Time: Киссинджер о Путине: "Он считает себя реформатором"
Ромеш Рэтнесар
Бывший госсекретарь США Генри Киссинджер хорошо знаком с Владимиром Путиным. TIME встретился с Киссинджером в Вашингтоне и обсудил недавние шаги российского президента и его наследие, а также вопрос о том, как следует США общаться с вновь окрепшей Россией.
Преемник Владимира Путина, выбранный им лично, – Дмитрий Медведев – говорит, что желал бы, чтобы президент Путин остался в Кремле в качестве премьер-министра. Это как-то мало похоже на демократическую передачу власти.
Очевидно, что Путин в сегодняшней России – доминирующая личность. Благодаря тому, что он возглавил список партии "Единая Россия", получившей 64,3% голосов, он контролирует Думу – российский парламент. В то же время я не считаю, что в России диктаторский режим. Цифра в 64,3% демонстрирует, что значительная доля населения за Путина не голосовала. Пост премьер-министра имеет иную конституционную базу по сравнению с президентским. Поэтому существует большой простор для эволюционного развития. Америке не следует смешивать свой внешнеполитический курс в отношении России с попытками "предписывать" исторические процессы. Нам важно правильно выстроить нашу систему приоритетов. Реструктуризации внутренней ситуации в России невозможно добиться по американским планам, особенно в краткосрочной перспективе. Россия – обширная страна, граничащая с Китаем, мусульманским миром и Европой. Отношения с ней, пронизанные духом сотрудничества, важны для мирной жизни и разрешения глобальных проблем. Конечно, у нас есть свои предпочтения, конечно, у нас есть свои симпатии, но мы также вынуждены общаться с тем руководством России, которое есть в наличии. И нам следует осознать, как следует подстраиваться в отношении страны, которая переживает переходный период.
Как вы объясните разрыв между представлениями о Путине некоторых людей на Западе (его считают агрессивным, авторитарным, недемократичным) и той поддержкой, которой он пользуется среди россиян?
В России Путин популярен, так как он стал президентом в момент, который россияне считают черными днями своей истории. Путин стал президентом в период, когда советская империя распалась, и вместе с ней улетучились 300 лет российской истории. В экономическом плане российский рубль обвалился. Российский народ судит о Путине по разнице между уровнем жизни сегодня и уровнем жизни в период, когда он пришел к власти.
Они также ценят его за то, что он вернул России, в их понимании, место уважаемого члена международного сообщества. И, вероятно, многие из них думают, что его строй лучше отзывается на нужды масс, чем предыдущие, хотя по западным меркам мы не назовем этот строй демократическим.
Вы много раз с ним встречались. Что он за человек?
Он чрезвычайно умен, крайне сосредоточен на теме, которую вы с ним обсуждаете, очень сведущ в вопросах внешней политики. Он не пытается вскружить вам голову своим личным обаянием. В нем сочетаются отчужденность, большой ум, хватка стратега и российский национализм.
К какому типу отношений между Россией и Западом он стремится?
Не думаю, что он воспринимает Запад как некий единый блок. Поскольку Путин проводит внешнеполитический курс, руководствуясь своим пониманием национальных интересов, он не чурается ради усиления позиций России эксплуатировать разногласия внутри Запада. Идея присоединения России к демократическому сообществу или хотя бы к сообществу западных стран не составляет его главной мотивации. Он прежде всего стремится к тому, чтобы Россию уважали, считаясь с ее правом самостоятельно решать, какой ей быть. На мой взгляд, он будет ценить дружественные отношения и отношения сотрудничества с Соединенными Штатами, но на основе четкого понимания обеими сторонами их национальных интересов и уважения к ним.
В таком случае как вы оцениваете состояние отношений между Москвой и Вашингтоном?
Путин находится с Бушем в очень хороших личных отношениях. Когда на их самой первой встрече Буш сказал, что посмотрел в глаза Путину и нашел в нем родственную душу, американская пресса над этим посмеялась. Но для Путина это значило, что Буш признал его равным себе и достойным партнерства с США на равных. Путин уважает Буша за то, что президент США обычно не читает ему нотаций. Путина не раздражает, что Буш жестко отстаивает национальные интересы Америки, – именно такого поведения Путин и ожидает от государственных деятелей.
На других уровнях иногда бывают проблемы. Обе стороны теоретически хотят сотрудничать друг с другом, но и та и другая сторона совершают поступки, которые взаимно действуют на нервы. Российскую сторону раздражает, когда мы читаем ей нотации о ее внутреннем положении. Или когда ведущие деятели из Америки демонстративно встречаются с противниками режима во время своих визитов в Москву на высоком уровне. Или когда мы расширяем НАТО на территории, от которых недалеко до российской границы. Мы испытываем раздражение, когда российское руководство не обращается с соседними странами как с истинно независимыми. Кроме того, есть много американцев, которые имеют весьма категоричное мнение о внутренней ситуации в России. В общем, есть некие циклы, а у некоторых из этих проблем – долгая история.
С другой стороны, есть сильная потребность в сотрудничестве. Существует слишком выраженная тенденция относиться к России так, словно она является глобальной угрозой Соединенным Штатам. Но у России достаточно своих колоссальных проблем. У нее протяженные границы, где царит нестабильность. В стране прямо-таки ужасающий уровень смертности. Ее население убывает. И потому Россию не следует считать глобальной угрозой. Но она хочет, чтобы ее уважали как значимую державу. Вопрос в том, сможем ли мы наладить конструктивные отношения со страной, в сотрудничестве с которой мы нуждаемся в области отношений с Ираном и, в некоторой степени, с Ираком, а также для мирного урегулирования на Ближнем Востоке. Россия также является важнейшим партнером в таких новых проблемах, как энергия и состояние окружающей среды, которые могут быть разрешены лишь на глобальной основе, а не путем конкуренции.
Вы упомянули об Иране. Как вы считаете, после последнего "Прогноза национальной разведки США" (NIE) Соединенным Штатам будет сложнее убедить Россию и далее выступать против иранской ядерной программы в единстве с нами?
На мой взгляд, российская стратегическая оценка ядерной угрозы, исходящей от Ирана, почти совпадает с нашей. Однако они делают из нее иные тактические выводы, касающиеся ближайшего будущего. Различия касаются того, насколько близка стратегическая угроза со стороны Ирана. Но если российская сторона уверится, что угроза близка, то мы будем вместе. Вопрос в том, не произойдет ли это на столь поздней стадии процесса, что ничего осмысленного мы сделать уже не сможем.
Мы слегка коснулись внутриполитической ситуации в России. Неужели США не заинтересованы в том, чтобы говорить вслух о таких вещах, как ограничение политических и гражданских свобод?
Важно понимать, что являет собой Путин. Путин – это не Сталин, который считал необходимым уничтожать всех, кто потенциально в отдаленном будущем мог разойтись с ним во мнениях. Путин – человек, который хочет сконцентрировать в своих руках власть, необходимую для выполнения его неотложной задачи. Соответственно, мы не наблюдаем общей атаки на гражданские свободы. Но мы все же видим нарушение гражданских свобод групп, которые с точки зрения Путина представляют угрозу для его режима. Процесс неравномерен. Телевидение контролируется – газеты в существенной мере свободны. Но идея, что Америка посредством угроз способна изменить внутреннюю структуру России, – это приглашение к перманентному кризису. Америка должна отстаивать демократические ценности, ей также следует стремиться к отстаиванию прав человека. Но ей нужно соотносить эти цели с другими задачами.
И Путин, и Буш вступают в последний год своего президентства. Вы разговариваете с ними обоими. Чего они могут достичь вместе до сложения своих полномочий?
Путин не хочет, чтобы Соединенные Штаты были гегемоном, так как США в качестве гегемона по определению действуют безудержно в том смысле, в каком это волнует Россию. Поэтому Путин пытается служить нам противовесом везде, где может: не лишать нас того, что у нас есть, но не позволять нам продвигаться дальше. В то же самое время, согласно геостратегической концепции Путина, Америка, по логике вещей, должна являться для России партнером. Мы не граничим с Россией. Мы не хотим заполучить ни пяди российской территории. Мы в прошлом не претендовали на российскую территорию, и мы очень могущественны. Мы можем сотрудничать с ней в области глобальной безопасности. Благодаря ассоциации с нами Россия обретает престиж. Все эти реалии предоставляют благоприятные возможности, если мы сможем соотнести нашу тягу к миссионерству со стратегическими целями. Иран, процесс мирного урегулирования на Ближнем Востоке, глобальный подход к нераспространению ядерного оружия – все это благоприятные возможности.
Что, по мнению самой России, может ей дать партнерство с США?
В первую очередь, безопасность. Во-вторых, престиж. В-третьих, экономическое сотрудничество по глобальным вопросам. Россия сопредельна Азии, Ближнему Востоку и Европе. Причем она не имеет естественных союзников нигде. Она традиционно не имела добровольных союзников нигде, где не стояли ее войска. В историческом плане она отождествляла свое величие с экспансионистской внешней политикой. Теперь империалистический аспект российской политики завершился вместе с холодной войной. На такую политику у России больше нет ресурсов. Следовательно, необходим новый курс российской политики, но требуется некоторое время, чтобы разработать его и к нему привыкнуть.
Какую оценку историки дадут значению Путина и его деятельности на посту президента?
Американцам трудно заглянуть в русскую душу. Возьмем великих русских реформаторов – например, Петра Великого или Екатерину Великую; они были очень авторитарными правителями внутри страны и в то же самое время прогрессивными людьми по современным западным меркам. Екатерина Великая близко общалась с философами. Петр Великий прожил в Европе год и постоянно посылал туда миссии. Однако, когда речь шла о внутренней политике, они считали, что Россию нужно организовать таким образом, чтобы величайшие способности общества могли быть сконцентрированы на службе государству. Если взглянуть на Путина в этом контексте, то он считает себя реформатором. Он, вероятно, будет считаться основополагающей фигурой в истории своей страны, но он не демократ.
Какую оценку ему выставят? Пока рано об этом говорить. Назовут ли его значительным деятелем? Определенно. Великим? Что ж, поживем – увидим. Лидер становится великим, если он облекает свою систему в прочный институт, если эта система не впадает в полную зависимость от одного конкретного человека. Будущее покажет, сумеет ли Путин это сделать.
