О бедных вдовах замолвите слово

Автор – адвокат Эли Гервиц, глава крупнейшей в Израиле русскоязычной адвокатской коллегии

Закон о возвращении очень короткий, едва одна страница текста, и простора для толкований и сомнений там вроде быть не должно. Но плох тот юрист, который не найдет возможность вывернуть закон так, как ему хотелось бы. А особенно плох, похоже тот еврейский юрист на госслужбе, который не пытается это сделать.

Поясню. Закон о возвращении наделяет правом на израильское гражданство в первую очередь евреев. С этим всё понятно. Во вторую очередь правом на возвращение наделены жены евреев. Также во вторую очередь право на возвращение имеют потомки еврея, то есть его дети и его внуки.

Но есть и третья очередь. Это люди, которые не связаны с евреем кровными узами, с одной стороны, и в которых не течет еврейская кровь, с другой. Это жены детей евреев и жены внуков евреев. В свое время я для наглядности даже составил для этих шести (а на самом деле девяти) позиций таблицу.

Но почему девяти? У нас есть евреи, дети евреев, внуки евреев в первом столбике, во втором – жены евреев, жены детей евреев, жены внуков евреев. А что за третий столбик?

О, третий столбик – это вдовы. И по отношению к ним существует интересный юридический вопрос: когда вдова еврея теряет право на репатриацию? Вернее, когда каждая из трех категорий вдов теряет право на репатриацию?

Относительно вдовы еврея все понятно – по крайней мере пока. Верховный суд постановил в свое время, что вдова еврея, которая выходит замуж вторично, право на возвращение теряет. Что довольно логично, потому что в этот момент она уже не вдова еврея, а жена кого-то другого.

А когда теряет право на репатриацию вдова сына еврея или вдова внука еврея? Если читать Закон о возвращении, то никакой дискриминации между разными вдовами в законе нет, и, соответственно, на практике тоже быть не должно.

Но кому-то в МВД эта тема не давала покоя, и одной из наших клиенток, которая была вдовой сына еврея, было сказано, что она находится слишком далеко от сердцевины, цели, смысла Закона о возвращении, и поэтому репатриироваться не может. Мы обратились в Верховный суд, и дело завершилось компромиссом – в Израиле суд не очень любит выносить решения.

Однако интерес к теме я не потерял и стал искать ответы на вопросы, возникшие у меня во время процесса.

Вопрос первый: сколько таких вдов детей и вдов внуков евреев хотят репатриироваться? Я получил ответ – выяснилось, что речь идет меньше, чем о двадцати в год.

Второй вопрос был для меня более важен: какими директивами руководствуются израильские органы власти, будь то МВД на территории Израиля или консульства за рубежом, при отказе вдовам детей и вдовам внуков евреев; кем и когда эти директивы были приняты; где они были опубликованы?

Этот вопрос я задал в рамках Закона о свободе информации. И поскольку он остался без ответа, то мне ничего не оставалось, как затребовать его через суд. Из зала суда я вышел, как боксер с ринга, в состоянии грогги.

Оказалось, что никакой публичной директивы, доступной потенциальным новым репатриантам, просто нет. Все, чем руководствуются чиновники при отказе в репатриации – это единственное письмо, составленное в МВД в середине 2018 года. Но самое смешное не это, а то, что в протоколе суда черным по белому написано, что консульства практикуют выдачу отказов вдовам детей и вдовам внуков евреев … уже с середины 2017. То, что нарушаются израильские законы, меня уже не удивляет. Но то, что наши чиновники научились нарушать законы физики, неожиданно даже для меня.

В этом судебном процессе мы узнали много нового о Законе о возвращении, который Верховный суд назвал "краеугольным камнем государства Израиль". Получается, что де-факто он был изменен устными директивами, которые начали циркулировать внутри консульств и МВД в 2017 году – без решения парламента, без какого бы то ни было судебного решения и даже без публичного обсуждения.

Я оставляю за МВД и консульствами безусловное право придерживаться отличных от моих юридических позиций. Я даже готов предположить, что сотрудники МВД – святые люди, действующие исключительно в интересах государства, в то время, как я – лицо заинтересованное, наймит, подающий свои услуги за деньги. Но вся эта ситуация с Законом о возвращении напоминает мне о фразе Луи Брэндайса, члена Верховного суда Соединенных Штатов, которую он сказал более ста лет назад, но которая как никогда актуальна сегодня: "солнечный свет – лучший антисептик". Так вот, я постараюсь все действия этих чиновников вытащить на солнечный свет. Возможно, тогда блюсти государственный интерес они станут чуть более правильно, исходя из законов, а не из их вольного толкования.

Публикуется в рамках информационного партнерства