Иран: внутренние протесты и навязывание России равных отношений. Комментарий эксперта

Доктор Раз Цимт, эксперт по Ирану, сотрудник Центра исследования Ирана "Альянс" при Университете Тель-Авива и Института исследований в сфере национальной безопасности, комментирует последние события в Иране.

Специально для Oriental Express. Беседовал Михаэль Бородкин.

Отметим, что Раз Цимт одним из первых, еще в начале августа, сообщал, что Россия получила иранские беспилотники. Через месяц иранские БПЛА-камикадзе появились в небе Украины.

Протесты в Иране продолжаются уже два месяца. На ваш взгляд, что объединяет этот протест с предыдущими волнами протестов в Иране, и в чем его отличие от них?

Я считаю, что речь действительно идет об одном из самых значительных внутриполитических событий в Иране со времен Исламской революции, несмотря на то, что на данном этапе протесты не представляют непосредственную угрозу стабильности режима. Во-первых, протесты продолжаются довольно долго. Демонстрации длятся уже два месяца, пусть и не всегда в том же объеме, есть пики, накал нарастает и спадает, но это длится уже два месяца. И во-вторых, в отличие от предыдущих волн протеста, которые в массе своей были связаны с экономическими проблемами, текущие демонстрации направлены против существования правящего режима. Это не какие-то ограниченные требования, как это было в 2009 году по поводу претензий о подтасовке результатов выборов. На сей раз демонстранты требуют свергнуть режим.

Вместе с тем, есть и факторы, из-за которых пока еще не возникла угроза свержения этого режима. Первый – это количество протестующих. Все же эти протесты на самом своем пике охватывали, судя по всему, несколько десятков тысяч участников. По различным оценкам, в течение последних двух месяцев по всей территории Ирана протестовали, в общей сложности, от 150 тысяч до 200 тысяч человек. И в большинстве протестов участвуют лишь десятки-сотни человек, причем в последние дни мы видим, что их стало немного меньше. Безусловно, речь еще не идет о том, что властям удалось справиться с протестами, и время от времени случаются более значимые акции, но большинство из них все же малочисленны. Второй фактор – в протестах не участвуют значительные социальные группы и секторы иранского общества. Большинство протестующих – молодые люди, юноши и девушки. Помимо них, мы наблюдаем демонстрации в районах, населенных курдами и белуджами, там происходят более существенные демонстрации. Тут и там вспыхивали забастовки торговцев или рабочих нефтедобывающей промышленности, но в целом большинство акций протеста проводит молодежь. А молодежным протестам, при всей их важности, сложно в одиночку добиться политических изменений, поскольку для политических изменений необходимо не только большое количество протестующих, но и способности к организации, возможность устроить забастовки. Все это мы наблюдали во время Исламской революции, а сейчас этого пока нет. И третий фактор – иранские службы безопасности все еще абсолютно преданы правящему режиму, в особенности "Корпус стражей исламской революции". Нет никакой признаков раскола в рядах КСИР. И пока власть едина, а службы правопорядка преданы ей, сложно представить, что протесты приведут к каким-либо более существенным последствиям.

Однако ясно, что властям никак не удается загнать этого джина обратно в бутылку. И хотя в последние дни мы видим меньше акций протеста, но тут и там постоянно происходят случаи гражданского неповиновения. Это и женщины, которые ходят с непокрытой головой, антиправительственные граффити, молодые люди, которые ходят по улицам и срывают тюрбаны с религиозных деятелей. Власти не справляются с этим, более того, невозможно с этим справиться исключительно силовыми методами. Поэтому я полагаю, что мы в течение довольно продолжительного времени будем наблюдать те или иные акции протеста, иногда перерастающие в выступления с применением насилия. С одной стороны, иранские власти не способны полностью это погасить, а с другой стороны, у самого протеста все еще нет решающей силы.

Вы упомянули, что в курдских и белуджских районах протестов гораздо больше. Но это все же не исключительно протест меньшинств?

Что касается меньшинств, дело обстоит следующим образом. Белуджи – это несколько особая ситуация, с религиозной подоплекой, так как они сунниты. Участники протестов – мужчины, в основном религиозные, и по меньшей мере, часть руководителей протестов – это религиозные лидеры. На мой взгляд, мы наблюдаем, как некоторые группы используют происходящее, чтобы напомнить о себе и выдвинуть собственные требования. Этнические меньшинства в Иране, в особенности курды и белуджи, уже много лет подвергаются дискриминации со стороны правящего режима. И я не склонен считать эти выступления проявлением этнического сепаратизма. Напротив, мы наблюдали проявления солидарности различных этнических групп. К примеру, на прошлой неделе отметили 40 дней с бойни в Захедане (Белуджистан), и приуроченные к этому акции были и в других местах, включая Тегеран. Таким образом, мы наблюдаем проявления межрелигиозной и межэтнической солидарности. Возможно, что районе проживания курдов, более компактном, у людей больше доступа к различному оружию и боеприпасам, которые доставляют через границу. И, конечно же, повод нынешней волны протестов – убийство Махсы Амини, девушки из курдской семьи – вызвал в Курдистане большую напряженность. Так что я не считаю, что эти протесты следует рассматривать, как этнические, но в этих районах большая задействованность естественна. Среди иранских арабов, к примеру, мы таких проявлений не наблюдаем, а среди белуджей и курдов протесты выражены сильнее.

Правящий режим, по обыкновению, обвиняет в происходящем "внешние силы", то есть, виноваты сионисты, британцы, американцы и даже саудовцы. Насколько серьезно воспринимают эти утверждения в самом Иране?

У меня не создалось впечатления, что к этим утверждениям относятся слишком серьезно. Могу лишь сделать оговорку, что некоторая часть иранского общества в определенной степени опасается распада страны по этническому признаку. Поскольку в районах, населенных курдами и белуджами мы наблюдаем больше акций протеста, то некоторые представители иранского населения действительно могут опасаться, что смена правящего режима приведет к такому распаду. Но это даже не связано с утверждениями, транслируемыми режимом. Я считаю, что, за исключением основного ядра, верного правящему режиму и принимающего лозунги о внешнем вмешательстве за чистую монету, большая часть общества понимает их надуманность. Это видно и по тону комментариев, публикуемых в более прагматичной прессе: там эти утверждения опровергают, подчеркивая, что вместо поиска врагов за рубежом, правительству стоит сосредоточиться на ситуации внутри страны, на том, что в действительности вызвало эту волну протестов. И это не США и не сионисты, это проблемы и беды иранского населения, главным образом, молодого поколения. Большинство иранцев понимает, что даже если кто-то извне и стремится использовать протесты в своих интересах, нынешняя ситуация не спровоцирована внешними силами, она стала следствием реальных проблем, существующих в Иране.

Я обратил внимание еще на один момент. В последние месяц-два в иранской прессе идет совершенно безумная подстрекательская кампания в отношении Республики Азербайджан. Они постоянно пишут о том, что Азербайджан – это "сионистская провинция", что он разжигает протесты в Иране, и даже призывают к аннексии Нахичевани.

Я не стал бы связывать это напрямую с волной протестов, скорее, это обусловлено проблемами на Кавказе, Зангезурским коридором, результатами войны в Нагорном Карабахе. В прошлом уже было так, что во время тех или иных событий на Кавказе, эскалаций между Арменией и Азербайджаном, президента Азербайджана обвиняли в попытках разжечь недовольство азербайджанского меньшинства на территории Ирана. В Иране уже звучали подобные реакции, включая требования пересмотреть Туркманчайский договор XIX века. Но я считаю, что в отличие от нападок на Саудовскую Аравию, которые напрямую связаны с протестами, главным образом, на фоне роли, которую играет здесь телеканал Iran International, претензии к Азербайджану связаны скорее с событиями на Кавказе, чем с ситуацией внутри Ирана. Ведь надо признать, что в Иранском Азербайджане хоть и были протесты в Тебризе и в других местах, но они были относительно умеренными, в отличие от Курдистана и Белуджистана, где мы видели больше насильственных акций протеста.

Иранцы также проводили учения на границе с Азербайджаном, помимо этого, по версии иранских спецслжуб, организатором недавнего теракта в Ширазе выступил азербайджанский гражданин. До обвинений в адрес правительства Азербайджана пока не дошло, но в целом риторика очень опасная.

В сегодняшних обстоятельствах меня все-таки больше беспокоит эскалация напряженности между Ираном и Саудовской Аравией. Несомненно, что Иран очень обеспокоен уже два года, с окончания войны в Карабахе. Они очень обеспокоены ситуацией вокруг Зангезурского коридора, и их опасения не безосновательны. Они считают, что Азербайджан может представлять для них угрозу, если предоставит свою территорию для других сил, таких как Израиль. Безусловно, иранцам совсем не нравится происходящее там, поэтому они и проводят маневры и высказывают упреки. Но крайне сложно предположить, что эта ситуация может привести к настоящему противостоянию.

Вы упоминали, что в Иране есть прагматичные силы, которые предлагают обратить внимание на происходящее внутри страны и сосредоточиться на внутренних проблемах. Но тем временем консерваторы, например, партия "Фронт стабильности", требует сменить должностных лиц, оставшихся со времен президентов-реформистов, начиная с секретаря Высшего совета нацбезопасности Али Шамхани.

Это было и раньше. Напомню, что еще до завершения первого года пребывания Ибрагима Раиси на посту президента страны звучало немало высказываний и критики из консервативного лагеря против его экономической политики и его провалов в сфере экономики. При этом консерваторам толком им и обвинять некого, ведь реформистов и прагматиков в правительстве не осталось.

Лагерь консерваторов никогда не был единым, и мы наблюдаем конфликты между парламентом и правительством. Вдобавок, консерваторы задумались над дальнейшими шагами. Что делать, если протесты не прекратятся и останутся примерно на прежнем уровне? И здесь есть разногласия. Более радикальные элементы против любых компромиссов, они требуют активно применять КСИР для подавления демонстраций и казнить некоторых политических заключенных. В то же время более умеренные силы предлагают пойти на уступки молодому поколению, конечно, не изменяя законов, обязывающих соблюдать скромность и носить хиджаб, но, как закрываются глаза на использование спутниковых тарелок, также противоречащих закону, так и в этом случае можно удовлетвориться, к примеру, денежным штрафом. Можно убрать полицию нравов и просто штрафовать за нарушение требований к одежде. Пока еще рано предполагать, какими будут окончательные решения, в конце концов, это решение лидера, президента, Совета по национальной безопасности. Вместе с тем, это конфликт очень сходных в своем мировоззрении людей, часть из которых более консервативны, а часть более радикальны, так что это своего рода "конфликт в семье".

Наконец, как на внутренней ситуации отражаются поставки оружия России, если учесть, что Ирану теперь грозят новые санкции со стороны Запада? Например, бывший посол Ирана в России Нематулла Изади говорил, что это ошибка.

Верно, эти заявления всегда будут звучать, в особенности со стороны более прагматичного лагеря, приверженцев Рухани. Бывший председатель комиссии по внешней политике и безопасности в парламенте с момента вторжения России в Украину также высказывался против официальной иранской позиции. Но хотя эти мнения и существуют, они не определяют нынешнюю стратегию, избранную Хаменеи и Раиси. Те заняли однозначную позицию: необходимо встать на сторону России. Причем эта стратегия не нова, она была заложена много лет назад, а после выхода Трампа из ядерной сделки лишь упрочилась. С их точки зрения, другого выбора нет, если нельзя доверять американцам, а европейцы отказываются от сотрудничества, то остаются только Россия и Китай.

Кризис в Украине дал иранскому правительству очень удачную возможность сделать две вещи: превратить взаимоотношения с Россией в более равноправные, ведь если раньше иранцы зависели от России, а сейчас появилась возможность, продавая им вооружения, играть на равных. А второе – это возможность для Ирана продемонстрировать свои оружейные возможности, так сказать, "на европейском поле". Если до сих пор они демонстрировали военный потенциал, главным образом, на Ближнем Востоке, то сейчас смогли расширить свое влияние и на Европу. Нет никаких сомнений, что взаимоотношения Ирана и России существенно улучшились в течение последнего года, но нельзя забывать, что сейчас это отвечает интересам обеих стран. Интерес Ирана здесь понятен, интерес России тоже понятен. Однако это лишь общие интересы. В конечном счете, многолетняя подозрительность Ирана в отношении России связана не только с историей. В течение последнего года Россия совершает действия, которые очень не нравятся Ирану, например, поставляет Китаю нефть со скидками, что сократило иранский нефтяной экспорт. Тегеран подозревает, что Россия ведет свою игу, используя их. Но, в конечном счете, у Ирана и у России нет сейчас выбора. Ведь нельзя сказать, что Ирану приходится выбирать между Европой и Россией. Так что они остаются со своими обязательствами перед Россией, и стратегия иранского руководства вполне понятна, ее сейчас едва ли что-то может изменить, тем более, когда возвращение к ядерному соглашению выглядит маловероятным.