Йоав Галант: министр обороны не представил план удара по ХАМАСу. Интервью
Поздно вечером 28 октября после заседания военно-политического кабинета, обсуждавшего ситуацию в Газе, министр строительства и бывший командующий Южным округом Йоав Галант ("Кулану") дал интервью NEWSru.co.il.
Галант поделился своим видением ситуации в секторе Газы, прогнозом на будущее, и прокомментировал утверждения министра обороны Авигдора Либермана о том, что кабинет блокирует возможность удара по ХАМАСу.
Беседовал политический обозреватель NEWSru.co.il Габи Вольфсон.
Господин Галант, минувшие выходные были крайне напряженными на границе с Газой. Мало кто верит в возможность длительного затишья там. Как вы оцениваете сложившуюся обстановку?
Я думаю, что мы приближаемся к широкомасштабному столкновению с ХАМАСом, но важно, чтобы выбор времени и формы столкновения оставался в наших руках, а не ХАМАС диктовал бы нам то, что он хочет, когда хочет. Когда мы начнем действовать против ХАМАСа – это будет нечто такое, с чем они еще никогда не сталкивались. Но до тех пор стоит проявлять сдержанность и прибегать к войне как к последнему средству.
Вы говорите о том, что ХАМАС не должен решать. Но именно это и происходит. Террористы решили обострить ситуацию на юге – она обострилась, они решили, что нужно прекращение огня – огонь прекратился. Мы ведомые, а не ведущие.
Давайте трезво взглянем на происходящее. За последние три года мы потеряли одного человека на границе с Газой. Это несравнимо с тем, что мы наблюдали в противостоянии с ХАМАСом в последние двадцать лет. ХАМАС находится в крайне сложном положении: мы закрыли ему выход к морю, он не может действовать на суше, эффективность атак по воздуху заметно снижена из-за наличия у нас "Железного купола", их туннельную индустрию мы тоже ликвидируем. Сейчас они приступили к новой форме противостояния – посылают людей проливать свою кровь. Ходе беспорядков у забора погибли 220 арабов. Я не недооцениваю человеческую жизнь, но надо помнить, что это жертвы второй стороны, а не наши. Ситуация такова, что они в основном действуют нам на нервы. Да, иногда ракеты падают на нашей территории, но это в первую очередь лишение нас покоя, а не что-либо серьезное. Я не спорю с тем, что и эта ситуация неприятная, но тем не менее, всегда стоит помнить, что война – последнее средство, которое должно быть использовано лишь после того, как будут исчерпаны остальные возможности.
Главной альтернативой военной операции является так называемое урегулирование. Вы считаете его достижение возможным?
Я считаю, что да. Возможно на короткое время, но да. ХАМАС в тупике, именно этим объясняется то, что он воздерживался от участия в обстрелах, осуществляемых "Исламским джихадом", и несмотря на то, что ХАМАС заплатил цену за действия "Исламского джихада", он ограничился сторонним наблюдением, а также попытками урезонить "Исламский джихад". Это само по себе немало говорит о нашем факторе сдерживания, который существует вопреки всем разговорам. И мы должны помнить, что улучшение экономической и гуманитарной ситуации в секторе Газы – это один из залогов стабильности в сфере безопасности в Израиле. Чем выше уровень отчаяния, чем меньше есть, что терять, тем слабее фактор сдерживания. Поэтому я считаю, что решение о ввозе в сектор продуктов и горючего – абсолютно верное. Мы должны следить за тем, чтобы сектор был обеспечен всем минимально необходимым. Да, нам приходится следить за этим, так как ситуация в Газе влияет на нас, хотя ответственность лежит на ХАМАСе.
И все же давайте поговорим о пресловутом урегулировании. Есть шанс прийти к соглашению, которое будут выполнять обе стороны?
Прежде всего, нужно создать динамику шагов, формирующих процесс урегулирования. Я говорю о прекращении беспорядков у забора, о прекращении ракетных обстрелов. С другой стороны, мы расширяем зону, отведенную для рыболовства, увеличиваем число цистерн с горючим, въезжающих в Газу, обеспечиваем поступление катарских денег для зарплат чиновникам. И так жизнь нормализуется. После того, как она нормализовалась или хотя бы стабилизировалась, мы можем говорить о том, что важно для нас: об информации о пропавших и пленных, о прекращении вооружения (боевиков) и так далее. В дальнейшем можно будет говорить о строительстве электростанций и иных проектах. Это очень непросто реализовать, это связано с немалым риском, но реальность такого сценария надо опробовать, ибо давайте помнить, что два миллиона человек никуда не денутся.
В настоящий момент непохоже, что ситуация развивается в этом направлении. Вы сами говорите, что мы приближаемся к столкновению, а не к урегулированию.
Это верно. Но я хорошо знаю Газу, и могу сказать уверенно, что в отношениях с ней возможны любые неожиданности. Еще и поэтому надо оставить войну в качестве последнего средства, а до тех пор пытаться исчерпать все остальные возможности. Война с ХАМАСом потребует от нас заплатить немалую цену. Я говорю и о людских потерях, к сожалению, и о вооружениях, и о времени. А результат этой войны известен заранее.
Каким он будет?
Он будет заключаться в том, что ХАМАС получит сильный удар и затихнет на несколько лет.
Иными словами, ХАМАС не исчезнет, и его власть в Газе сохранится.
Если бы мы хотели свергнуть власть ХАМАСа, то могли сделать это десять лет назад, когда я ввел подразделения ЦАХАЛа в сектор, и они дошли чуть ли не до центра города Газа.
Десять лет назад – вы имеете в виду операцию "Литой свинец"?
Да, я был ее командиром, занимая в то время пост командующего Южным округом. Когда подразделения десантников, пехоты и танков вошли в сектор, они остановились на расстоянии нескольких километров от центра города Газа. Так что с военной точки зрения реализовать задачу свержения власти ХАМАСа можно. Но давайте вернемся в день сегодняшний и ответим на один вопрос: что будет дальше? Кто возьмет на себя контроль над Газой и управление ею? Израиль не хочет оставаться там, и каждый, кто знаком с сектором Газы, знает почему. Тогда кто? Не Египет, не палестинская администрация, о России, Европе или США и говорить не приходится. И мы приходим к тому, что или туда возвращается ХАМАС, а тогда неясно, зачем все это было нужно, или мы оставляем Газу 20 враждующим группировкам, которые закрепляют свои позиции тем, что постоянно обстреливают Израиль. Прежде, чем разносить в щепки тот единственный, хоть и весьма проблематичный адрес для претензий, который мы имеем, надо понять – улучшит это нашу ситуацию или нет.
Иными словами, вы говорите о том, что в ближайшее время мы обречены на жизнь в таких условиях.
Да. Я опять предлагаю посмотреть трезво на ситуацию. Террористическая организация, насчитывающая 30.000 человек, взяла в плен два миллиона и распоряжается ими как своей собственностью. Судьба того, кто выступит там против ХАМАСа, будет такой же, как у противников режима в Северной Корее или в сталинской России.
С той только разницей, что эти два миллиона свою власть избрали.
Можно многое сказать об этом процессе избрания, а также о том, исходя из каких мотивировок жители голосовали за ХАМАС. И уж во всяком случае, они явно не подозревали, что голосуют один раз и на веки вечные. Поэтому я и говорю о пленении. Взять в плен можно разными способами. А теперь надо ответить на вопрос: чего мы хотим? В целом я считаю, что необходимо предложить какой-то выход палестинцам в Газе. Мы не хотим их аннексировать, не хотим, разумеется, воссоединения Газы с Иудеей и Самарией. Пусть строят свою жизнь, обеспечим им какую-то связь с миром, патент найти можно при соответствующем контроле Израиля. А с военной точки зрения, никто не сомневается в том, что мы с ними справимся. ХАМАС не представляет собой угрозы.
Если все это так, то почему вы начали с того, что мы приближаемся к конфронтации в Газе. Давайте двигаться описанным вами путем и будет мир, нет?
Во-первых, это было бы так, если бы средства, поступающие в сектор, шли гражданскому населению. ХАМАС ведет себя как классический бандит, удерживающий заложников: все забирает себе, а жителям Газы отдает то, что осталось. Одновременно есть силы, которые подталкивают к конфронтации. Во-первых, в условиях дефицита и бедности, проще всего подтолкнуть людей к конфронтации. Во-вторых, как я уже сказал, Израиль лишает ХАМАС всего арсенала средств для терактов. Одних туннелей мы уничтожили не менее 18 за полтора года. ХАМАС должен искать новые пути выживания. Добавьте к этому действия Махмуда Аббаса, который воюет с ХАМАСом нашими руками. Он обрекает жителей Газы на голод, не дает им электричества, топлива, денег. У Аббаса свои интересы. Он хочет, чтобы Израиль воевал с ХАМАСом ради него.
Он хочет вернуться в Газу? Оставим риторику.
Нет, конечно. Скажу вам больше – даже если бы он хотел, то сразу вспомнил бы 2007 год, когда активисты ХАМАСа сбрасывали людей ФАТХа с крыш домов и вышвырнули их всех до последнего из Газы ко всем чертям. У ХАМАСа тогда было пять тысяч активистов, у ФАТХа – 30 тысяч, и ХАМАС расправился с ними в два счета. Абу Мазен не такой герой, чтобы рискнуть пойти на это второй раз.
Я беседовал накануне с официальным представителем министерства обороны. Он сказал, что весь военно-политический кабинет возражает против предложения Либермана нанести удар по ХАМАСу в секторе. Это так? Весь кабинет против?
Нет никакого предложения.
То есть?
Есть разговоры в прессе. Нет никакого практического предложения. Военный план – это не идея, не тезис, не мировоззрение. Это очень четкое и ясное предложение, имеющие вполне определенные составляющие. Должна быть определена цель, должны быть определены задачи, должны быть обозначены временные рамки, распределение ответственности. А самое главное: представляя план, ты обязан разъяснить, почему считаешь, что после его реализации ситуация будет лучше, чем была до. Я не видел плана, отвечающего этим требованиям. Не хочу вдаваться в детали происходящего на заседаниях кабинета, но такие планы не рассматривались.
Иными словами, вы утверждаете, что все это декларации для прессы и не более?
Я не хочу вдаваться в политику. Моя профессия – безопасность, этим я занимаюсь всю жизнь. И как профессионал, перед тем как применить силу я спрашиваю – эффективно ли это и приведет ли это меня в ту точку, в которую я хочу попасть. Я последний, кого можно обвинить в нерешительности при применении силы. Мы начали "Литой свинец" с удара, который привел к гибели 300 активистов ХАМАС. Но применять силу нужно, взвесив все последствия, понимая какую цель преследуешь, и только после того, как исчерпаны все остальные возможности.