Herald Tribune: Миф об успехе Путина
Майкл Макфол и Кэтрин Стонер-Вейсс
Того факта, что Владимир Путин указал на Дмитрия Медведева как на своего желательного преемника, должно быть более чем достаточно для того, чтобы Медведев получил подавляющее большинство голосов на мартовских президентских выборах в России. Неудивительно, что Медведев уже поклялся продолжать политику своего ментора и предложил Путину стать премьер-министром, дабы обеспечить ему причастность к руководству Россией в дальнейшем.
На взгляд большинства россиян, все это только к лучшему, поскольку они выставляют Путину высокие оценки за то, что российское государство восстановлено, а заглохшая было российская экономика заработала.
По распространенной версии, в 1990-е годы при Борисе Ельцине российское государство не управляло страной, экономика съеживалась, а население страдало. С 2000 года, при Путине, порядок восстановился, экономика процветает, а среднестатистическому россиянину живется хорошо как никогда. В той же версии утверждается, что Путин, возможно, и свернул достижения демократии, но принести эти жертвы на алтарь стабильности и роста было необходимо.
Однако эта распространенная версия неверна, ибо она почти всецело зиждится на случайном совпадении. Возникновение российской демократии в 1990-е годы и впрямь совпало с распадом государства и экономическим спадом, но оно не было причиной ни первого, ни второго.
Возрождение российской автократии при Путине, напротив, совпало с колоссальным экономическим ростом, но не было его причиной. Напротив, поворот Путина к авторитаризму в последние несколько лет сократил достижения по сравнению с теми, каковы бы они могли быть, если бы демократия уцелела.
При Путине российское государство действительно стало крупнее, чем раньше, и в некоторых сферах – например, своевременная выплата зарплаты в государственных организациях и пенсий, строительство дорог или расходы на образование – оно сейчас справляется лучше, чем в 1990-е годы. Однако если исходить из того, насколько выросли его масштабы и ресурсы, поразительно, как плохо до сих пор работает российское государство. Если говорить о безопасности в общественных местах, здравоохранении, коррупции и обеспечении права собственности, то россияне находятся в том же плохом или, по сути, в худшем положении, чем десять лет назад.
При Путине выросло число убийств. В 2000-2005 годах расходы на здравоохранение составляли в среднем всего 6% ВВП, тогда как в 1996-1999 годах на эти цели выделялось 6,4%. С 1990 года население России сокращается, так как рождаемость падает, а смертность растет, но с 1998 года убыль населения усугубилась. В конце 1990-х потребление спиртного в стране на одного взрослого человека составляло 10,7 литра; к 2004 году этот показатель вырос до 14,5 литра. Словом, статистика попросту не подкрепляет расхожее представление о том, что более авторитарное государство Путина также является более могучим или эффективным государством, когда речь идет о политическом решении крупных проблем в российской социальной сфере.
Тем не менее, могут ответить сторонники Путина, авторитарный стиль президента, по крайней мере, подготовил почву для фантастического экономического роста России. И действительно, при власти Путина темпы экономического роста в среднем составляют 6,7%, что весьма впечатляет. С 2000 года реальный чистый доход граждан рос более чем на 10% в год, траты на потребление астрономически увеличились, а количество бедняков сократилось.
Но в этом экономическом возрождении в действительности нет ничего исключительного, если сравнить его с тем, что происходит в других посткоммунистических странах. Весь регион пережил экономический спад, а затем начал возрождаться через несколько лет после начала реформ. Российская экономика следовала, в общем, по той же траектории – и сделала бы это и при диктатуре, и при демократии.
Путин появился на сцене в благоприятный момент цикла экономического развития России, а затем ему еще больше повезло: цены на нефть во всем мире выросли. Крепнущий авторитаризм внутри России не имеет к этому никакого отношения.
Если в России и существует какая-либо причинно-следственная связь между авторитаризмом и экономическим ростом, то она имеет негативный характер. В последние годы российский строй стал более авторитарным, что повлекло за собой рост коррупции и ослабление гарантий прав на собственность. Передача активов в другие руки превратила процветающий частный сектор энергетических компаний в сектор, который фактически подчиняется государству и менее эффективен. Ренационализация повлекла за собой спад в производительности былых частных компаний, лишила большую часть прибыльных российских компаний их ценности, а также замедлила инвестиции, как зарубежные, так и внутренние.
Возможно, самым красноречивым свидетельством того, что путинская автократия принесла российской экономике скорее вред, чем пользу, являются сопоставления с другими государствами региона. С 1999 по 2006 год Россия занимала 9-е место среди 15 бывших республик СССР в области среднего темпа роста. Точно так же инвестиции в Россию, составляющие 18% ВВП, хотя сейчас они крупнее, чем когда бы то ни было, намного ниже их средней доли таких демократических стран региона, как Польша или Эстония.
Остается лишь гадать, насколько быстрее росла бы российская экономика при более демократическом строе. Укрепление институтов, которые обеспечивают ответственность перед обществом, – подлинной оппозиционной партии, неподдельно независимых СМИ, судебной системы, которая не подчинялась бы контролю Кремля – помогло бы обуздать коррупцию и обеспечить права собственности, а следовательно, послужило бы более сильным стимулом инвестиций и роста. Словом, чтобы сохранить темпы роста российской экономики на прежнем уровне и переустроить российское государство в долгосрочной перспективе, Медведеву необходимо не подражать авторитарному наследию Путина, а отойти от него.
Майкл Макфол – профессор политологии и директор Center on Democracy, Development, and the Rule of Law при Стэнфордском университете. Кэтрин Стонер-Вейсс – заместитель директора по научно-исследовательской работе этого центра. Расширенный вариант этой статьи будет опубликован в январско-февральском номере журнала Foreign Affairs