Война в Ливане. Рассказывают журналисты израильских и российских СМИ

Редакция NEWSru.co.il обратилась к четверым русскоязычным журналистам, работавшим во время войны в Ливане, с просьбой: в нескольких фразах выразить то впечатление, которое произвело на них пребывание на ливанской территории. Это – не новостные тексты, не аналитика, не публицистика. Скорее, дневниковые записи. Каждый из журналистов выбрал свою форму для описания войны, свидетелем которой он стал.

Публикация всех текстов и фотографий согласована с авторами.

Наталья Мозговая, газета "Едиот Ахронот"

в июле-августе работала на северной границе Израиля, неоднократно бывала на территории Южного Ливана

После израильских городов на севере с бесконечными завываниями сирен выяснилось, что грохот артиллерии на границе и за ней напрягает куда меньше. По статистике, шансы схлопотать пулю, противотанковую ракету или минометный снаряд там был не меньше, но без тревоги как-то сподручнее было работать. А то едешь по городу – тревога, улицы вымирают – а ты один, как дурак, прешься на машине туда, где грохнула ракета. Тем более что бронежилет вместе с каской весят чуть не больше меня, так что воспользоваться ими как-то не пришлось.

За солдат было обидно. Те, кто были в Ливане, действительно выкладывались по полной программе, отчаянно пытаясь понять, чего "верхушка" от них хочет. Мерзкое чувство, когда ощущаешь себя мишенью на чужой выжженной земле, – слышишь грохот, свист – и не всегда понимаешь, свои стреляют или чужие, и главное, откуда. Солдаты с их тяжелой амуницией на нас смотрели, как на психов – мол, детский сад на прогулку вышел. Когда приходилось встречать рассвет по ливанскую сторону границы, при взгляде на холмы, поля, зелень, сады и их виллы, над которыми еще стлался дымок пожарищ после ночных артобстрелов, думалось: "Какой идиотизм. Здесь надо домики строить для отдыха в деревенском стиле, а не минные поля боронить". Такой мороз по коже неприятный, когда тебя на иврите инструктируют: "А это поле с минами против человека". "Противопехотная мина" звучит как-то менее жутко.

Уже после прекращения огня, в день выхода последних резервистов, встречали их еще в Ливане, в 5 утра. Настроение у всех по поводу выхода было вполне позитивное, и когда мы им заорали с головного БТРа: "Бегом, а то булочек с какао не останется!" – в ответ послышался хохот. Такой момент облегчения был – по этому смеху сразу понятно стало, что в этом отряде нет погибших.

Григорий Асмолов, газета "Коммерсант", 9-й канал израильского ТВ

регулярно делал репортажи с северной границы Израиля, за две недели до окончания боев побывал в Южном Ливане

Обычно пересечение границы любой страны – это ритуал. Пограничники, паспортный контроль, печать в паспорте… а тут, если бы командир танка не сообщил по внутренней связи "Добро пожаловать в Ливан", я бы оставался не в пространстве Израиля или Ливана, а в пространстве "кормовой части" танка. И надо сказать там очень неуютно – не потому что неудобно или страшно, а потому что ты полностью оторван от мира и происходящее никак не контролируешь – ты заперт в этой темноте, и какая разница Ливан – это, Израиль или Папуа-Новая Гвинея.

Потом тебе вдруг говорят вылезай – как младенцу, которого вынашивали девять месяцев – мол пора… И ты не знаешь, что там… Вроде бы Ливан. И ты рождаешься в этот Ливан, видишь идущих по выжженной земле военных, идешь с ними, разговариваешь, куда-то приходишь, ждешь: начнут ли по тебе стрелять (не начинают) или просто спишь, потому что жарко, и в этом Ливане, кроме летающих над головой артиллерийских снарядов, ничего не происходит, а потом тебя опять сажают в танк, и увозят обратно.

И какой-то морок не дает покоя – а может это и не был Ливан, а может этого Ливана вообще нет… И только когда ты выходишь из чрева танка на землю Израиля, и в первой сводке новостей, которую ты слышишь, снова звучат имена погибших – ты понимаешь, что Ливан все-таки есть.

Сергей Гранкин, международный телеканал RTVi

почти ежедневно делал репортажи из северных пограничных районов Израиля, в последние дни войны работал в Южном Ливане

12 июля, около полудня, когда Дан Халуц уже вытащил свои деньги, но еще не знал, что началась война, я болтался между Штулой и Авивим. Бардак был страшный. Дорогу из Штулы к границе перекрыть сообразили, а из Авивим можно было спокойно уехать в Ливан. Хорошо, что боевики в атаку не перешли. Джипы горели, внутри лежали обугленные тела солдат, их никто не вытаскивал - не до того. Вертолеты молотили из всех видов оружия по пустым вышкам "Хизбаллы". Танк уходил в свой последний бой на наших глазах. Поддержки с воздуха не было. Командиры еще не знали, что здесь не Газа и не Шхем. "Погоня, погоня, погоня в горячей крови". Он подорвался на фугасе через полчаса.

14 августа, в день прекращения огня я записал в своем дневнике стихотворение великого и очень любимого мной поэта.

Мой Tелемак,

Tроянская война

окончена. Кто победил – не помню.

Должно быть, греки: столько мертвецов

вне дома бросить могут только греки...

И все-таки ведущая домой

дорога оказалась слишком длинной,

как будто Посейдон, пока мы там

теряли время, растянул пространство.

Мне неизвестно, где я нахожусь,

что предо мной. Какой-то грязный остров,

кусты, постройки, хрюканье свиней,

заросший сад, какая-то царица,

трава да камни...*

Что называется – умри, лучше не скажешь.

Ну, а главное впечатление – это, пожалуй, смена полюсов. В тылу было намного страшнее и тяжелее, чем на фронте. Дома вообще воевать неприятно, а уж когда его еще и бомбят – становится просто страшно. Возникает ощущение беззащитности и бессильной злобы.

* Из стихотворения И.Бродского "Одиссей Телемаку" (Прим.ред.)

Евгений Сандро, российский телеканал НТВ

освещал эту войну и из Ливана (первые недели) и из Израиля (регулярно делал репортажи из зоны боевых действий)

Говорят, что для каждого времени есть свои "страшилки". Вон, во Второй мировой Дрезден разбомбили дотла – и никто не переживал. Прошло много лет. Курта Воннегута, который написал страшную книжку про уничтожение Дрездена "Бойня номер 5 или Крестовый поход детей", сейчас бы назвали антисемитом только за жалость к убитым обычным людям. И все эти "кто выиграл, а кто проиграл" – гадость, потому что на войне всегда убивают вот таких, обычных. И там и тут…

Из дневника

Бомба падает – банки валятся на пол: тушенка, кукуруза, печенье. Старик поднимает банки, протирает. Товар должен блестеть.

Плохо, что грязно, серая клетчатая рубаха рваная. Плохо, что нет покупателей. Плохо, что на другой стороне улицы – вот за этим домом – других теперь нет. Там теперь пусто.

У старика при лавке жили две собаки. Одну он убил сам, палкой. Когда понял, что она жрет человечину. Человечину жрать нельзя. Другая собака убежала сама. У нее скоро щенки. Она убежала в разрушенные дома, там и родит щенков, и выходит их.

– Почему не уехал?

– А куда я уеду? Кто будет смотреть за лавкой? И умирать давно уже пора, у меня друзей-то не осталось, все уже там.

Шарах. Пылища повсюду. Банки падают на пол, старик тоже. Потом поднимается и собирает банки, прижимая к груди.