История Гилада: о "каханисте" с арабской кровью, выбравшем свой путь
На фестивале документального кино "ДокАвив" в Тель-Авиве был показан фильм Илана Мизрахи "Всем известный секрет" (הסוד שכולם יודעים). Этот фильм – рассказ о Гиладе Саде, прежде известном как Гилад Полак, "каханисте" и активисте "молодежи холмов", жизнь которого изменилась после того, как он узнал, что в его жилах течет не только еврейская, но и арабская кровь.
Корреспондент NEWSru.co.il Алла Гаврилова поговорила с автором фильма и его героем.
1996
Фотокорреспондент "Маарива" Илан Мизрахи в период праздника Пурим приезжает в дом к одному из лидеров "Ках" Тирану Полаку, чтобы сделать репортаж о том, как последователи Меира Кахане отмечают вторую годовщину массового убийства арабов в Пещере Праотцев. Там Мизрахи делает снимок, попавший потом в многие СМИ. На этой фотографии Тиран Полак с сыном Гиладом в "костюме" Баруха Гольдштейна.
В то время Гиладу девять лет, он учится в третьем классе. Мальчик сменил уже несколько школ, поскольку считается трудным ребенком, и в конце концов комиссия определяет его в "Плюралистскую школу" в Иерусалиме.
"Мои первые воспоминания? Есть такие, какие бывают у всех детей, – детские площадки, какие-то игры. А еще я помню, как каждый шаббат мы ходили из Кирьят-Арбы в Пещеру Праотцев. Помню бутылки с зажигательной смесью, помню, как старшие дрались с арабами", – говорит Гилад корреспонденту NEWSru.co.il, И добавляет, что сейчас назвал бы это "обществом, которое поощряет насилие".
Для учителей, рассказывает Гилад, он был "козлом отпущения", дети его тоже не принимали, и школа вспоминается им в основном как череда унижений. Он знал, что причина в том, что его отец "экстремист" и "радикал", и гордился этим. Мир состоял из "своих", в число которых входили в основном каханисты, и "врагов", которыми были арабы и любая власть. Каханисты празднуют День Независимости, но дети в общине растут на рассказах о том, как полиция избивает их родителей, и отрицательное отношение к властям прививается с раннего детства, говорит он.
"В школе я все время слышал, что из меня ничего не выйдет, а один раз классная руководительница вообще сказала мне, что такие, как я, не имеют права на существование", – вспоминает Гилад.
Барух Гольдштейн для Гилада не просто герой, который "расстрелял арабов, чтобы спасти евреев". Гольдштейн работал врачом в Кирьят-Арбе, лечил Гилада, когда тот был совсем маленьким, и дружил с его отцом. Все это Гилад гордо рассказывает Илану Мизрахи, который, как выясняется, служил в Хевроне, когда Гольдштейн был там военным врачом.
Мизрахи частый гость у каханистов. "Работа фотокорреспондентом на территориях возможна только в том случае, когда находишь общий язык и с палестинцами, и с поселенцами", – рассказывает Мизрахи корреспонденту NEWSru.co.il.
2001-2003
Вторая интифада, Гиладу 13 лет, он уже принимает участие в беспорядках, происходят первые столкновения с полицией. Впервые его задерживают за граффити "Кахане прав". За эту работу одни взрослые мальчику платят, другие взрослые – арестовывают.
"Первым делом полицейские спросили, как меня зовут. Я сказал: Гилад Полак. Они сказали, что такого имени у них в системе нет. А когда нашли меня в системе, объяснили, что у меня фамилия матери", – вспоминает Гилад.
После того, как его отпустили, он побежал к матери, и та призналась, что Тиран Полак не его отец.
"Какие-то слухи и раньше до меня доходили, но в основном в форме насмешек, которым не придаешь значения. Когда тебе говорят, мол ты вообще араб, то поскольку араб – это само по себе оскорбление, ты это воспринимаешь не более, как повод для драки. Или когда говорят, что ты бастард. Но тут я все это вспомнил, и когда мама спросила меня, хочу ли я знать, кто мой настоящий отец, я сказал, что не хочу. Я уже понял, что мой отец – араб, и не хотел этого слышать. Мать я тогда возненавидел", – говорит Гилад.
Мать тогда сказала ему: "Знай, все, что ты слышишь вокруг, – это ложь. Правду знаю только я. Когда ты захочешь, я тебе все расскажу".
К тому времени родители Гилада были в разводе, и он, по его словам, жил "то там, то сям".
Мысли о собственной неполноценности сделали Гилада еще более агрессивным. "Представьте, мне 14 лет, субботний ужин у друзей отца, и они с гордостью рассказывают, как спасли меня от арабов и каким я отличным получился. И я чувствую себя не только всем им обязанным, я чувствую, что должен все время доказывать, что они не зря меня спасли. Или идет компания подростков и кричит "Смерть арабам!". Я иду вместе с ними и знаю, что я наполовину араб. И они это знают. И я понимаю, что должен быть еще злее, еще смелее, я должен быть первым на этой войне".
В 14 лет Гилад впервые попал на допрос в ШАБАК. "На допросе я сначала хамил, а потом просто замолчал. Мой секрет сам по себе был настолько страшным, что я боялся только его, поэтому на все остальное мне было наплевать. Тем более, что я не мог позволить себе стать не только арабом, но и предателем. В наказание за молчание меня отправили в камеру к палестинцу. Сказали: мы тебе поселенца привели. Он сразу набросился на меня и стал душить, я повалил его на пол, только тогда нас разняли".
После девятого класса Гилад бросает школу и присоединяется к движению "Молодежь холмов". ""Холмы" есть разные, – рассказывает Гилад, – Я сразу отправился на один из самых радикальных, был тогда такой "Холм номер 26". Одно из мест, где жили в шалашах, без электричества и воды. Мы считали, что должны быть полностью независимыми от властей. Задачу свою мы видели в том, чтобы заселять землю евреями. То есть, брать и строить без всяких разрешений – на палестинской, государственной или "ничьей" земле. И жили в основном с того, что давала земля. Где-то подрабатывали, покупали и пасли скот, что-то сажали. Мой первый "холм" разрушили несколько месяцев спустя. Пришли ночью, сняли часовых, подняли, скрутили и увезли в чем были. Меня тогда высадили босого, без денег и документов в Маале-Адумим. Мы вернулись и жили какое-то время в пещерах неподалеку от "нашего" холма. Потом были другие "холмы", другие форпосты. Мне повезло, мы тогда террором не занимались, но стычки с арабами были делом повседневным. Они приходили на наш холм, мы дрались палками и камнями, потом приезжала полиция и арестовывала нас, а не их. На самом деле "ноар гваот" – это очень опасное движение, которое со временем становится все более и более радикальным. Сейчас они уже сжигают дома, церкви. Понимаешь, ведь сжечь церковь на Кинерете – это не просто сжечь постройку, это сжигать и так достаточно хрупкие связи сионистов с христианским миром. Именно это настоящий радикализм, а не драки с арабами за то, кто где пасет скот".
2004-2008
К началу двухтысячных журналист Илан Мизрахи уже так примелькался в среде правых радикалов, что легко напросился приехать на свадьбу Итамара Бен-Гвира.
"Мы странным образом подружились. Я не скрывал, что веду светский образ жизни, что голосую за левоцентристов, мы постоянно спорили о политике, но не теряли уважения друг к другу. К тому моменту я уже работал фотокорреспондентом на многие западные издания, например, на The Washington Post или Time Magazine, я приезжал туда с журналистами, и мы снимали репортажи, у которых не было левых или правых целей. Моя цель – это максимально приблизиться к тому, чтобы рассказать правду, и этим я сумел завоевать доверие в этих кругах", – объясняет Мизрахи корреспонденту NEWSru.co.il.
Журналист начал ходить с камерой на демонстрации против размежевания. На одной из этих демонстраций он в очередной раз столкнулся с Гиладом.
"К тому моменту я понял, что хочу снять фильм про новое поколение каханистов. Я снимал очень многих, в том числе Гилада, поскольку он всегда и везде был в первых рядах. К тому же, я понимал, что сын Полака должен играть в этом сообществе видную роль. На той первой массовой демонстрации против размежевания было задержано много народу, в том числе, например, Эден Натан-Зада (расстрелявший в Шфараме арабов в 2005 году, чтобы сорвать процесс "размежевания", – прим. ред.) Одним из задержанных был Гилад. А я все это снимал. И видел, как бойцы ЯСАМ схватили его и тащили по земле, как мешок. И когда ко мне обратился адвокат Гилада, я, конечно же, передал ему запись, благодаря которой Гилада освободили из-под ареста", – рассказывает Илан.
"Мне было 17 лет, – вспоминает Гилад, – я прекрасно знал, что стоит мне только дернуться, как меня схватят. Меня всегда брали первым. Поэтому я тихо стоял в сторонке. Но мне это не помогло, меня все равно скрутили "ясамники", стали бить дубинками, началась заваруха. Меня задержали, обвинили в нападении на полицейского и оставили под арестом до суда. Но мой адвокат подал апелляцию, и видеозапись Илана была показана Дорит Бейниш, которая распорядилась меня отпустить. Кстати, потом меня все равно признали виновным, хотя в тот раз я на полицейских действительно не нападал".
Проникнувшись к Илану еще большим уважением и благодарностью, Гилад пригласил журналиста в гости и согласился стать одним из героев будущего фильма.
Пытаясь составить наиболее четкое представление о мировоззрении "молодежи холмов", Мизрахи задавал им множество вопросов. Гилада ничего не подозревающий журналист в том числе спросил о том, что было бы, если бы его гипотетический ребенок подружился с арабом.
"Я похолодел и не сразу понял, что это просто совпадение", – вспоминает Гилад.
Вскоре после этого жизнь журналиста сложилась так, что он занялся другими проектами и до поры до времени оставил идею о фильме про новое поколение каханистов.
2011
"За пару дней до Йом Кипура мне позвонил Гилад, с которым мы уже много лет не общались, и сказал, что отошел от религии и ушел от каханистов. Я не поверил. А потом в Йом Кипур открыл в Facebook и увидел, что Гилад публикует фотографии. Более светским можно быть, разве что жаря в этот день свинину с сыром. И я понял, что мы должны встретиться", – рассказывает Мизрахи.
Гилад неохотно рассказывал о том, как уходил из общины. Говорил, что для него многое изменилось после рождения дочерей. По его словам, он начал бояться за них и бояться того, что они растут в среде постоянного насилия. Видимо, влияло и то ощущение неполноценности, которое, по словам Гилада, он испытывал с тех пор, как узнал тайну своего рождения. Впрочем, он так и не спросил мать, кто его настоящий отец.
"Уход был тяжелым. Сначала я просто снял кипу, и моя бывшая жена не смогла это принять. Мы развелись, я ушел из общины. Я взял другую фамилию, став Гиладом Саде. Кроме матери, во внешнем мире у меня никого не было. А мать я винил в своей неполноценности. На работу меня почти никуда не брали, я был для всех каханистом и уклонистом. В какой-то момент я стал водить туристов по пустыне, но все равно выл от одиночества. И позвонил Илану просто как единственному человеку, которого я знал в этом мире", – рассказывает Гилад.
После встречи Мизрахи снова решил вернуться к съемкам фильма, но уже только про Гилада. К моменту встречи до Илана дошли слухи о том, что отец Гилада – не Тиран Полак. Однако прошло три года, прежде чем режиссер решился заговорить со своим героем на эту тему.
"Я знал, что если заговорю с ним об этом, он сбежит. Или его это сломает. Или и то, и другое. Я понимал, что нужно подождать, пока он построит новую жизнь и в достаточной степени придет в себя, чтобы об этом говорить", – объясняет Мизрахи.
2015
Гилад рассказывает, что услышав от Илана вопрос о том, кто его настоящий отец, впервые понял, что так и не смог спрятаться от этой истории, и впервые вновь решился заговорить об этом с матерью. Рассказ, который он услышал, был мало похож на то, во что он верил последние 15 лет.
Мать Гилада, Анат, выросла в Хайфе, в очень простой, "примитивной" – как описывает это Гилад, семье. Она была совсем юной, когда встретила парня, отец которого был арабом, а мать еврейкой. Жили они не в деревне, а в центре страны, и вели совершенно светский образ жизни. После короткого романа Анат бросила своего парня, а узнав, что беременна, решила ему об этом не говорить. Однако ее мама, бабушка Гилада, не была готова к тому, чтобы у нее дочери был ребенок вне брака. Не зная, что делать, бабушка Гилада отправила свою дочь вместе с ребенком к самому большому для себя авторитету – раву Меиру Кахане.
По словам Анат, каханисты пообещали ей помочь, но при этом забрали ребенка, а ее поселили при каком-то складе, где она и встретила Тирана Полака. У них начался роман, и она сказала, что выйдет за него замуж, если он вернет ей ребенка.
"Ей 20 лет, она совершенно одна, мать ее прогнала. А у каханистов она нашла приют и мужа. Это я понимал, но мне было непонятно, почему она все это время не опровергала легенду о том, что каханисты спасли их с Гиладом от каких-то арабов. В общем, в этой истории было много непонятного, и я все время бился над тем, чтобы убедить Гилада копать глубже, чтобы его мать согласилась со мной поговорить и так далее. Но безуспешно", – рассказывает Мизрахи.
Пока однажды Илан Мизрахи с женой, которая помогала ему с монтажом, не побывали на собрании, посвященном 27-й годовщине убийства Меира Кахане.
2017-2018
На собрании, помимо выступлений лидеров каханистов, был показан отрывок из фильма, снятого незадолго до убийства Меира Кахане. Уже дома, просматривая сделанную на собрании запись, супруги Мизрахи обратили внимание на мальчика, которого в фильме держит на руках Кахане.
"Жена, кажется, сказала, что мальчик похож на Гилада и наверняка тот в детстве выглядел примерно так. Это был фильм на английском языке, предназначенный для показов в американских еврейских общинах с целью сбора средств на деятельность "Ках". В фильме рассказывалось о том, как члены организации спасают еврейских женщин, попавших в руки к арабским бандитам. В сети я нашел полную версию фильма, и мы услышали, как рав Кахане называет имя Гилада и рассказывает историю его чудесного спасения. А потом в фильме показывают женщину, лицо которой не видно, и которая рассказывает, как какой-то араб, от которого она забеременела, увез ее в свою деревню и подсадил на наркотики. А также как она была спасена Тиранам Полаком и его товарищами. И я послал Гилада к Бенци Гопштейну, потому что сам по себе поход к Бенци – это уже серьезный шаг, и мне казалось, что Гиладу пора его сделать", – рассказывает Мизрахи.
"Илан позвонил и предложил поехать к Бенци Гопштейну и попросить его показать мне этот фильм, который до сих пор используется для сбора средств на борьбу со смешанными браками. Мы поехали туда вместе. Так я впервые и увидел этот фильм. И еще там, сидя в гостях у Бенци, я все понял. И зачем им нужна была мама, и почему они придумали эту легенду про отца-араба и спасение, и почему мама все эти годы молчала. Выйдя от Бенци, я сразу позвонил маме, и она подтвердила, что ее просто попросили рассказать на камеру эту ложь, а она боялась меня потерять, и не стала спорить. А потом боялась рассказать правду. Она до сих пор боится. Правда, после выхода фильма Илана она уже поняла, что бояться поздно", – говорит Гилад Саде.
2019
Фильм Илана Мизрахи "Всем известный секрет" (הסוד שכולם יודעים), снятый при поддержке YesDocu, был показан в Тель-Авиве на фестивале документального кино "ДокАвив". Все перипетии этой истории в фильм, конечно, не вошли, и многое осталось неясным. К тому же сам режиссер невольно сыграл в судьбе своего героя слишком значительную роль, чтобы остаться в рамках жанра. Возможно, поэтому фильм не получил на фестивале ни одного приза. При этом Мизрахи по праву считает данный фильм свой самой большой журналистской и человеческой удачей. А Гилад Саде считает Илана человеком, который изменил его жизнь, а сам фильм – началом своего пути.
За те два часа, что мы с Гиладом провели за разговором в иерусалимском кафе, он десятки раз прерывался, чтобы прочитать сообщения, которые после двух показов фильма на фестивале и сюжета 12-го канала ИТВ поступают ему сотнями. Некоторые сообщения он зачитывал вслух – с угрозами, с упреками, с поздравлениями. И рассказывал о том, что осталось за кадром, и о том, что происходит в его жизни сейчас.
Гилад до сих пор общается с Тираном, хотя у них сложные отношения. По словам Гилада, Тиран всегда относился к нему как к родному сыну, и относится так по сей день, хотя после выхода фильма подвергается сильному давлению со стороны своего окружения. Тиран Полак был на втором показе фильма в "Синематеке".
"Когда ему было 17 лет, две его сестры погибли в теракте, – рассказывает Гилад о Тиране. – Он тогда был учеником в школе "Эгеда", его сразу вызвали на место теракта. Тела еще не успели убрать и первое, что он увидел, было тело его сестры. Вторая сестра в это время была в больнице. Она умерла на пятый день шивы, которую семья сидела по первой жертве". Гилад говорит, что в эти тяжелые дни рав Кахане был рядом с Тираном. Он считает, что Кахане приходил к людям в самые трагические моменты жизни и "использовал их горе, чтобы сделать их своими последователями". "Это такое изнасилование души. Разумеется, Тиран это не признает и никогда не признает", – говорит Гилад Саде.
Бывшие товарищи Гилада Саде обвиняют его в том, что он стал левым радикалом. "Это само по себе смешно. Я вообще не правый и не левый. Я, наконец, понял, что это не важно. И что везде есть хорошие и плохие люди. Поэтому я вожу группы по местам вооруженных конфликтов. Чтобы показать, что везде есть живые люди, которые становятся жертвами чужих игр", – говорит Гилад.
Саде проводит экскурсии как в Израиле, так и за рубежом. Среди его туров – Осетия, Приднестровье, Нагорный Карабах. Во время своей последней поездки в Карабах Гилад работал с саперами, которые занимаются разминированием старых минных полей.
"Самое смешное было в Приднестровье. Как прилетел, меня сразу и взяли с моим большим фотоаппаратом. Полицейский изучает мой паспорт и говорит: "Ты врешь. Ты не израильтянин, ты араб". У меня дежа вю, я не понимаю, что происходит, а он мне объясняет: "Арабы черные, а израильтяне белые. У меня двоюродная сестра в Холоне и племянница в Ришоне, я все знаю".
Еще до выхода фильма Гилад нашел своего биологического отца, и они начали общаться. Но говорить на эту тему он не готов.
По словам Саде, выход фильма ознаменовал новый этап в его жизни: он перестал быть жертвой манипуляций и начал свою собственную войну: "Знаешь, когда у меня окончательно сложился пазл? Когда я увидел в этом их фильме для сбора средств монолог моей матери и вспомнил, что точно таким же способом наши лидеры манипулировали нами. Представь, тебе дают задание – встретиться с журналистом и рассказать, что тебя завербовал ШАБАК. Разумеется, в кадре твое имя не называется, лица не видно. А потом, когда от тебя что-то нужно, тебе говорят: "У нас все записано. Если не сделаешь то, о чем тебя просят, или сболтнешь лишнее, все узнают о тебе правду"".
Гилад рассказывает про способы вербовки каханистов: "Я сам прошел этот путь. Ты совершаешь мелкое нарушение, тебя задерживают, заводят на тебя дело, ты чувствуешь себя героем, старшие тебя хвалят. Не успеешь оглянуться, как ты уже преступник, и другого пути не видишь. Тем более, что о тебе заботятся – заставляют штудировать брошюру о том, как вести себя на допросах. Это такой второй Танах у каханистов – брошюра "Знай свои права". Кстати, анархисты и левые радикалы тоже нашей брошюрой пользуются. Впрочем, я убежден, что свои права знать вообще всем полезно".
Вербовка у каханистов, по словам Гилада, это хорошо налаженная система: "Вербовщики ищут детей из бедных, многодетных семей. Детей, которым не хватает внимания и любви. Скажи такому ребенку доброе слово – и он твой, он все для тебя сделает. А представляешь, такой вот вербовщик зовет тебя на митинг, а после митинга все идут есть фалафель, и он тебя угощает. У тебя только что на всем свете никого не было, и вдруг тебя кормят, и вокруг друзья. Так было с Эденом (Натан-Зада – прим. ред.). Совершенно чистая душа, очень несчастный, одинокий мальчик. Его как-то привели к нам, обогрели, уговорили отказаться от службы в ЦАХАЛе, это же было перед самым размежеванием. Он два раза сидел в армейской тюрьме, но потом все же мобилизовался. Его мама пыталась все это остановить, она говорила командирам, что он в плохом состоянии, что ему нельзя доверять оружие. Я думаю, что он просто не хотел жить и решил уйти "героем". Мне за него очень больно. Ведь если бы этого не произошло, он, возможно, смог бы сбежать от этих людей, как сбежали многие".
О чем ты думаешь, когда видишь себя в фильме Илана? Себя, прославляющего Баруха Гольдштейна? Или танцующего с автоматом на собственной свадьбе?
"Мне до слез жалко ребенка, которого я вижу на экране. Я очень благодарен, что сегодня уже не там. И я чувствую себя обязанным помочь другим таким же детям, потому что они и другие такие же секты все еще используют детей, как используют снятое 30 лет назад видео. Так что фильм – только начало".