Frankfurter Allgemeine: Поздняя дань уважения советским военнопленным
"Они умирали от голода, гибли, мучаясь от болезней, их убивали: около 3 млн советских военнопленных скончались в руках вермахта, – пишет немецкое издание. – Создадут ли в городе Хольте-Штукенброк мемориальный комплекс национального значения?"
"Никаким камнем не обозначено место, где покоится Степан Степанович Лазарев, – повествует журналист Райнер Бургер. – Марина Мелис лишь приблизительно знает, где лежит ее прадед. Она знает лишь соответствующий ряд братской могилы. Из 36 длинных рядов состоит братское кладбище советских военнопленных, расположенное на окраине города Хольте-Штукенброк на востоке Вестфалии. Несколько десятков тысяч красноармейцев лежат, закопанные в песчаной почве Зенне, под ухоженным газоном и редкими соснами. (...) Степан Степанович Лазарев умер 17 августа 1944 года в 326-ом стационарном лагере (VI K), сокращенно "шталаг-326", примерно в километре от кладбища".
"13 лет назад его правнучка Марина узнала это, направив запрос в организацию "Мемориал" для своего дедушки Юрия Степановича Лазарева. Тогда Марина была в десятом классе. "То, что дедушка спустя десятилетия получил информацию о судьбе своего отца, принесло ему столько счастья. Наконец-то его отец, которого он никогда не видел, не был исчезнувшим бесследно", – рассказывает 29-летняя россиянка".
"В Советском Союзе красноармейцы, попавшие в немецкий плен, считались трусами, предателями Родины, врагами, – отмечает издание. – Сталин узаконил это в 1941 году. Лишь в 1995 году российский президент Борис Ельцин положил конец дискриминации. Однако своего лобби у выживших и у родственников погибших в немецких лагерях военнопленных не было ни в России, ни на Украине, ни в Белоруссии. Эта тема долгое время была исполнена страха и стыда. Многие родственники даже не осмеливались искать официально пропавших без вести. А в Германии страшная судьба военнопленных по сей день находится в "тени памяти", как сформулировал это президент ФРГ Йоахим Гаук в 2015 году на мероприятии в Хольте-Штукенброке по поводу 70-й годовщины окончания войны".
"Марина Мелис приехала в Штукенброк во второй раз, – пишет издание. – После полудня она хочет сказать пару слов на памятном мероприятии в честь 75-й годовщины освобождения шталага-326. Из-за пандемии коронавируса его перенесли с апреля на осень. Но отменить мероприятие нельзя было ни при каких обстоятельствах. Этот вопрос слишком важен для правительства земли Северный Рейн-Вестфалия и председателя ландтага Андре Купера, который родом из этого региона. "Здесь, на песчаной почве Зенне, дорога жизни людей заканчивалась в унижении, голоде, боли и смерти. То, что пришлось им испытать здесь, навсегда останется неотъемлемой частью германской и европейской истории", – говорит председатель ландтага".
"Массовая гибель советских военнопленных – одно из крупнейших преступлений вермахта, – подчеркивает автор статьи. – После нападения на Советский Союз в немецкий плен попали 5,7 млн красноармейцев. Погибло около 3 млн русских, узбеков, калмыков, украинцев, киргизов, грузин, узбеков, казахов, туркмен. После европейских евреев советские военнопленные – вторая по численности группа жертв беспощадной национал-социалистической войны на уничтожение".
Шталаг-326, через который прошли более 300 тыс. советских военнопленных, был одним из крупнейших "русских лагерей" в Германии. Теперь организация "Фонд поддержки мемориала Шталаг-326" совместно с правительством земли Северный Рейн-Вестфалия и Краевым союзом Вестфалия-Липпе (LWL) хотят сделать из сохранившихся частей лагеря и военного кладбища "мемориальный комплекс национального значения", говорит директор LWL Маттиас Лёб. Проект будет стоить около 60 млн евро. "Мы хотим привлечь внимание к советским военнопленным как к одной из крупнейших, но по сей день едва ли вспоминаемых групп жертв", – говорит Лёб".
"(...) Пять с половиной лет назад Гаук выразил сожаление о том, что страшная судьба советских военнопленных никогда не находила подобающего места в памяти немцев. Президент ФРГ объяснил это так: после войны многие немцы думали прежде всего о своих собственных погибших и пропавших без вести, а также о военнопленных, некоторых из которых держали в СССР еще до 1955 года. Страшное зрелище завоевания востока Германии Красной Армией затмило для многих немцев мысли о собственной вине. (...) Позднее память о геноциде евреев и начинавшее проявляться чувство стыда просто перекрыли собой критическое рассмотрение других преступлений", – говорится в статье.
"К концу 1941 года в немецком плену погибло уже 1,4 млн красноармейцев – потому что они уже были ослаблены тяжелыми боями, потому что они надрывались во время пешего следования в лагеря в течение нескольких дней, потому что над ними издевались караульные. Женевская конвенция об обращении с военнопленными не волновала ни Гитлера, ни вермахт".
"Вопиющая несправедливость происходила не за закрытыми дверями, – указывает FAZ. – Наоборот, немецкое население даже готовили к ней с помощью пропаганды. Именно в тот день в июле 1941 года, когда на расположенный в 5 км вокзал Хёфельхоф прибыли первые отправленные в шталаг-326 красноармейцы, в газете Westfälisches Volksblatt вышла длинная статья о "большевистской расе недочеловеков в немецком плену". В ней шла речь о "самом примитивном и нижайшем, что есть в белой расе".
"В шталаге-326 не было ничего, ни достаточного продовольствия, ни туалетов, ни медицинского обеспечения, а изначально не было даже никаких укрытий. Летом 1941 года лагерь представлял собой огороженное колючей проволокой большое поле размером 400 на 1000 метров с караульными вышками на каждом углу, – повествует издание. – "Нам приходилось устраиваться под открытым небом на земле", – говорится в задокументированном фондом рассказе свидетеля того времени Владимира Шиманского. Он и его товарищи использовали маленькую рощу на территории лагеря в качестве материала для строительства шалашей. Однако веток на всех не хватало, из-за чего многие пленные начали копать "норы", чтобы хотя бы немного защититься от дождя".
"Но и когда пленные построили первые бараки, ситуация оставалась катастрофической. Свирепствовали такие болезни, как дизентерия и сыпной тиф. Многие пленные умирали от голода за несколько месяцев, вспоминал тогдашний врач лагеря Федор Иванович Чумаков: "Но мы ни в коем случае не должны были писать в свидетельстве о смерти "умер от голода", это было запрещено. Поэтому причиной смерти чаще всего указывалась сердечная недостаточность".
"В этом году мы получили уже 300 запросов", – говорит директор фонда поддержки мемориала Оливер Никель. Около 100 посетителей приезжают ежегодно в Зенне из бывших советских республик. Больше всего Никеля тронула сельчанка Раиса Демьянова, которая в 2010 году отправилась на поиски своего отца. Как и Марина Мелис, сын Демьяновой наткнулся на информацию о шталаге-326 в интернете".
"Для поездки 72-летняя женщина, никогда не бывавшая за границей, собирала деньги у соседей в своей крошечной деревне на Урале. Пять дней на поездах и автобусах она добиралась на Запад. Однажды она уснула на обочине дороге, где ее нашли полицейские. "А потом она просто оказалась у нас в документационном центре, на ней было простое платье, платок, шерстяные носки и тапки", – вспоминает Никель. У братской могилы Раиса Демьянова оплакивала своего отца Павла, сетовала на страдания многих детей, которые не могут выяснить судьбу своих отцов, и молилась о мире. Затем она высыпала землю с родины и взяла с собой землю с кладбища, чтобы положить ее на могилу своей матери и все же соединить своих родителей".
"Новый мемориальный комплекс "Шталаг-326" должен стать местом просвещения, исследования и передачи знаний о том, как работала система эксплуатации и уничтожения в шталаге и как в нее были вовлечены многие части общества", – отмечает издание.
(...)
"После выступления федерального президента Гаука за рядами могил на кладбище были установлены большие бетонные стелы, – пишет Frankfurter Allgemeine в заключение. – На установленных стеклянных пластинах выгравированы буквы кириллицы. Жертвы больше не должны были быть безымянными. Важен каждый. За годы работы фонду поддержки мемориала удалось собрать имена 16 тыс. жертв. Метр за метром тянутся высокие стелы. Марина Мелис осторожно ведет указательным пальцем по одному из рядов фамилий. Остановившись, она читает вслух: "Степан Степанович Лазарев".