Financial Times: Критики утверждают, что иранская нефтяная мафия – это "миф"
Наджмех Бозоргмехр
Борьба с "нефтяной мафией" была одним из обещаний, данных Махмудом Ахмадинежадом избирателям во время его президентской избирательной кампании 2005 года.
Это послание нашло отклик у электората. Многие иранцы полагают, что центральные правительства в Иране как до, так и после Исламской революции 1979 года не смогло использовать нефтяные богатства страны на благо народных масс, и в некоторых случаях чиновники с их помощью наживались.
Между тем Ахмадинежад виделся аутсайдером, чужаком по отношению к политической элите, так что его предложение бороться с предполагаемой коррупцией выглядело вполне правдоподобным.
Однако через три года никаких следов предполагаемой "мафии" в нефтяной промышленности, выручка которой за прошлый иранский год составила 70 млрд долларов, раскрыто не было. Одни люди были вытеснены из нефтяной сферы и заменены другими, но это больше было похоже на попытку Ахмадинежада получить влияние в важном секторе.
"Вопрос "нефтяной мафии" в Иране похож на вопрос об оружии массового уничтожения в Ираке, – отметил один из бывших высокопоставленных чиновников. – Как США не смогли найти оружия массового уничтожения, так и Ахмадинежад не смог найти мафию – просто потому, что ее не существовало".
В понедельник аятолла Ганими-Фард, исполнительный директор по международным вопросам Иранской национальной нефтяной компании (ИННК), стал последним высокопоставленным лицом, смещенным со своей должности в ИННК. В течение 18 лет он отвечал за продажи нефти, то есть играл ключевую роль в компании, но затем был переведен на другую должность и заменен Али-Асгаром Арши – который, предположительно, испытывает больше симпатии к правительству Ахмадинежада.
Его смещение с такой ключевой должности приведет к возобновлению дебатов внутри страны о контроле над министерством нефти.
Хусейн Казымпур Ардабили, который долгое время был представителем Ирана в ОПЕК, ушел на пенсию два месяца назад. Многие полагают, что его относительно реформаторские политические наклонности вовлекли его в конфликт с фундаменталистским правительством.
Еще один "уход на пенсию" связан с именем Маджида Разави-Хедеятзаде – он был управляющим директором компании Naftiran Intertrade Co (Nico), базирующейся в Лозанне, важного подразделения ИННК, которое помогает финансировать проекты в Иране. Новый глава компании, Мохамед-Джавад Асемипур, лицо известное, но он пришел не из нефтяной отрасли.
Эксперты по вопросам нефти говорят, что эти изменения значительны, но их нельзя рассматривать как часть усилий правительства по борьбе с так называемой "нефтяной мафией". По их мнению, эти шаги осуществляются в рамках попыток Ахмадинежада расширить свое влияние в нефтяной сфере.
"Никто не исключает неорганизованных и спорадических проявлений коррупции, как, например, получение комиссионных по контрактам, – отметил один нефтяной эксперт. – Но мафия – это миф".
Ахмадинежад, усилия которого получить близкого союзника на посту руководителя министерства были трижды заблокированы парламентом в 2005 году, сказал недавно, что его оппоненты планировали парализовать его через влияние в нефтяном и банковском секторах.
Назначение в конце прошлого года Али Кордана главным заместителем Голямхоссейна Нозари, нынешнего министра нефти, вызвало подозрения, что президент в результате сделал его теневым министром. Ранее в этом месяце Кордан сказал, что изменения, направленные на исключение "мафии" из министерства, начались. Он не сообщил подробностей.
Аналитики говорят, что даже если президент и хотел, чтобы Кордан руководил министерством, Нозари ведет себя как министр.
Пока Ахмадинежад ищет "нефтяную мафию", критики в частном порядке говорят, что уже видят проблемы с несколькими контрактами, разрабатываемыми правительством с азиатскими группами.
Ахмадинежад также попал под давление общественности за то, как он распоряжается рекордной прибылью от нефти. Он пытался убедить народ в том, что его правительство не злоупотребляет нефтяными богатствами, которые "люди увидят у себя на столе", как он обещал.
"Нефть действительно стала дорогой, но что это меняет для правительства? – сказал он недавно в свою защиту. – Мы тратим столько, сколько разрешает нам парламент. Остальное идет в казну".
