"Макор Ришон": Тора и теория игр

Ариэль Розенберг, Макор Ришон

Посмотреть, как ему будут вручать Нобелевскую премию, дедушка Исраэль привез с собой весь клан. А пока внуки изучали галстук-бабочку, спрашивали "что такое банкет" и играли с дедушкой в деревянный поезд, шведы учили слова "парве", "шеатнез", "нееврейское вино" и "исход субботы". (Дневник путешествия Аумана.)

"Шломо всегда говорил, что его папа получит Нобелевскую премию по экономике", – сказала мне в Стокгольме Шломит Лахман, вдова Шломо Аумана. "Он описывал мне, как мы приедем с детьми, и они в галстуках-бабочках будут сидеть на стульях и болтать ногами, не достающими до пола".

Шломо Ауман погиб в Ливане в июне 81-го, в первую неделю операции "Мир Галилее". Его мать, Эстер, первая жена профессора Исраэля Аумана, умерла от рака примерно семь лет назад и тоже не дожила до долгожданной минуты. Все остальные члены семейства Оман, без исключения – брат, дети, внуки и правнуки – приняли участие в почетной церемонии, в сверкающих черных ботинках, токсидо и потрясающих белых бабочках. Это заняло больше времени, чем предполагалось, и детские ножки успели дорасти до пола, но все же семья удостоилась лицезреть это чудо.

Как выясняется, уже десятки лет члены семьи уверены, что Исраэль – само собой разумеющийся кандидат в лауреаты. В 1994-м премию получили Джон Харсани, Рейнхард Зельтен и Джон Неш (знакомый нам по фильму "Игры разума") за работу в области теории игр – сферы научных интересов Аумана. Тогда израильский профессор был обойден, семья разочаровалась, но надежда была жива. Прошел год, потом еще год, и сегодня профессор признается, что они стали думать, – "случай получить премию упущен. Но я не воспринял этого трагически, совсем нет". Похоже, взрослые члены семьи в какой-то момент разуверились, в то время как поколение внуков продолжало ждать. Внучка Ротем Брис упрямо заявляет, вслед за двоюродными братьями и сестрами: они все время знали, что, в конце концов, это случится. "Мама, за две недели до того, как нам сообщили, я тебе сказала, что в этом году он получит", – напоминает она. Мама, Мирьям Ауман-Брис, не припоминает, что Ротем так говорила, однако с радостью соглашается, что так оно и было.

И также Вануну

В прошлую среду температура в Стокгольме колебалась в районе нуля, и снежинки весь день опускались на пасмурный город. Вскоре после посадки самолета, в половине девятого утра – если можно назвать утром время задолго до восхода солнца – я направляюсь на пресс-конференцию лауреатов по физике, химии и экономике, назначенную в здании Шведской Королевской Академии Наук. Зал заполнен наполовину корреспондентами, наполовину членами семей счастливых избранных. Уже во время первой пресс-конференции не составляло труда определить, что настоящей звездой среди лауреатов является профессор Исраэль Ауман.

У журналистов полно вопросов по поводу Аумана и поделившего с ним премию по экономике профессора Томаса Шеллинга из Мериленда. Оба они, получившие премию "за вклад в понимание явлений сотрудничества и конфликта путем их анализа при помощи теории игр", воспринимаются как изобретатели опасных идей в области внешней политики и войн. Ауман объясняет, что его исследования задуманы для выяснения причин, заставляющих людей начинать войны: "Ошибочно рассматривать зачинщика войны как нерациональную личность. Прежде всего необходимо рассмотреть причину войны, затем проверить ее последствия. Точно так же, исследуя возможность излечивать рак, надо в начале проверить, что его вызывает." Кроме того, подчеркивает Ауман, в течение десятилетий холодной войны именно миф о ядерном оружии, находящемся в непрерывной боевой готовности, в итоге сохранил мир.

Один из журналистов поинтересовался, что лауреаты сделают с деньгами, и Ауман добровольно поднял брошенную им перчатку. "Деньги – это всего лишь знак. Большинство из нас до сих пор не голодало, и по-видимому не собирается голодать и впредь. В премии важно то, что до сих пор мы производили идеи, и вот теперь премия предоставляет нам возможность продать нашу продукцию, помогает нашим идеям быть услышанными".

Семьи возвращаются в гостиницу, а Исраэль Ауман (профессора Аумана в разных местах называют по-разному, американцы – Роберт, друзья и коллеги – Джонни, семья и соотечественники – Исраэль. Мы, в качестве израильтян, тоже), как и в течении всей недели, едет на черном лимузине "Вольво", с личным сопровождающим, предоставленным нобелевским комитетом, и неизбежной Аникой Клингстром, находящейся везде одновременно. Моя задача на данный момент – получить приглашение на церемонию, одно из всего-навсего тридцати, выделенных для корреспондентов мира. Огромная делегация Ауманов – семья и друзья – тоже борется за дополнительные билеты, помимо стандартных шестнадцати, полагающихся каждому лауреату.

В пресс-центре, где я пытаюсь получить на руки желанное приглашение на церемонию, в то же самое время происходит пресс-конференция, посвященная так называемой "альтернативной Нобелевской премии", с 1980 года присуждаемой местным коллекционером и меценатом, в основном, деятелям стран третьего мира и борцам за права человека. Представитель по связям с общественностью подходит ко мне и интересуется, от какой я газеты. Выяснив, что я из Израиля, он удовлетворенно сообщает, что израильтяне в прошлом тоже удостаивались альтернативной премии. "Ури и Рахель Авнери и Мордехай Вануну. Знаешь таких?"

Не как у Агнона

"Это совсем не похоже на приезд Агнона. Агнон почти не выходил из гостиницы и ел исключительно овощи и фрукты", – говорит Дов Гронер, симпатичный еврейский старичок, встретившийся мне в стокгольмской синагоге "Община Израиля". Согласно его словам, это не единственная разница между Ауманом и первым израильтянином, удостоенным самой почетной премии в мире. "Агнон приехал с минимальной делегацией, среди них – его издатель, как же его звали? А, Шокан. А сейчас – смотри, сколько народу".

Гронер, венгерский еврей, переживший Катастрофу, после войны попал в Швецию при посредничестве Красного Креста. Он часто читает в школах лекции о своих приключениях в те дни, и даже удостоился специальной премии за распространение сведений о Катастрофе в Швеции. На иврите он разговаривает, в числе прочих причин, благодаря своим детям и внукам, репатриировавшимся и живущим сейчас в Мевасерет-Ционе. Рассказывая об Агноне, Гронер знает, о чем говорит. В 1966 году Агнон разделил премию с поэтессой-еврейкой Нели Закс, и Гронер, техник местного радио, помогал израильскому диктору Накдимону Рогелю.("он еще жив?" - интересуется Гронер) проводить "двухчасовую прямую трансляцию. В те времена это не было обычным делом, а в Израиле не было телевещания".

Гронер рассказывает о своем большом уважении к писателю, но также не забывает поведать о его скупости. " Лауреаты получают, кроме денег, диплом и золотую медаль. Можно было получить копию медали, и Агнон спросил, сколько это будет стоить. Когда ему сказали, что цена – пять долларов, он очень засомневался и стал совещаться с Шоканом – стоит ли покупать. А после того, как купил ее, сказал Шокану: "Видишь, меня облапошили". С тех пор Гронер обращает внимание на каждого израильтянина, приезжающего за премией. "Были и в прошлом году лауреаты, но совсем не религиозные".

Рав Меир Гордон, ортодоксальный раввин Стокгольма, прибыл в Швецию из Израиля более семи лет тому назад, и вскоре вернется обратно. Он провел большую работу с того момента, когда его пригласили помочь подготовить все необходимое для приезда большой семьи, и отнесся к задаче со всей серьезностью. Он рассказывает мне, что посетил около двадцати мест – гостиниц, посольств, синагог и т.д. – чтобы обеспечить кашрут. Все это с помощью Хези Саси, израильского шефа, проживающего вот уже несколько лет в Стокгольме. Раву Гордону даже довелось выступить по шведскому телевидению, объясняя зрителям термины вроде "парве" и "мясное", а также почему официант, разливающий вино, сомелье, должен быть обязательно еврей.

Даже протокол одежды на церемонии вызвал проблемы у семьи Ауман. Нобелевский комитет занимается пошивом фраков для лауреатов и сопровождающих лиц, но уже после снятия мерки семья вдруг спохватилась, что в специальной одежде может быть "шеатнез" – смесь шерсти и льна, и попросили рава Гордона прислать образчик ткани на анализ в специальную лабораторию в Меа Шеарим. Очень быстро выяснилось, что токсидо действительно представляет проблему, и пришлось брать их напрокат в Израиле. Шведы с большим интересом отнеслись к тому факту, что лауреат – религиозный еврей. Гордон признается, что был очень рад появлению лауреата нобелевской премии по экономике еще по одной причине: "Он доказывает всем здешним евреям, что возможно быть и верующим евреем, и получить нобелевскую премию, и что самая великолепная трапеза может быть в то же время кошерной".

Почти как Шеллинг

Хотя я еще до отъезда знал, что делегация, сопровождающая Аумана, огромна, она, тем не менее, поражает взгляд. Но даже если она и самая большая за 105 лет существования премии, кое-кто не сильно отстает. Как видно, экономика – вопрос семейный, поскольку коллега Аумана, 84-летний профессор Шеллинг, тоже привез большую семью: четверо детей и девять внуков, громко распевавших американские дорожные песни в автобусе, подвозившем нас на лекцию. Шеллинг, почти как Ауман, бодр и прекрасно выглядит для своего возраста, но есть и различия. В то время как Ауман упрямо старался привезти с собой "детей профессиональных и академических", как он называет учеников и коллег, и при каждом удобном случае подчеркивал, что на протяжении всего пути ему помогали другие люди и "он обязан им своим успехом", Шеллинг приберег удовольствие исключительно для родственников.

Еще одно различие между ними стало заметно, когда за два дня до церемонии они читали лекцию в шведской Академии Наук. Заголовок, выбранный Ауманом, звучит как "Война и мир с точки зрения теории игр", в то время как у Шеллинга лекция названа "Шестьдесят удивительных лет" – о том, что со времен Хиросимы и Нагасаки ни одно государство не воспользовалось ядерным оружием. Две интереснейшие лекции, однако в то время, когда Шеллинг как будто читает свою лекцию перед Сенатом, Ауман завоевывает аудиторию чувством юмора и доступностью изложения.

Уже потом он рассказал, что его просили не переходить на политику – поэтому ему пришлось употреблять много терминологии, но те, кто хотели его понять, поняли. Надо, сказал он во время лекции, удаляться от ощущения срочности и от употребления слова "сейчас", в целях достижения мира. "У нас есть время, у них есть время, мы никуда не спешим. Именно так стороны убеждаюся, что никто не испытывает давления времени и не исчезнет из поля зрения, и поэтому, быть может, стоит уладить наши вопросы". Во время вечерней трапезы в субботу он чувствует себя менее связанным условностями для того, чтобы объяснить свое открытие, хотя председатель комитета, избравшего лауреатов по экономике, профессор Йорген Вайбель, присутствует вместе со своей дочкой от первого брака, еврейкой с кулоном в виде маген-давида на шее. "Арабы, – объясняет профессор Ауман, -сейчас понимают, что присутствие евреев в Стране Израиля – не временное явление, как это было с крестоносцами".

Кстати о политике, лауреат Нобелевской премии по литературе, Харольд Пинтер, не прибыл в Швецию по болезни, и от его имени премию получил представитель. Издалека, в речи, записанной на магнитофон в Британии, он чувствовал себя гораздо свободнее призывать отдать Буша и Блера под суд в Гааге. "Скольких людей требуется убить, чтобы тебя сочли военным преступником? 100 тысяч?", – сказал Пинтер, еврей, известный своими антиизраильскими взглядами. Интересно было бы увидеть встречу Аумана и Пинтера, если бы тот прибыл в Стокгольм.

Еще до отбытия Аумана из Израиля, представители радикальных левых кругов, и среди них израильтяне, направили письмо в нобелевский комитет. В письме утверждается, что нельзя оказать честь вручения премии специалистам в области теории игр, поскольку они "занимаются проблемами войны, что противоречит духу нобелевской премии". В семье и окружении Аумана опасались даже демонстраций протеста в Стокгольме. Коллега, помогавший редактировать рукопись Аумана, профессор Эхуд Калаи, относится к этим опасениям с пренебрежением. "Теория игр – это не более, чем рабочий инструмент исследователя, – говорит он, – его можно использовать для любых нужд, по желанию ученого. Это как харизма: Мартин Лютер Кинг пользовался ею для одних нужд, а Гитлер – для противоположных, соответственно своим взглядам".

У Аумана есть харизматичность, подчеркивает Калаи, и это то, что привлекло к нему и к теории игр многих исследователей и принесло в эту область расцвет. До шестидесятых в этой области были заняты всего несколько десятков исследователей, а сегодня в ней трудятся тысячи интеллектуалов по всему миру. Ауман принес ее в Израиль. Единственная демонстрация, которой я был свидетелем во время церемонии, была именно демонстрация против применения пыток и смертных казней в Иране.

Кто будет следующим Ауманом?

Как мы уже поняли, семья всю дорогу была убеждена, что любимый дедушка еще удостоится рукопожатия шведского короля, получит диплом, медаль и немалые деньги. Но возможно, что семья Ауманов еще не сказала последнего слова.

Начнем с фактов. Профессор Исраэль Ауман не единственный ученый среди Ауманов. Пятеро членов его семьи обладают научной степенью доктора: его невестка, доктор Шломит Лахман; зять, дктор Давид Розен; дочь и зять, доктор Нога Оман-Давид и доктор Йоси Давид, и сын, доктор Йонатан Ауман. Еще двое внуков, изучающих медицину, готовятся тоже стать докторами.

Во время приема в посольстве в Стокгольме, Авитар Манор (жена которого – коллега профессора Аумана в Еврейском Университете, в Иерусалиме), организует небольшое расследование среди внуков и выясняет, кем они станут, когда вырастут, хочет ли кто-нибудь получить Нобелевскую премию и у кого есть шансы. Они охотно включаются. Заместительницей коронована Шломцион Ауман (23), дочь Шломо Аумана, рожденная считанные месяцы после гибели ее отца в Ливане. Шломци, как ее называют в семье, изучает медицину, и ее реакция на вопрос такова: "дедушка говорит, что премия – это не цель. Это лишь признание, что "ты это сделал". Главное – сделать что-то важное и полезное для мира. Если я в этом преуспею, мне не нужна премия". Пока она размышляет, не специализироваться ли ей в онкологии.

Выигрывает по результатам опроса среди внуков Ор Давид, семи лет (с половиной! – добавляют внуки после краткого подсчета) . Его двоюродный брат и ровесник, Шохам, (напиши Шохам Аарон!) Брис утверждает, что он голосует за Ора, поскольку Ор "знает кучу разных вещей". Его брат Двир хочет быть учителем, а 13-летняя Ротем не ищет премий, а желает стать археологом, а чтобы получить премию, ей пришлось бы отказаться от своей мечты. 13-летняя Реут Розен вообще считает, что "одного в семье вполне достаточно", ну а уж если надо угадывать, она колеблется между младенцами – правнучкой Эдит Моше и еще более молодым правнуком – Шломо Ауманом. Ору Давиду, выигравшему, это все совсем не по вкусу. " Я не хочу, потому что слишком много беспокойства. Надо выступать по телевизору, и тяжело подготовить лекции". Когда я предлагаю ему все же соглашаться, находится решительный аргумент: "Я не хочу, потому что все лауреаты умирают. Смотри, что случилось с Ицхаком Рабином".

А что же думает об этом дедушка? "Я не вмешиваюсь в их планы. Конечно, я хочу, чтобы они преуспели, но не проверяю их и не спрашиваю, как дела с учебой". Все-таки он захотел узнать, чем кончился опрос, и смеялся, удовлетворенный.

Ор Давид продолжает быть звездой и через несколько минут, когда сотни гостей, заполнявших дом посла, отправляются восвояси, и остаются только члены семейства Ауман. Бокалы с вином и шампанским расходятся по рукам, и вдруг раздается крик: "Эй, мне не досталось шампанского!" Жена посла говорит с улыбкой: "для тебя у нас есть специальный апельсиновый сок".

Ради торжественного случая внуки вручают бабушке часы с пожеланием: "быть может, они помогут тебе улучшить внешность к церемонии". Это намек на немодный шнурок от очков, украшавший дедушку во время блестящих торжеств. На часах выгравирован стих из недельной главы Торы: "Тобой благославятся все семьи земли, и твоим потомством".

Двое держат*

Шведская Академия Наук и Шведский Банк, избирающий лауреатов Нобелевской премии по экономике, обычно не торопятся. Среди счастливцев, подходящих для рукопожатия к царствующему шведскому королю, – на сегодняшний день это Карл Густав 16-й, не часто встретишь кого-нибудь, чьи волосы еще не успели поседеть. Средний возраст лауреатов этого года был 70. Оман, хотя и "подходит по возрасту", собираясь вскоре отпраздновать свой 76-й год рождения, темп его жизни, его бодрость способны притомить людей гораздо младше его годами.

Вот уже два месяца, с тех пор, как объявлено о его избрании, Ауман находится в состоянии непрерывных праздничных церемоний вокруг себя, беготни и фотографирования. Он говорит, что в течении этих двух месяцев он почти не работал и не занимался никакой творческой деятельностью, а был занят только поездкой. С одним только исключением: за неделю до поездки успел профессор Ауман обвенчаться с Батией Коэн, старшей сестрой своей первой жены.

"Нобелевская неделя", как ее любят называть в холодной столице Швеции, перегружена событиями, которые не могут уместиться на листах обычного ежедневника (быть может, тому виной также и длинные названия улиц). Однако Ауман не пропускает ни одного из них: пресс-конференции, приемы, кидуши, празднования, обеды, телевизионные интервью, церемонии и утренники. Во всех он принимает участие, и во многих вместе с ним участвуют члены его семьи – жена с недельным стажем, дети, внуки, правнуки, которые во время слишком торжественных церемоний остаются с беби-ситтерами, специально захваченными из Израиля. Ауман остается в Стокгольме до вторника, до трапезы короля с лауреатами и посещения Гетеборгского университета.

Все лауреаты и члены их семей по традиции проживают в полной роскоши гостинице Гранд Отель, на которой рядом с флагом Швеции развеваются семь флагов родных стран лауреатов. Семью Ауман служащие отеля не скоро забудут. К концу нобелевской недели каждая горничная отеля знает, что если она видит в субботу человека в кипе, она должна открыть ему дверь в его комнату. Кроме того, всем служащим объяснили, что гостиничная еда никак не подходит израильской делегации, получающей еду от еврейских организаций города, а когда израильтяне хотят покинуть гостиницу, охранник должен заслонить оптическое устройство так, чтобы дверь не закрывалась автоматически.

Да и во время торжественного праздничного банкета Ауман, почтенный особым образом – его речь была объявлена не только по-английски и по-шведски, но еще и на иврите, тоже всех удивил – не только белой большой кипой, по обыкновению сдвинутой слегка в сторону, и не только старомодным шнурком для очков, но и необычной серьезностью своей речи, и специальным благословением, не только произнесенным вслух, но и подробно объясненным всем присутствующим – благословением, на которое его большая семья в один голос из зала ответила "Омен!"

Волшебная неделя закончилась, но в душе всех членов семьи осталось победное чувство: "дедушка это сделал"!

* Начало одной из Мишнайот.

Перевод Симы Корец, для NEWSru.co.il