"Маарив": Неизвестные герои

На девятый день войны они пытаются организовать свою жизнь, разорванную взрывами ракет. Сегодня мои герои – Шалом Халфала, собирающий нектарины, несмотря на "катюши", и одна блондинка, которая не могла позволить себе придти на свадьбу, не сделав маникюр.

Ракета, пролетевшая в двухстах метрах от нас, отзывается лаем разрыва, подняв облако пыли над одним из холмов. Мы в Авивим, за два часа до того, как там снова погибнут солдаты. У ворот, через которые прошло подразделение, пострадавшее незадолго до этого, ветер треплет спальный мешок. Поля в поселке и возле него сожжены. В воздухе резкий запах дыма. Танки "Меркава" прижались к домам, создавая впечатление, что у каждой семьи свой личный танк. В поселке остались около 20 жителей, и он больше смахивает на военную базу. Шарон, хозяин супермаркета, говорит, что к нему заходят только солдаты.

Над нами кружат беспилотные самолеты. ЦАХАЛ к чему-то готовится. Недалеко отсюда, на плантации нектарин, мы встречаем Шалома Халфалу. Позавчера упало много ракет, но у него голова занята 80 тысяч кв.м. фруктов. "Все уехали, я один остался работать", – говорит он. В сарае он сам чинит старые ящики.

Он требует, чтобы мы взяли фрукты, трясет деревья. Не дает нам уйти. "Я не могу видеть, как они падают на землю и гибнут". Один сорт он рекомендует нам особенно. "Как он называется?", – спрашиваю я. "Фантазия", – отвечает он. Когда я ухожу, нагруженный полным ящиком нектарин, я думаю, что именно такие, как Халфала придают смысл абстрактному слову "стойкость". Скорее всего, он сам не подозревает, вокруг него есть небольшой кусочек героизма. У этого нет никакой связи с героикой. Просто природное стремление крестьянина собирать плоды свое работы.

В Галилее есть сейчас участки, где земля полностью обуглена. Есть ночи, когда рощи и кустарники горят, подожженные ракетами. Когда не страдает человек, страдают животные. "Животные в панике от взрывов и огня", – говорит мне Алони, находящийся здесь с самого начала войны. Киббуцники из Гошрим и Одема прочесывают сгоревший лес, пытаясь спасти оленей. Получается не всегда. Тут и там мы видим на дороге тела оленей, пытавшихся убежать от огня.

Коровник в киббуце Омер пережил прямое попадание ракеты. Сейчас, когда мы подходим, желтые ворота распахнуты. Дыра зияет в жестяной крыше. Сотрудники налоговых служб оценивают ущерб. Пострадали 18 коров. У номера 504 правый бок иссечен осколками, а у 411-й сильное кровотечение. 446-я настолько изранена, что еле стоит на ногах. Вот она бредет по грязи, и одна из коров облизывает ей ухо. Сразу после обстрела на помощь приехали скотоводы из Кфар Блюм и Дафны.

Два ветеринара оперируют в полевых условиях, стараясь остановить кровотечение. "Это была сумасшедшая бойня, – говорит мне Рони, начальник технического отдела – Их просто разнесло". Он показывает мне на компьютере коров со вспоротыми животами, оторванными головами. "Мы их знаем с рождения. Когда мы приходим, они лижут нас. Мы называем их именами наших детей".

Сейчас полдень. Киббуц затих. Звуки разрывов отовсюду. В основном – от артиллерийских батарей, расположенных возле кладбища в Кирьят-Шмоне. Те, кто остался в городе, говорят, что от грохота мертвые бы проснулись. Среди разбросанных снарядов есть несколько крупнокалиберных, солдаты называют их "Хомейни".

"Сейчас будет шквал огня", – говорит рыжий солдат. Вчера шесть солдат попали под выхлоп от "Хомейни", и вышли черными, как шахтеры. На площади ЦАХАЛа открыт только киоск Шломи. Возле него сидит Антон, охранник передвижного банка, привезшего в город деньги. Отсюда должны были ехать в Метулу, но из-за обстрела застряли.

Банк открывается на минуту. Кто-то хочет заплатить за больничную кассу. Кассирша кричит: "Обстрел". Пейджер сообщает о тяжело раненном в Авивим. Громкоговорители призывают всех спуститься в бомбоубежища.

Когда Майя Лугаси смотрит в зеркало, она выглядит девочкой. Очень скоро Майя расстанется с фамилией Лугаси, и парикмахерша Мария делает ей прическу невесты. "С каким настроением ты выходишь замуж?", – спрашиваю я. "Много горечи", – отвечает Майя. Потом я подхожу к жениху Шломи, переходящему дорогу с букетом в руках, чтобы отвести невесту в бомбоубежище. "Давай быстрее, – говорит он. – Я не хочу словить ракету в самый радостный день моей жизни".

В бомбоубежище их встречают цветами и свечами. Кругом белым-бело. Когда Шломи подписывает ктубу, людей просят танцевать и радоваться так, чтобы услышал Насралла. Царит странная эйфория. Люди словно проверяют себя: могут ли они все еще радоваться.