела, вокал – все эти элементы образуют единый музыкальный текст. Музыка не иллюстрирует текст, а произрастает из слов. А слова выливаются в музыку. Панков озвучивает болезнь. Опера Верди микшируется с современной клубной музыкой и звуками ток-шоу, а страшные доски, которыми ограждено пространство сцены, превращаются в застенки, где сгниет поколение доктора Полякова, не добитое морфием и ужасами гражданской войны. Не только sound в этом спектакле звучит занимательно и разнообразно, но и drama получилась неподдельно острой.