Нателла Болтянская: "Ощущение собственного семитства – вне местонахождения"
Известный автор и исполнитель собственных песен, журналист, ведущая многих передач популярной радиостанции "Эхо Москвы" Нателла Болтянская скоро приезжает в Израиль с премьерой программы "Эхо свободы". Накануне гастролей организаторам концертов удалось связаться с ней и задать несколько вопросов.
- Приобрести билеты концерт Нателлы Болтянской
Нателла, когда вы последний раз были в Израиле? Что за это время про-изошло в вашей жизни?
С гастролями в последний раз я была в 2015 году. За это время я записала альбом новых песен, который и привезу в Израиль. А в остальном – после окончания съемок документального сериала о диссидентском движении я поняла, что тема эта меня в покое не оставила. И – подала на стипендию Галины Старовойтовой в Институте Кеннана в Вашингтоне. Стипендию я получила, три месяца провела в Институте, начала работать над монографией о международной поддержке диссидентского движения. По окончании Кеннановского периода неожиданно получила предложение от директора Юридической Библиотеки Конгресса продолжить исследования у них, с тех пор периодически наведываюсь в Вашингтон, а работаю сейчас над исследованием об Американских законодателях, которые, со своей стороны, боролись за права советских граждан. Нашла много интересных документов, побывала в Национальных Архивах США, архиве Рональда Рейгана и Джейкоба Джавитца – сенатора, который очень много сделал, в частности, чтобы помочь советскому еврейству. Некоторые источники приписывают ему даже авторство идеи, которая впоследствии воплотилась в поправку Джексона-Вэника.
В интервью вы часто раскрываете удивительные факты, связанные с влиянием на ваше мировоззрение отца – академика Савелия Львовича Ки-пермана. Вопреки расхожему мнению, что, родившись в такой интеллигент-ной семье, вы должны были расти и радовать воспитателей и учителей, как и полагается хорошей еврейской девочке, вы проявляли характер с неожи-данной для них стороны (в детсаду укусили Деда Мороза за то, что вел себя неподобающе покровительственно, а в школе, уже с папиной поддержкой, организовали забастовку всех классов из-за того, что в столовой детей кормили несвежими сосисками). Скажите, как на эти поступки реагировала мама? Что она за человек? Поддерживала ли она вас в детстве? В более зрелом возрасте?
Мама – друг, соратник и вообще мама. Она у нас в моем детстве была жертвой наших темпераментов. Мы с отцом часто и жарко спорили. Мама иногда устало говорила: как же вы, Киперманы, мне надоели. Когда я стала постарше, прикрывала меня от папиного гнева. А еще позже – утешала его, когда я рычала. До сих пор грустно вспоминать, как я "наехала" на отца в 2000 году, совершенно не уважая его свободу выбора. Он тогда проголосовал на выборах за и ныне действующего президента России. Впрочем, папа ушел из жизни тогда же, в 2000, и не увидел более поздних кульбитов российской власти. Знаете, мне ужасно поду-мать, что мы бы могли с мамой оказаться на разных гражданских позициях. Такое бывает в семьях. В нашем случае не возникает споров, чей Крым и встала ли Россия с колен. Что касается поддержки, то мама и муж – подневольные первые читатели и слушатели всех моих изысканий. Причем оба они не владеют английским, а работа пишется именно на этом языке, поэтому номер "оставь, я потом прочту" не работает. Я пока не расскажу или не покажу, что накопала, не отстану. То же самое со стихами. Мама еще и редактирует, когда я пропускаю знаки препинания или не могу сформулировать мысль. Дежурная ситуация – это звонок маме с вопросом: придумай синоним или выдели главное из текста…
Что для вас значат понятия дом и семья? Если бы вы могли нарисовать или снять для фильма идеальную картинку на эту тему, то какая бы она была?
Да ничего сверхъестественного. Дом – куда хочется вернуться. Я, правда, уже па-ру-тройку лет в основном дома работаю за компьютером. Дом — это место, где ты, как в детской игре – руки над головой, и – в домике. Несколько лет назад мы переехали в другую квартиру, с окраины Москвы практически в центр. И в этом месте, даже территориально, мне нравится все – от наличествующих парков вокруг до высоты потолков над головой. Одно жалко: мама теперь живет на другом конце Москвы и видимся мы реже.
Я считаю, что у меня идеальны и дом, и семья, хотя, понятно, взаимопонимание не всегда бывает идеальным. Но, главное, мы все дорожим друг другом. Идеальная семья – это когда едешь в командировку, и предлагаешь маме смотаться в другой город за компанию. И она с удовольствием едет. Или, когда в три часа ночи муж обнаруживает тебя в дыму за компьютером, молча гладит по голове, выбрасывает полную пепельницу и уходит. На самом деле семья-то не маленькая. Когда приходят в гости внуки мужа, то сидит вся эта компания детей и подростков в основном на моей голове – от "подраться подушками" до "накрасить брови". Старшая сейчас учится в непростой такой школе, там все предметы даются интересно даже для меня. Однажды мы с ней сочиняли газету, которая могла бы выйти в свет в Германии накануне Второй Мировой войны. Еще как-то раз ей нужно было написать эссе о диссидентах 60-80 годов. Она мне позвонила с жалобным "я ничего про это не знаю", я радостно сказала, что знаю все, приходи. Шесть часов мой бедный ребенок работал резервуаром для накопившейся у меня за несколько лет информации. Потом долго сочиняла эссе. А потом получила – не пять и не два, а четыре. До сих пор мечтаю спросить ее учителя, что именно ему не понравилось в нашем творчестве.
Вы сняли 37-серийный фильм "Параллели. События. Люди” о диссидентском движении в СССР – совместный проект с Голосом Америки и Фондом Андрея Сахарова. Каждая серия посвящена одному герою? Есть ли среди них для вас особенно запомнившиеся или особенно потрясшие судьбы?
Сначала подчеркну важное - никакого фильма бы не было, если бы не поддержка Фонда OAK ("Дуб") и не гигантская организационная помощь двух замечательных дам, Джоан Маурер и Инны Дубинской. Когда мы только готовились снимать этот фильм, то решили, что серий будет много, но они будут короткими, в жанре так называемого клипового мышления – по 15 минут. Это до сих пор моя самая любимая работа – два года моей жизни я была дико занята и абсолютно счастлива. Снимали практически вдвоем – мой компаньон и любимый друг Кирилл Сахар-нов, режиссер, оператор, монтажер, компьютерный график и голос за кадром в одном флаконе, и автор сценария, продюсер, ведущий в кадре, редактор в моем лице. Что было прекрасно, кроме всего прочего - наличие ближнего круга заинтересованных лиц. Помимо членов наших семей и вышеупомянутых Инны и Джоан, это куратор проекта Инна Дубинская, а также практически все "звезды" диссидентского движения, которые нас консультировали, давали интервью, читали сценарии, помогали документами….
После показа одной из наших серий во Вроцлаве, в дни памяти Натальи Горба-невской, Павел Литвинов, один из тех, кто вышел на Красную Площадь в 1968 го-ду в знак протеста против ввода советских войск в Чехословакию, сказал мне:" Знаешь, я вообще не верил, что у тебя что-нибудь получится…" Честно говоря, сама удивляюсь – это был первый в жизни проект с кино, где практически все решения приходилось принимать мне. Диссидент Сергей Ковалев однажды рассказал мне, как ему в лагере Пермь-36 приснился сон – поле, на котором стоит само-лет, в него грузятся заключенные, а перед самолетом в кресле сидит дама. И он во сне откуда-то знает, что это Розалин Картер. И она ему советует поторопиться, а он не хочет в общем строю. Что было дальше, можно узнать, посмотрев наши серии – они есть в открытом доступе и на русском, и на английском языках, просто найдите по названию. Так вот, уже после того, как Ковалев рассказал нам свой сон под камеру, мы решили этот сон "окартинить". Я позвонила ни много ни мало в институт Картера в Атланте и потребовала у них фото Розалин, да в кресле, да еще периода конца 70 годов. Они очень спокойно - видимо, много сумасшедших звонит - спросили, зачем. Я объяснила – про кино, про диссидента Ковалева, про сон…Тетенька на том конце провода хохотала до слез. Потом сказала "дайте мейл" и через полчаса прислала нужное фото. Так вот, когда сам Ковалев жадно смотрел серию с его же воплощенным сном, это был момент пронзительного счастья… О Сергее Ковалеве у нас сняты целых три серии. Я и впрямь много о нем знаю, даже его уголовное дело у меня есть полностью. Это дело – настоящая энциклопедия всего происходившего в движении вплоть до 1974 года – момента ареста самого Ковалева. Это дело еще ждет своего издателя, там много отменных историй. Например, после того, как Ковалеву уже дали его семь лет, дело стали распространять для ознакомления – давать почитать в другие КГБ – и есть пере-писка КГБ Литвы ( где его судили) с КГБ Грузии – вы, мол, товарищи, взяли дело почитать, дело вернули, а где приложенный к нему Архипелаг ГУЛАГ в трех то-мах? Грузины не отпирались, со вздохом пообещали вернуть… Кроме Ковалева, в сериале персональные истории Людмилы Алексеевой, Натальи Горбаневской, Валерии Новодворской, Владимира Буковского, Юрия Орлова, Павла Литвинова и других. По темам – "Хроника текущих событий", карательная психиатрия, так называемые вражеские голоса, акция 1968 года на Красной площади, крымские татары, еврейское движение… Довольно много там про то, как "заграница нам поможет". В частности, с 1968 по 1988 годы в СССР приезжали порядка 10 чело-век из разных стран, чтобы заявить свой собственный протест против нарушения прав человека в Советском Союзе. Я отыскала пятерых из них. Четверо согласились дать интервью, они есть у нас в сериале. Вообще, работа по розыску далеких людей из прошлого сама по себе безумно интересна. Я могу про это до бесконечности рассказывать. Спасибо, что все получилось
Кто целевая аудитория этого фильма?
Спонсоры очень хотели, чтобы это была молодежь, в том числе та, которая сего-дня идет дорогой диссидентства. Премию Московской Хельсинкской группы я по-лучила именно за распространение идей правозащиты среди молодежи. Там ведь много параллелей с сегодняшним днем… И события похожие встречаются. Например, в одной из серий про карательную психиатрию мы берем интервью у человека, которого несколько лет назад пытались закрыть в психушку за инакомыслие… Или, скажем, один из бывших сотрудников радио "Свобода" вспоминает советскую риторику времен ранней Холодной войны – прямо как цитата из выпуска вчерашних новостей Первого Российского канала.
"За права человека в другой стране можно бороться двумя способами: можно принять беженцев, а можно ввести войска"– цитата, взятая из одного вашего интервью. Считаете ли вы первый вариант положительным примером, достойным подражания? Ведь далеко не все европейцы довольны политикой глав государств, впустивших в страну миллионы беженцев. И израильтяне к беженцам относятся неоднозначно. Поэтому провокационный вопрос: второй вариант, то есть ввести войска – это всегда ошибка?
Пожалуйста, не просите меня изложить все мои соображения по этому поводу в пяти строчках. Вообще-то способов не два, а четыре – кроме вышеописанных, это помощь инакомыслящим на местах, а также экономические санкции, карающие несоблюдение прав. Все способы имеют свои минусы, я как раз об этом пишу в своем исследовании. Ввести войска в ДРУГУЮ страну, на мой взгляд, всегда не ошибка, но прямое насилие. Иной вопрос, что в современном мире невозможна полная изоляция одного государства от остальных, даже Северная Корея и Албания не на сто процентов закрыты от мира. Поэтому государство "А" может счесть ввод войск в государство "Б" необходимостью защиты интересов собственных граждан. Введение войск как побуждение к миру очень спорный способ, и крови много, и чаще всего основная цель совсем иная. Прием беженцев я тоже не считаю идеальным – посмотрите на проблемы Европы.
Сколько раз вы бывали в Израиле с гастролями? Бывали ли сюрпризы (приятные/ неприятные)?
Эти гастроли – пятые. Израильскую публику нежно люблю. Сюрпризы? Когда на "Бабьем Яре" встает весь зал, я стою на сцене и реву от острейшего чувства единения с теми, кто встал.
Не могу забыть таблетки от кашля, которые мне передали из зала, когда я закашлялась во время исполнения песни. Невыносимую нежность испытываю, когда в антракте заходит в гримерку незнакомый человек и зовет выпить водки. И вдруг выясняется, что это сам Гилель Бутман, один из героев еврейского движения. Ощущаю острый приступ тщеславия, когда звонит подруга, которая сейчас дом покупает в Израиле, и рассказывает: "Сажусь к риэлтору в машину, а он спрашивает: вы не против русской музыки? И, не дожидаясь ответа, заводит – тебя".
Из неприятных сюрпризов помню только один. Два страстных зрителя в первом ряду на концерте в Хайфе однажды подрались, требуя, один – включить кондици-онер, а другой – выключить.
Какие чувства у вас вызывает страна? Изменились ли со временем зри-тели на ваших концертах?
Все знакомые чувства – близости и причастности, сочувствия и гордости за нее. Многие граждане этой страны заплатили высочайшую цену за право быть израильтянами. Страна, которая получила войну в первые минуты своего существования и выиграла ее. И это была не последняя выигранная ею война. Вы, конечно, не можете помнить анекдотический казус (рассказывают, что так и было, при-чем человек 15 из разных мест уверяют, что были очевидцами) – в 1967 году в московский троллейбус заходит пьяный пролетарий, косая сажень в плечах, и громогласно спрашивает: жиды есть? Худенький мужчина в очках заостряет сердце мужеством и обреченно отвечает: "Есть…". "МОЛОДЦЫ!"- хлопает его по плечу пролетарий. Моя публика в Израиле верная. Мне ужасно приятно видеть людей, которые, побывав на концерте несколько лет назад, приходят снова, приводят своих детей и внуков.
Вы привозите в Израиль новый альбом? Какие темы сейчас вас как ав-тора больше волнуют?
Темы все те же. Альбом и впрямь новый… С пометкой "детский" - потому, что звук записывал уже упомянутый Алексей Хомчик, сын моей подруги и замечательного исполнителя Галины Хомчик. А картинку на диск делала, вместе со своими коллегами, Бэла Шаова, дочка моего близкого друга, любимца израильской, и не только израильской публики, Тимура Шаова. Аккомпанирует мне мой всегдашний гений Александр Марченко, работа, по-моему, не стыдная. Сами увидите - услышите.
И снова провокационный вопрос: посещали ли вас мысли о репатриации? Что говорит в пользу этого решения и что против?
Что значит "мысли о репатриации"? Наличие или отсутствие Израиля во мне, со времен первых ножниц, воткнутых в одноклассника-антисемита, никак не регулируется тем или иным документом в кармане. Что касается "за" и "против", я не вижу сегодня места, где я могла бы работать в Израиле. В силу абсолютного невладения никакими профессиями, кроме собственных – я даже посуду толком мыть не умею, я вряд ли смогу прокормить себя и близких. С работой у русско-язычного журналиста сегодня вряд ли получится. Английский у меня вполне специально заточен под мои собственные нужды. Ивритоязычным журналистом я уже вряд ли стану. Мне кажется, приехать, сложить лапки и ждать помощи от страны – не дело. На сегодняшний день моя работа связана с Москвой, Лондоном, Вашингтоном, Нью-Йорком и другими городами, и странами. Я на месте не сижу. Еще раз повторю, ощущение собственного семитства, оно вне местонахождения.
Публикуется по материалам PR-агентства
