The New York Times: Изысканное прощание Хусейна с иракским народом
Марк Сантора и Джон Бернс
Три года диктатор провел в американском плену, в одиночной камере. Его борода поседела, его сыновья были мертвы, и ему уже готовили виселицу.
В последние дни жизни Саддам Хусейн обратился к поэзии, так часто служившей ему утешением в трудные времена. В стихах он вдохновлялся оценкой собственной личности и людей, чьим лидером он был.
Стихотворение "Освободи ее" – это призыв к сплочению, который должен был прозвучать на могиле Саддама.
В нем переплелись открытый вызов и размышления, но в нем нет раскаяния. Ничего не сказано о десятках тысяч жизней, которые он отнял. В этих стихах нет ни вины, ни грусти, ни сожалений.
Стихотворение, в котором множество витиеватых выражений, столь характерных для Саддама, начинается со своеобразной оды любви – любви между ним и его народом, который вскоре его потеряет.
"Освободи свою душу. Она супруга и возлюбленная моей души. / Ни один дом не даст моему сердцу того прибежища, какое даешь ты".
Но вскоре он переходит к агрессивным выражениям. Он говорит об иностранцах, отобравших у него власть, и об иракцах, которые заняли его место.
"Враги привели чужеземцев в наши воды, / И тот, кто им служит, принужден будет плакать. / Мы открываем свою грудь, подставляя ее волкам, / И мы не убоимся зверя".
Эти строфы были написаны Хусейном после того, как он был приговорен к смерти. По словам родственников, это последние написанные им слова.
Рукописный экземпляр стихотворения был передан иракскими властями в Тикрит его семье вместе с последней волей и завещанием, рассказал двоюродный брат Хусейна Муайед Дамин аль-Хазза.
Хазза зачитал стихотворение по телефону и выразил надежду, что прощальные слова Хусейна подчеркнут то, каким способом была приведена в исполнение казнь.
Иракские и американские власти подтвердили, что семье было передано стихотворение, оставленное среди личных вещей Хусейна в американской военной тюрьме.
В нем Хусейн превозносит тех, кто продолжает сражаться за иракский народ и осуждает "волков", вторжение которых принесло лишь разрушения. Себя он видит в образе мученика.
Его стихи, как и речи, которые он произносил в решающие моменты своего диктаторского правления, зачастую непонятны, в них много аллитераций, и они трудны для восприятия даже для носителей арабского языка.
Когда он находился на пике власти, иракцы, у которых хватило бы смелости обсудить эту тему, могли лишь пожимать плечами по поводу его беспорядочных речей и запутанных стихов. Кое-кто мог бы предположить, сначала бросив осторожный взгляд через плечо, что в попытке проявить себя знатоком арабской истории и литературы он невольно открывает темные уголки своего сознания.
Как сообщалось в новостях, Хусейн даже преподносил свои стихи в подарок американским тюремщикам.
Знакомые с его стилем иракцы помогли перевести стихотворение, написанное в камере смертников. Фрагменты, которые оказались бы непонятными в прямом переводе, переведены приблизительно, чтобы показать смысл, который вкладывал в них Хусейн.
Наибольшая ясность звучит в тех моментах, где он говорит о себе в свете приближающейся смерти.
"Я жертвую своей душой для тебя и для народа, / В трудные времена кровь стоит дешево".
Своему официальному биографу Хусейн сказал, что при жизни мало заботился о том, что про него подумают люди, но он надеется, что через 500 лет его будут уважать как выдающегося деятеля истории, подобного Навуходоносору или Саладину.
Он приказал, чтобы каждый десятый кирпич, использованный при восстановлении древних построек Вавилона, был помечен его именем или восьмиконечной звездой, символизирующей восемь букв его имени в арабском написании.
Человек, тщеславие которого может поспорить с его жестокостью, судя по последнему поэтическому творению, считал, что умирает не напрасно. К этой теме он неоднократно возвращался в зале суда, где был приговорен к смерти за преступления против человечности. Саддам заявил судьям, что он отвечает перед историей.
Многие иракцы считают тысячи портретов Хусейна по всей стране (на них он изображен то в деловом костюме, то в виде воина, то в виде арабского шейха) путеводителем по его иллюзорным представлениям о самом себе. Несмотря на то, что его тайная полиция убила десятки тысяч человек, он тешил себя иллюзией, будто народ его любит.
Одна из его любимых книг – "Старик и море", однако по стилю Хусейна не спутаешь с Хемингуэем. У него нет коротких шероховатых предложений.
Находясь у власти, он написал два романа о любви (по крайней мере, участвовал в их написании). "Забиба и царь" – роман, действие которого разворачивается в фантастической древней Аравии, – рассказывает об одиноком монархе, влиятельном, но чувствующем свою оторванность он вассалов. Он встречает девушку Забибу и попадает под очарование ее красоты и мудрости. Но вскоре в его царство, о котором говорится как о колыбели цивилизации, вторгаются чужеземцы, и они насилуют Забибу 17 января – в тот день, когда в 1991 году началась война в Персидском заливе.
Сообщалось, что после выхода книги аналитики Центрального разведывательного управления внимательно изучили ее в поисках подсказок, способных пролить свет на психологию Хусейна.
Но они могли просто прочесть повесть "Старик и море", с которой Хусейн впервые познакомился в молодости, сидя в другой тюрьме: "Человека можно уничтожить, но его нельзя победить".
В этом же духе он призывает своих сторонников быть жестокими, но благородными: "Мы никогда не преклоняем колен и не гнем спины, нападая, / Но даже с врагом мы поступаем благородно".
