Московская кухня в Тель-Авиве. Разговор об инакомыслии и алие с Еленой Калужской
Полгода назад в Тель-Авиве появилось новое кафе под названием "Ватрушка". Его хозяйка, известный в России журналист Елена Калужская, приехала в Израиль полтора года назад, а до этого в течение шести лет работала в Сахаровском центре в Москве, занимаясь организацией дискуссионных проектов и принимая участие в работе школы прав человека.
Корреспондент NEWSru.co.il побеседовал с Еленой Калужской о ее новом бизнесе, о политической ситуации в России и о феномене новой алии.
Почему вы уехали из России?
По той же причине, по которой уезжают сейчас все. Решение было принято еще в 2012 году. В Сахаровском центре, где я работала последние шесть лет, регулярно появлялись православные активисты, казаки, и это вгоняло всех в чудовищную депрессию. Позорище, происходящее у меня на родине, стало для меня совершенно невыносимым. Я поняла, что происходящее там не закончится еще долго, а мне хотелось бы остаток жизни провести как-то иначе, в другом общественном контексте, учитывая, что мне этот контекст важен, и я его всегда чувствую. Есть люди, которые умеют выстраивать вокруг себя стену и жить внутри нее, а мне все время стыдно и неприятно видеть тех, кто на моих глазах сошел с ума.
Вы понимаете этот механизм потери разума?
Я думаю, что он точно такой же, как был в гитлеровской Германии в 30-е годы. Наверное, это обычная психологическая защита. Когда на глазах у человека происходит нечто чудовищное, он себя уговаривает, что если это происходит, а все молчат, то это нормально. И уже то нормально, и это нормально, и нормальными начинают считаться уголовные преступления. И до этого состояния доходят даже самые чувствительные и вменяемые люди. Я просто не могу больше смотреть на накопившееся вокруг безумие и агрессию... Наткнулась на новость о том, что пытают Ильдара Дадина. Это же ад. Я помню это чувство беспомощности, когда этапировали, скажем, Толоконникову. Этапы ведь в России проходят так, что никто не знает, где человек, что с ним, жив ли он. А условия там везде пыточные, и рассуждать о том, пытают в этот момент человека или нет бессмысленно – его пытают. Пытка начинается сразу после взятия под стражу, потому что у нас такие нормы обращения с человеком.
Тем не менее, вы много лет занимались общественной деятельностью, выходили на пикет в годовщину приговора Pussy Riot…
Я в основном ходила к судам. Ужасно не люблю пикетировать, и со мной это случилось всего один раз. Очень одиноко стоять в одиночном пикете, чувствуешь себя абсолютно беззащитным. Люди, которые ходят в одиночные пикеты регулярно, на мой взгляд, совершают подвиг. А общественной деятельностью я занималась по месту работы. Пока работала журналистом, то ходила на все эти акции, чтобы о них писать. И, слава богу, я работала в издании, где это было можно, потому что в то время об этом писали уже немногие. Я тогда работала в интернет-газете "Избранное", выросшей из "Московских новостей". В 2008 году, очевидно, в связи с выборами, газету закрыли. А с 2009 года и до самого отъезда в 2015 году я работала в Сахаровском центре.
Вы сказали, что решение было принято в 2012 году. Это было связано с выборами? С "болотным делом"?
Окончательно все стало ясно еще в 2008-м, после тех выборов и нападения на Грузию. Собственно говоря, понятно стало из реакции европейского сообщества. Они ведь все вдруг начали рассуждать, хороший ли человек Саакашвили и не сам ли он виноват в том, что российские танки идут по грузинской земле. Я знаю, что о политике и порядочности в одном предложении не говорят, но не менее поведение европейских лидеров было за пределами этических норм.
Я тогда работала судебным хроникером, и именно в то время в мой адрес звучали угрозы. Например, был суд над убийцами Саши Рюхина – был такой политический активист. Его убили националисты. У них тогда была традиция – ходить вшестером и нападать на людей, трое на одного, в то время было много таких избиений и убийств. По Сашиному делу поймали трех человек, а во второй тройке, если не ошибаюсь, были люди, которые потом убили Станислава Маркелова и Анастасию Бабурову. В общем, их семьи и друзья – очень неприятные люди. И вот ты приходишь в суд, написав уже одну статью, а сзади к тебе кто-то наклоняется и говорит: "Сука, мы знаем, где ты живешь, ты на первом этаже живешь, и детей твоих мы знаем".
Мне очень хотелось, чтобы дети уехали. И в 2010-м, когда они уже уехали в Израиль, я испытала огромное облегчение и какое-то время жила, не собираясь никуда уезжать, потому что мне было страшно интересно. Где еще можно увидеть… Хотя это опасно говорить. Я помню, как в 2005 году повела детей на митинг как на экскурсию, и говорила им: "Дети, вы сейчас увидите разгон митинга. Скоро этого нигде уже не будет, и вы должны на это посмотреть". Нас тогда разгоняли, менты толкали детей, Машка расплакалась и получила опыт, который ее, видимо, отчасти сформировал. И в 2010-м я тоже думала, что посмотрю, как люди сходят с ума, потому что эта дикость наверняка в истории Европы происходит в последний раз.
Вы считаете Россию Европой?
Я говорю о языке, литературе, культуре. Я думаю, что гопники всей планеты одинаковые, а интеллигенция везде разная, и российская интеллигенция – часть интеллигенции европейской.
В общем, я не хотела уезжать, но в конце 2011 года случилось то, что случилось. Люди, которых я считала абсолютно безнадежными, повалили на улицы и объявили, что их обманули, и они этого не потерпят. Это было очень наивно и трогательно. И грустно, потому что уже тогда было все понятно. Эти люди почему-то не думали, что их будут бить дубинками, поволокут в участки, запихнут в автозаки, засудят невиновных. Был очень небольшой шанс, что все закончится иначе, но я думаю, что этот шанс был связан, например, с гражданской войной, которой слава богу не случилось. Поэтому сейчас на родине царит разнузданное гниение. И эта власть закончится тогда, когда умрет естественной смертью.
А пока мне бы очень хотелось придумать способ спасти всех, кто там в опасности, а в опасности там любой инакомыслящий человек, и не все они могут уехать.
Оппозиция в России все еще существует?
Есть разные представления о том, что такое оппозиция. Я считаю, что это люди, которые способны на выборах сражаться за власть, получить ее и сделать все по-другому. Этого в России нет. Не потому что Россия плохая, а потому что все уничтожено, как уничтожены нормальные СМИ, которые были возможны в России, как уничтожено вообще все живое. И сейчас оппозицией называют инакомыслящих. Я, например, классическая инакомыслящая.
Что же произошло с теми инакомыслящими, которые все еще остаются там? Множество людей, которые четыре года назад выходили на Болотную, теперь поддерживают аннексию Крыма. У вас, помимо журналистского, еще есть психологическое образование. Вы это можете как-то объяснить?
Думаю, поддержка оккупации Крыма – это уже психиатрия. Это показывает, насколько люди, чьи права нарушаются систематически, глобально и всегда, теряют чувствительность к праву.
Итак, вы решили покинуть Россию, и приехали в Израиль...
Я приехала в качестве мамы двух "дембелей". Мои дети, евреи по отцу, приехали в Израиль по программе "Сэла" и отслужили здесь в армии. Младший, Даниил, приехал в 16 лет, сразу после школы. Он окончил школу на два года раньше, потому что дважды перескакивал через класс. Он довольно быстро здесь освоился, выучил язык, служил в ВВС авиатехником. Старшая, Маша, служила в пресс-службе ЦАХАЛа. Оба были в армии во время операции "Нерушимая скала", а я тогда сидела в Москве и приехала сюда только в феврале 2015 года.
Как журналисту и психологу пришло в голову открыть заведение общепита?
Это был вынужденный шаг. Языка у меня не было, а что можно делать без иврита и английского? Только бизнес. И это стало возможным благодаря тому, что мой муж Ицхак, который в Израиле уже 43 года, сразу взялся мне помогать. Ицхак – мой универсальный переводчик, и не только языка, но и всего остального.
А потом оказалось, что это страшно интересно и гораздо веселее, чем я себе представляла.
Не страшно открывать бизнес, прожив в стране всего год?
Я решила открыть ресторан уже через полгода в стране, но очень долго искала помещение. Только сейчас до конца понимаю, как нам с этим помещением повезло, а посмотрела, кажется, все, что было вокруг. Я часто слышу, как открываются и быстро закрываются разные кафе. Здесь не так много сдается подходящих мест, и немногим удается выжить.
Как это удается вам? Конкуренция огромная, аренда дорогая.
Первое время мы держались на собственных ресурсах. Друзья, знакомые, знакомые знакомых. А потом начали приходить местные жители. У многих польские или русские корни, им очень интересно попробовать то, что они помнят по книжкам или из детства. Многие сначала преследуют чисто экскурсионные цели, но попробовав нашу кухню, начинают ходить чаще. У нас бывает множество смешанных пар, когда люди водят друг друга показать, что сырники, пельмени и солянка бывают не только дома.
Значит, у вас русская кухня?
Скорее, московская. У нас есть то, что нам нравится в русской кухне, но и то, что москвичи ассимилировали из других культур и готовят дома – хачапури, шакшука, яйца "Бенедикт".
Кроме того, мы планируем делать недели этнической кухни, когда, помимо нашего обычного меню, мы будем предлагать посетителям несколько специальных этнических блюд, приготовлению которых наших поваров будут обучать приглашенные специалисты. Это будут недели грузинской, мексиканской, итальянской кухни.
Вы сами готовите?
Конечно. У меня есть три повара, мне помогает сын, но мне нравится лепить пельмени, это такой дзен. Это гораздо менее мучительное занятие, чем дискутировать с людьми, которые боятся изменить свое мнение. И не потому что глупые и необразованные, а потому что, если ты его меняешь, ты должен себе сказать: "Да, сейчас убивают Ильдара Дадина, а я сижу и ничего не делаю для спасения тех, кого сейчас пытают и кому это еще предстоит".
Вы не скучаете по общественной деятельности?
Для общественной деятельности в Израиле я некомпетентна. Но вот в Сахаровском центре я в том числе занималась дискуссионной программой и хотела бы сделать нечто подобное в "Ватрушке". Здесь существует множество острых общественных вопросов, и мне кажется, что обо всем этом можно и нужно говорить, потому что в разговоре всегда запускаются процессы сближения, понимания.
Я думаю, что через пару месяцев, когда работа кафе будет уже лучше отлажена, мы начнем делать нечто подобное дискуссионным вечерам. Я уже знаю многих из тех, кто здесь интересен, у кого интересный опыт. Если меня отпустить на волю и дать мне этим заниматься, я смогу сделать это очень интересно. Но я пока не могу на волю, мне нужно быть на кухне.
Вы сказали, что вам очень важен общественный контекст. Вы уже начали разбираться в общественном и политическом контексте Израиля?
Я не могу сказать, что уже начала разбираться. Конечно, я бесконечно соотношу свой опыт с тем, что происходит здесь, пытаюсь увидеть разницу и сходство. Сразу после моего приезда в Израиле были выборы, и у нас дома все пребывали в состоянии дискуссии. Дети голосовали за "Але Ярок", муж голосовал за "Ликуд" и победил, и теперь его все троллят и прохода не дают.
Мне все это было ужасно интересно, а главное, что я поминутно во время этих выборов фиксировала и помнила, что вот это настоящие выборы, когда мнение людей что-то определяет, а может быть и все. И в этом огромное политическое счастье, и уже за одно это стоит ценить эту страну.
Я вижу у вас на полках "вкусные подарки" фирмы YOFFI, книги из книжного магазина "Бабель". Это бизнесы людей, которые, как и вы, приехали в Израиль в течение последних нескольких лет. Вы тесно общаетесь с другими представителями новой алии и пытаетесь друг друга поддерживать?
Тесно общаться у нас, прямо скажем, нет времени, но мы действительно не чужие друг другу люди, хотя не все были знакомы по прошлой жизни.
Но мне ужасно нравится история про бизнес людей, никогда раньше бизнесом не занимавшихся, потому что они придумывают какие-то вещи, которых раньше не было, которые считаются неправильными. Ведь если раньше чего-то не было, то вроде и не должно быть. "Специалист подобен флюсу…" Я и сама из таких людей и понимаю, что наделала и еще наделаю кучу ошибок, но зато это очень интересно и имеет смысл. И если мы выйдем в ноль, да еще и приобретем опыт, это будет круто. Аркадий Майофис (YOFFI), кстати, замутил из всех нас самую сложную историю, и ему очень хочется содействовать, потому что это безумно красиво и удобно. Такие универсальные "вкусные подарки" – это то, чего мне не хватало, пока я моталась из страны в страну.
Я думаю, что у нас все будет хорошо, но сейчас всем еще довольно сложно.
В последнее время в социальных сетях часто можно увидеть войны между новой, так называемой "путинской" алией, и репатриантами 90-х. Вы ощущаете это в реале?
В реальной жизни – практически нет. У нас в кафе работают официанты из той алии, мой муж приехал сюда еще в 70-е. Вообще это совершенно бессмысленный спор. Ведь понятно, чем отличаются эти две алии. Тогда люди уезжали из Советского Союза в капиталистическую страну. Они полностью меняли свою жизнь, не было интернета, возможности работать удаленно, общаться по "Скайпу". Это было страшно тяжело, я тогда проводила толпу своих друзей и родственников. Для нас это было горе. А наша алия по сравнению с той – праздник. Мы встречаем здесь своих близких, начинаем вместе жить.
Это бессмысленный, надуманный конфликт, его можно и нужно ликвидировать. Просто у людей разный опыт. Люди, которые живут здесь с 90-х, совершенно несправедливо представляют себе недавно приехавших такими, какими они сами были 20 лет назад. А недавно приехавшие часто недооценивают тех, кто приехал давно.
Я бы очень хотела, чтобы этого не было. Чтобы мы, воссоединившись со своими когда-то уехавшими родственниками и друзьями, были счастливы, как были счастливы до расставания.
Беседовала Алла Гаврилова. Фотографии Марии Кашевник
