День памяти. Солдаты Израиля: Петр Охотский и Евгений Тимофеев
Борьба за создание и существование еврейского государства унесла жизни 23.169 человек. История Израиля кажется бесчисленной чередой военных операций, терактов и войн. Последней в ряду этих войн стоит Вторая ливанская. Тогда последний день боевых действий, 13 августа 2006 года, унес жизни восьми военнослужащих, в том числе – двух репатриантов: 20-летнего старшего сержанта Евгения Тимофеева и 23-летнего старшего сержанта Петра Охотского.
- Имена израильтян, погибших в ходе Второй ливанской войны
Семья Охотских приехала из белорусской Орши в 1996 году, когда старшему сыну Пете было 13 лет. "Он рос обыкновенным ребенком, любил рисовать. Не знал, что у нас есть еврейские корни, но когда услышал – даже обрадовался. Конечно, когда приехали, пришлось съесть свою ложку дегтя, но Петя старался не обращать внимания на все шероховатости. Он очень любил эту страну, в 16 лет увлекся театром, играл в детской театральной студии, в основном – главные роли. Мы с женой даже не ждали, что он будет так блистать на сцене, это был и наш звездный час – все нас поздравляли", – вспоминает отец, Павел Охотский.
Мальчик был очень спортивным, увлекался футболом. "И после его гибели мы начали проводить футбольный турнир в память о Пете – с медалями, кубками, на стадионах. Он проходит в его день рождения. Участвуют команды его друзей-десантников, с которыми он воевал, команда его друзей по "гражданке", участвовала команда "Мей-Эден", где работал Петя, "Мекорот", где работает его мама, ветераны Лода и тель-авивского "Маккаби", британского посольства, Первого радио. Почти каждый год поет победительница "Кохав нолад" Диана Голби", – рассказывает он.
Когда Петру исполнилось 17 лет, старшеклассник Охотский начал участвовать в израильской начальной военной подготовке – ГАДНА. "Там впервые соприкоснулся с таким понятием, как десантные войска. Но нельзя сказать, что он впервые узнал об армии – его первые книжками были "Бородино" и "Василий Теркин". Мне он напоминал русских офицеров, для которых слова честь и достоинство были не простым звуком. Он к этим понятиям очень серьезно относился", – рассказывает Павел.
"Когда он мне сказал, что хочет пойти в десантные войска, я ему ответил: "Ты понимаешь, что будешь на передовой, мы приехали из другого мира, это не наша война". А он мне: "Пап, мы живем в этой стране, и это моя война". 17-летний мальчишка так сказал. Конечно, душа болела, но я понимал, что это его выбор", – говорит наш собеседник.
Петр прошел нелегкий отбор в десантные войска, с гордостью носил берет, подаренный ему еще до призыва офицером-десантником, увидевшим его горящие глаза. На церемонии вручения беретов Петя спрятал казенный армейский берет в карман и надел тот, полученный в подарок. Его десантник и проносил три года, а затем передал молодому бойцу, в котором увидел продолжателя традиций.
"Незадолго до демобилизации он поинтересовался, что я скажу, если он решит пройти гиюр. Я ему сказал, что он взрослый человек и может сам решать, но попросил: "Если уж ты начинаешь, доведи до конца. Если чувствуешь, что не сможешь – лучше вообще не делать". Я еще спросил, зачем ему это, и он ответил: "Я останусь русским парнем Петей, но я живу здесь, я воюю за эту страну, и хочу чувствовать себя полностью сопричастным"", – вспоминает Павел Охотский.
Второго сына Антона призвали на срочную службу сразу после демобилизации старшего. Он пошел в пехотную бригаду "Гивати". Когда началась Вторая ливанская война, Антон находился в Газе, а его старший брат, приходя домой с работы, каждый день ждал мобилизации. "Говорил, что он не стремится воевать, но он профессиональный солдат, и его место в Ливане. Когда получил повестку, то сначала отправился на сирийскую границу, а через неделю их послали в Ливан. Кстати, Антон тоже вызвался добровольцем в Ливан, хотя Петя очень злился, считал, что два брата на одном фронте – это не очень хорошо", – вспоминает отец.
Подразделение Петра дважды получало приказ о переходе границы: "11 августа он позвонил, сказал, что они вышли из Ливана, а через полчаса позвонил Антон, сказал, что они не заходят. Петя сказал, что двое суток они заходить не будут. И я подумал: "Ну все, дело к концу войны, их ведь не бросят туда". И тут сначала позвонил Антон, что их вводят, а потом и Петя – с той же новостью. Последнее, что я ему сказал: "Смотри малыш. Поосторожнее там, и помни, что мы тебя любим и мы тебя ждем". И его последние слова были: "Я вас тоже всех люблю". И гудки…"
Позже Павел узнал, что Петр обзвонил всех друзей и родственников: "И знаете, позже я встречался со многими, чьи близкие погибли в бою. И у многих было предчувствие. 5 августа он был дома, и второй сын пришел на побывку… Это был последний счастливый день в нашей жизни… И тогда они курили на лестнице, и Петя сказал Антону: "Смотри, если что-то со мной случится, ты остаешься за старшего. А девушке, на которой собирался жениться, сказал, что ни о чем не жалеет", – вспоминает Охотский.
"Как воевал Петя? Он был профессиональный боец. Он был лучшим пулеметчиком. Его командиры говорили, что никогда не воевали вместе с парнем, который бы понимал все с полунамека. Его ротный рассказывал, что ему было важно выяснить заранее дислокацию, подобрать угол обстрела и т.д. В Ливане во время боя боевики заставили их залечь, и Петя встал с пулеметом и пошел в атаку, подавляя огневые точки врага. За ним пошли все. Мы думали, что знаем нашего сына, но тут как заново книгу перелистывали", – признается отец.
"На войне всегда много ошибок. Сама война – это и есть главная ошибка. Там был бой, и осколок попал ему прямо в сердце. Времени выносить его с поля боя не было, и парень из части остался его охранять – ведь боевики "Хизбаллы" пытались похитить и мертвых. Помните, как у мушкетеров – мушкетеры покидают бой только мертвыми. А мой Петя и мертвый не покинул поле боя", – подчеркивает Павел.
"Так что у меня нет обиды на армию. К ней можно по-разному относиться, но ЦАХАЛ – то, за счет чего эта страна существует. Да, командование допускало ошибки – нет войн, где обходятся без них. Даже у Наполеона было Ватерлоо. Но руководство страны проявило бездарность – и глава правительства Эхуд Ольмерт, и министр обороны Амир Перец. То, что в последние два дня погибло столько ребят – ни за что… Ведь когда 18-летний мальчик надевает форму, под пули идет он, а не министры", – добавляет Павел.
"Я понимаю, что нет войны без смертей. Армия извлекла уроки из Второй ливанской. Последующие военные операции проходили с гораздо меньшими потерями. Даже те, кто не испытывает симпатии к Израилю, признает, что израильские военные операции просто показательные. И когда меня спрашивают, как я себя чувствую, то я отвечаю: это как рана – она кровоточит всегда. Когда ее закрываешь пластырем, кровь как бы не видно. А открываешь – она идет. Мы видели много семей погибших ребят и девчат, видели, как они живут, и поняли, что, несмотря ни на что, надо жить, работать. По-другому нельзя. Иначе… Вы же понимаете…" – говорит Охотский.
Бой, ставший для Петра последним, состоялся у деревни Кантара, расположенной в восточном секторе фронта. Он начался с того, что боевикам "Хизбаллы" удалось подбить при помощи противотанковой ракеты бронированный бульдозер D9. Охотский и его товарищи помогли экипажу эвакуироваться из горевшей машины. Водителем, получившим смертельные ранения в результате этого обстрела, был уроженец Казахстана, 20-летний Евгений Тимофеев.
Евгений репатриировался в Израиль в 2000 году с матерью Анной и старшим братом Юрием, который уже успел отслужить в российской армии. "Он очень хотел служить. По-моему, тут вообще все хотят служить в армии. Женя отслужил два года в саперных войсках и погиб за несколько часов до окончания Второй ливанской войны", – рассказывает Анна Тимофеева.
"Он был такой… Очень живой. Когда домой приходил, все начинало кувыркаться: музыка, компьютеры, друзья… Техникой он тоже увлекался – любой трактор мог водить так, будто ковш – это продолжение его рук. Даже не знаю, чего он не любил – просто очень любил жизнь, будто торопился… Друзей всегда куча была, независимо от национальности и цвета кожи", – вспоминает мать.
13 августа бульдозер Жени занимался расчисткой пути следования для колонны бронетехники. "Они сидели там втроем, и одного мальчика послали за сигаретой. Дело было вроде бы в мирной деревне. Только он вышел – начался обстрел. Против них использовали российские ракеты "Корнет", которые взрываются два раза – один раз когда подлетают к препятствию, второй раз уже внутри. D-9 – это тысяча литров горючего. Все это вспыхнуло… Женя смог выйти, весь обгоревший, но умер в вертолете по дороге в больницу. Это я виновата – говорила ему, чтобы оставался в бульдозере", – укоряет себя Анна.
"Когда меня спрашивают, как это – потерять сына в последний день войны, я говорю: "Вы думаете, что тем, кто потерял в первый день войны, легче?" Я не думаю. Но у нас государство такое – действительно, никто не забыт. Очень помогла армия, родственники. Организация СЭЛА, оказывающая помощь репатриантам в кризисных ситуациях, окружила заботой и помогает до сегодняшнего дня", – говорит наша собеседница.
Тимофеева снимала квартиру вдвоем с подругой, у которой тоже было двое сыновей. "Как раз перед этим передача была, что когда такое случается, люди приходят и не звонят, а стучат. Я услышала, рано утром машина остановилась, люди по телефону разговаривали, так сразу поняла, что к нам. У подруги сын был в армии, в Газе, а у меня – в Ливане. И когда они постучали, то мы не знали, как двери открыть. Стояли, поддерживая друг друга, не знали, к ней или ко мне. Даже не помню, как мы дверь открыли", – признается она.
Переживает Анна и за солдат, которые сейчас проходят службу в Иудее и Самарии: "Самое обидное, что они должны терпеть все эти издевательства, и даже сдачи дать не могут – их под суд отдадут. Обидно. Но я горжусь своим государством. Здесь не забывают ни одного солдата. Могилки ухожены, в День памяти воткнут флажок, свечку поставят. Да и вообще – нигде в мире так не любят солдат, как у нас. Обиды на государство у меня нет. Есть – на саму жизнь".
Тимофеева признается, что ей по-прежнему тяжело смотреть на людей. "Я когда с внучками гуляю, то сажусь с ними с книжкой где-то в сторонке. Для меня пойти в банк или куда-то, где много людей – пытка. Если бы не внучки, дочки Юры, наверное, уже умерла бы. Жизнь делится на "до" и "после". Радости нет. Нужно, чтобы все поняли: мы не хотим войны, не хотим, чтобы погибали наши дети, но вынуждены защищаться, терять родных", – говорит мать.
Материал подготовил Павел Вигдорчик