Армен Джигарханян: "Скрипучая кровать может изменить жизнь". Интервью
Армен Джигарханян, самый снимаемый российский актер, символ советского кинематографа, художественный руководитель основанного им театра, обаятельный и мудрый человек, посмеиваясь, называет себя "обычным человеком из очереди". "Инвентаризация" собственных успехов, а также регалий и званий, мало его занимает. Его по-прежнему занимает работа, которой он посвящает практически все свое время. Недавно Джигарханян сыграл в комедийном российско-израильском мини-сериале "Тройка", снятом израильским режиссером Леонидом Прудовским для компании HOT.
Рассказ об этих съемках и стал поводом для беседы Армена Джигарханяна с корреспондентом NEWSru.co.il.
Армен Борисович, вы снялись в израильском сериале "Тройка". Как вам работалось с израильскими коллегами?
Очень хорошо. Редко удается, увидев незнакомых прежде людей, сразу понять, что это "твои" люди. Это достаточно сложно, особенно в кино, да и вообще, в нашей жизни. Вот у меня было такое ощущение от моих молодых израильских коллег – "мои" люди. Мы замечательно снимались. Один эпизод снимали в Москве, на крыше, в лютый мороз. Наверняка ребята это помнят. Такое не забывается. Я точно не забуду. Вообще не понимаю, как после этого отогрелся.
Вы часто бываете в Израиле?
Часто? Нет, к сожалению. Но был много раз. Снимался и приезжал с выступлениями. У меня же там друзья. Первый, кого вспоминаю, Леня, мой дружочек, Каневский. Мы с ним много лет работали. В Израиле живут хорошие люди, которых я знаю и люблю. Они живут там, но они – из моей жизни. Это очень важно. Вообще, я люблю эту страну, говорю честно. В Израиле очень вкусно все, и сытно, и тепло, и люди очень добрые.
Российские газеты писали, что вы много времени проводите в Америке, у вас дом в Далласе, подаренный вам поклонником...
В лучшем случае я бываю там месяца два. В летнее, самое лучшее, время. Вот и все мое общение с Америкой. Но я очень люблю Америку, очень.
Москва, по-прежнему, остается вашим основным домом?
Я буду говорить вам пошлые вещи, но мой заработок – в России. Кроме того, в Москве я плачу, смеюсь, теряю, обретаю.
Вы приехали в Москву из Еревана уже сложившимся актером, взрослым человеком: вам было 32 года, когда Анатолий Эфрос пригласил вас в театр Ленинского комсомола. Быстро ли Москва стала для вас родной?
То, насколько быстро я привыкну к другому городу, другой стране, зависело только от меня. Ощущение дома, ощущение уюта – все это зависит только от нас. Не от страны. Или ты ломаешь себя, меняешь себя, чтобы прижиться, или не делаешь этого.
Все-таки надо "ломать" себя, чтобы прижиться?
Думаю, да. Особенно в зрелом возрасте, когда скрипучая кровать может многое изменить в твоей жизни. Серьезно говорю. Вот раньше я много разъезжал, ночевал в отелях. Бывало так, что ты всю ночь не можешь уснуть, потму что чуть скрипит твоя кровать, к которой ты еще не успел привыкнуть. Это не проблема быта. Это проблема моей физиологии, моя проблема. С возрастом "восприимчивость к скрипу" обостряется. Ты привыкаешь и не можешь ничего менять. Все непривычное – "скрипит". Это очень человеческая проблема.
Что для вас значит "дом"? Для эмигрантов, для репатриантов, "дом" становится не просто словом, а понятием.
Это не стены, это совместимость. Вливание незнакомых людей друг в друга. Это безумно сложная вещь – поиски гармонии. Я даже думаю, что мы серьезно ошибаемся, стремясь к гармонии в отношениях со страной, с людьми. Может быть, единственная, доступная человеку, гармония – это гармония внутри него самого. Внутри меня. Вот как я сам с собой уживаюсь? Я 44 года живу в России. Я, вроде, живу счастливо. Удачи, регалии и так далее. Но для меня Москва – холодный город. Как только кончается лето, я понимаю, что небо теперь будет всегда мрачным, каждое утро я буду просыпаться и видеть серое. Мне надо договориться с самим собой. Я же не могу требовать для себя одного солнечных ванн среди зимы!
Похоже, вы так и остались человеком южным...
Я выработал в себе иммунитет. К Москве. К зиме. В конце концов, речь всегда идет только о временном пребывании где-либо. Вот есть такая великая притча. Одному человеку надоел его город, его семья, его дети. И он ушел. Шел долго, устал, лег спать. А во сне случайно повернулся на другой бок. И когда встал, то пошел в обратную сторону. И скоро вернулся в свой город, к своей семье и детям. И стал жить с ними, горюя о тех, кого когда-то покинул. Понимаете?
Армен Борисович, у вас скоро юбилей. Вы планируете его отмечать?
Нет, не хочу. Орденов не хочу, говорю честно. Если можно о чем-то просить в связи с юбилеем, то только о здоровье. Вот я сейчас лежу в больнице, что-то они тут проверяют. С возрастом нервы не выдерживают, сосуды не выдерживают. У меня нет никаких комплексов старика Хоттабыча. Я за собой слежу, но я знаю: если я резко встал, то лучше чуть медленнее сесть. Бывают вещи обидные: теперь я хожу в очках, а ведь у меня всегда было отличное зрение. Я стал менее терпимым, менее мудрым. Мудрость не приходит с годами, к сожалению. Если вы мне скажете, что Ганди был мудрым, что он был выше старости, я вам скажу, что у него все равно болели кишки, когда он съедал слишком много хлеба.
Что сегодня составляет основное содержание вашей жизни?
Я верующий человек. Есть какие-то силы, они нами руководят. Моя мама, она была очень мудрая, она говорила: "Пройдет и это". Причем она это мне сказала гораздо раньше, чем Экклезиаст.
У меня есть театр (Театр "Д" был создан Джигарханяном в 1996 году, основу труппы составили выпускники его курса во ВГИКе. – Прим.ред.), я живу театром, у меня есть люди театра. Это мои дети, я за них болею, страдаю, ненавижу их, люблю их. Вы можете договориться, чтобы мне еще дали время? Чтобы я еще успел насладиться тем, как мы репетируем. Тем, что я чувствую, что именно хотели сказать Чехов, Мольер, Шекспир. Лишь бы вот это оставалось подольше. Лишь бы вот это.
Беседовала Елена Берсон
