О проблеме жилья и "право-справедливой" партии. Интервью с главой фракции "Кулану"
В политической системе Израиля активно обсуждается возможность распада коалиции и объявления досрочных выборов. Ключевой фракцией нынешнего правительства является "Кулану".
Глава фракции "Кулану" Рои Фолькман в интервью NEWSru.co.il рассказал о том, что было сделано им за два с половиной года, поделился мнением о конфликте Кнессета и Верховного суда и прокомментировал ситуацию в партии.
Беседовал Габи Вольфсон.
Господин Фолькман, вы новый человек в политике. Во всяком случае, в политике общеизраильской, а не муниципальной. Как это произошло?
Как многое в жизни – немного случайно. В 2012 году я получил стипендию Векслера и поехал учиться в Гарвардский университет. К тому моменту я был главой отдела стратегии и политики в иерусалимском муниципалитете и делал докторат в Еврейском университете. Когда получил стипендию, то прервал все и поехал в Бостон. Примерно через полгода пребывания там, мне позвонил заместитель мэра Иерусалима Коби Кахлон...
Брат министра финансов.
Да, он и брат министра финансов, который тогда не был министром, а всего лишь приезжал изучать курс управления бизнесом в Гарвардском университете. Коби сказал, что его брат не знает никого в городе и спросил, могу ли я помочь ему акклиматизироваться. В первый вечер мы поехали ужинать с одним моим местным приятелем. После этого несколько месяцев очень интенсивно общались.
Моше Кахлон тогда был вне политики?
Да, это как раз пришлось на период его политического тайм-аута. Он много говорил о структурных реформах в израильской экономике, которые он хотел продвигать. Когда несколько месяцев спустя, и он, и я вернулись в Израиль, я присоединился к работе его Центра реформ, который он создал в колледже в Нетании.
Тогда уже шла речь о создании партии?
Нет, совсем нет. Но глядя назад, я могу обозначить два момента, которые позже стали частью повестки "Кулану". Во-первых, для того, чтобы провести структурные реформы надо быть подальше от интересантов. Большие, давно существующие партии зачастую очень зависят от тех, у кого есть свои интересы. Второй момент: молодое поколение. Ситуация, при которой твое продвижение зависит от того, что есть у твоих родителей, не просто беспокоила Кахлона, а была чуть ли не главной для него. В том числе и из-за его личной истории. Он много раз говорил, что с этим надо бороться, это надо менять. У человека должно быть будущее, даже если его родители не имеют связей и денег.
В 2013 году вы баллотировались в горсовет Иерусалима.
Да, в тот момент я принял решение перейти из профессиональной сферы в политическую и присоединился к списку Барката на выборах в муниципалитет, был шестым номером, представителем молодежи в списке, и по счастью не прошел (смеется). После этого создал с напарником компанию стратегического развития. Я специализировался в экономических вопросах, консультировал Технион, крупные муниципалитеты и так далее. Одновременно вместе с рабочей группой помогал Кахлону разрабатывать проекты реформ в банках, в налоговой и жилищной сферах. Все было теоретически, так как мы не знали, когда будут выборы.
То есть, тогда уже шла речь о партии.
Шла речь об общественном движении. Было рано говорить о партии. Но нагрянули досрочные выборы, и Моше сказал, что пришло время переводить всю деятельность на политические рельсы, идти в политику.
Вы не колебались?
Смотря в чем. Я не колебался в желании работать с Моше Кахлоном, так как считал и считаю его уникальным человеком в нашей политике. И не колебался в том, что должна быть такая партия как "Кулану" – правая политически, левая экономически. Если хотите национально-социальная партия. Мне было очевидно, что я готов помогать Моше, помогать в реализации этих идей. Я совершенно не знал, какова будет моя роль. Я не пришел к Кахлону, потому что мне было обещано место в Кнессете. Когда мне предложили присоединиться к списку, я согласился.
Вы знали, чем именно хотите заниматься? Был какой-то vision?
Я экономист. Много лет занимался вопросами экономического развития компаний. Естественно, что и в Кнессете уделяю этому немало внимания, особенно тому, что касается малых бизнесов и развития периферии. Вторая тема – это жилье для молодежи.
В аренду?
В основном, но не только. Доступное жилье, жилье по сниженным ценам, весь комплекс, связанный с этим вопросом. Тема для меня тоже не новая, я ею занимался, в том числе был в государственном совете по планированию и застройке. Ездил, смотрел, могу сказать, что разбираюсь в этом вопросе досконально.
Вы знали изначально, что будете фокусироваться на этих вопросах?
Знал, что хочу этого. Никогда не знаешь заранее, что и как сложится. К счастью, мне удалось занять эти ниши и кое-чего добиться. Это и закон об оплате работы не позднее чем через 30 дней. Когда я пришел в Кнессет, мне матнас в Иерусалиме должен был деньги за работу, сделанную за год до этого. За год... Второй закон касается демонополизации института стандартов и открытия рынка для конкуренции, снятия препон, которые ранее существовали.
Этот процесс начался еще в прошлом Кнессете, в министерстве экономики.
Верно, но там это и застряло, как очень многие инициативы застревают. Мне удалось это продвинуть, процесс был нелегким. Работа над каждым таким законом продолжалась год-полтора. Понятно, что их удалось провести благодаря широкой спине Моше Кахлона.
Влияние министра финансов.
Дело не только в том, что он министр финансов. Он министр финансов, обладающий социальным мировоззрением. Это почти уникально для людей, занимающих пост министра финансов. И, конечно, закон о реформе рынка съема жилья.
Давайте поговорим об этом законе подробнее. В его первоначальной редакции он был заморожен.
Он не заморожен. В ближайшие недели он будет вынесен на голосование во втором и третьем чтениях.
В измененном виде.
В адаптированном виде. Но главное в том, что этот закон наведет порядок на рынке съема жилья, чего не было ранее. Порядок будет наведен без каких-то принудительных мер, но впервые будет определено, что такое приемлемая квартира, а какая квартира сдана быть не может. Будет определено какие гарантии могут требовать владельцы квартир, какими должны быть отношения владельцев и съемщиков в том, что касается ремонта, устранения неисправностей и поддержания квартиры в подобающем состоянии. Это делается с одной целью, которую мне важно обозначить. Сегодня молодые люди стремятся купить квартиру слишком рано. Те, кто берут машканту в 25 лет, заплатят банку гораздо больше, чем те, кто делают это в 35.
Поясните.
Платежеспособность в 25 лет низка. Люди могут платить 2.000 – 2.500 шекелей в месяц. Берут огромную машканту, берут на 29 лет и платят банку лишние сотни тысяч шекелей, мотивируя это общими словами: "Главное, чтобы у меня был дом".
А в 35?
В 35 вы можете платить гораздо больше. Я свой первый дом купил в 39 лет. Но я мог выплачивать 5.000 шекелей в месяц.
Иными словами, меньший срок возврата экономит деньги.
Разумеется. И это самое важное, когда берешь машканту. Почему люди торопятся покупать жилье в совсем молодом возрасте? Во-первых, из-за происходящего в последние годы на этом рынке. Все считают, что если не купят сегодня, то через год та же квартира будет стоить вдвое дороже. Но так было не всегда, и мы это остановим. Во-вторых, в Израиле нет такого "товара": квартира на долгосрочный съем. Нет квартир, которые я могу снять на пять лет и знать, что цену не поднимут, что владелец обязан поддерживать квартиру в нормальном состоянии. Так я жил в США.
Но вы знаете, что многие люди годами живут на съемной квартире, причем часто в одной и той же.
Вы удивитесь, но это не так. Люди всегда зависят от капризов квартировладельца – сегодня он захотел повысить ежемесячную плату, завтра его дочь вернулась из-за границы и так далее. Закон о реформе рынка жилья на съем вместе с еще несколькими законами в этой сфере, стабилизируют рынок и дадут возможность молодежи снимать квартиры не только на периферии, но и в районах повышенного спроса. Даже если нам удастся, а нам удастся, понизить цены на покупку жилья в Тель-Авиве, Герцлии, Рамат-Гане, других городах центра страны, они все равно останутся недостижимыми для большинства молодых пар. Не три миллиона, а два с половиной...
Жилье на съем в центре страны тоже не дешевое, и законы о долгосрочном съеме цен не понизят.
Во-первых, цены на съем значительно ниже, чем на покупку. Разница в цене очень большая.
Сколько мне будет стоить съем трехкомнатной квартиры в Рамат-Гане?
Скажем, пять тысяч шекелей.
А ежемесячная выплата по машканте за ту же квартиру?
Вопрос же не в этом. Я не хочу сейчас вдаваться в анализ экономических моделей, но предположим, что у меня есть полмиллиона шекелей. Вопрос в том, во что мне лучше их вложить – в машканту или во что-то еще и жить на съемной квартире?
Есть разные мнения, учитывающие и различные психологические факторы.
Нет разных мнений. Экономический расчет в этом отношении однозначен. Конечно, многое зависит и от того капитала, которым вы располагаете, но для очень многих молодых семей раннее приобретение квартиры является ошибочным шагом. Более того, это ошибочный шаг и в смысле личного развития человека. Скажем, вы купили квартиру не в центре страны. Вам нужно мучительно искать решение транспортных проблем, это ограничивает возможности вашего профессионального роста. Поэтому мы сейчас создаем альтернативу в форме долгосрочного съема в районах повышенного спроса, то есть в центре страны.
Хочу вам сказать, что очень много людей, в том числе тех, кого я знаю лично, купили квартиру в молодом возрасте. Только это позволило им продав ее, купить лучшее жилье.
Да, но вы говорите о нестандартной ситуации, которая сложилась в Израиле в последние семь лет. В эти годы произошел резкий скачок цен, что было нехарактерно для Израиля раньше и будет нехарактерно в будущем. Люди, которые купили десять лет назад дешевые квартиры, выиграли. Но многие мои друзья, купившие раньше, потеряли много денег. Если рынок начинает постепенно успокаиваться, а во многих районах мы наблюдаем именно эту тенденцию, то, покупая сегодня квартиру, вы рискуете ничего не выиграть от ее продажи через десять лет. Скорее наоборот. Поэтому покупка с целью продажи и улучшения жилищных условий – это схема, которая действует в исключительной ситуации последних лет в Израиле. Не более того.
Вас часто обвиняют, и не только в контексте закона о реформе рынка жилья на съем, что вы вносите очень много регуляции. Вы не полагаетесь на силы рынка?
Регуляция – это не проклятие и не бранное слово. Регуляция должна быть умной, тогда она является благом. Проблема рынка сегодня в Израиле и во всем мире состоит в том, что он подвержен концентрации. Приведу вам пример, который я изучал в США: рынок мобильной связи. Там он гораздо хуже, чем в Израиле. За большие деньги вы получите худший товар. В Израиле меньше регуляции? Нет. Но в Израиле она умная, и это выражается например в том, что компании обязали предоставить возможность переводить номера телефонов и так далее. Снижение регуляции не цель. Цель – конкурентность. Регуляция мешает рынку, когда она создает бюрократию.
Как ваш закон о сдаче жилья повышает конкурентность?
Реформа создаст условия, которые сделают такие проекты выгодными и для владельцев квартир. Мы проверили и выяснили, что средняя продолжительность съема квартир в Израиле составляет 2,4 года, гораздо меньше, чем это принято в Европе. Благодаря нашим реформам ситуация изменится. Более того, в игру вступят компании по сдаче квартир на долгий срок. Через два-три года в больших городах появится то, чего раньше не было: целые здания квартир для долгосрочной сдачи, которые будут управляться компаниями, как это принято в мире.
И это не превратится в трущобы где-нибудь в Шхунат а-Тиква?
Конечно, нет. Подрядчик не будет строить там, где это невыгодно, так же как он не строит торговый центр там, где это невыгодно. Это квартиры на съем, за которые подрядчики захотят получить деньги, владельцы захотят получить деньги.
Людям нужны квартиры, спрос будет и не в самых хороших районах Тель-Авива.
Но те, кто хотят заработать и получить прибыль, строят в хороших районах, там, где хорошо развитая сеть общественного транспорта. Это бизнес. Мы всего лишь формируем рынок, делаем его более выгодным для тех, кто будет строить. И делаем это путем умной регуляции. Это важное слово "умная".
Почему министерство юстиции и даже минфин во главе с Моше Кахлоном возражали против этого законопроекта?
Во-первых, минфин не возражал. Был один пункт в законе, против которого и я был, кстати, касавшийся искусственного контроля над ценами. Поймите, я не против свободного рынка, я за него. Но свободный рынок – это не самоцель, и в этом особенность партии "Кулану" на политической карте. Шакед (министр юстиции Айелет Шакед – прим.ред.) возражает, так как является частью политического лагеря, который верит в то, что максимальная свобода рынка принесет благо всем. Мы знаем, что полная свобода рынка приводит к ситуации, когда кто-то зарабатывает очень много, но нет конкуретности. Свободный рынок – это прекрасно, но, что он дает, когда есть два банка? Когда есть один поставщик парфюмерной продукции и товары Gillette стоят на 70% дороже, чем за границей. То же самое мы наблюдаем в области молочных продуктов. И есть множество других примеров. Без умной регуляции возникают картели, а это уже не конкуренция.
Давайте поговорим о вашей партии. Левая экономически – правая политически, сказали вы.
Именно.
Министр финансов выступал на Герцлийской конференции и сказал, я цитирую: "Рано или поздно здесь будут два государства". Вам комфортно с этим заявлением Кахлона?
Я думаю, что он говорил об отдаленном будущем. Кто знает, может быть через 50 лет возникнет возможность разделения двух народов. Мы разделяем мнение о том, что сегодня говорить о Палестинском государстве несерьезно. Это нереальный сценарий. Спросите у Моше Кахлона, поддерживает ли он идею разрушения поселений, и он вам ответит: "Нет".
Но мы не просто правая партия. Мы "право-справедливая" партия. Да, национальная идея – это наша основа, мы поддерживаем поселенчество в Иудее и Самарии. И в то же время, будучи справедливыми, если хотите социально ориентированными, мы не можем мириться с тем, что рядом с нами живут люди, наделенные меньшими правами, чем мы. Палестинцы должны достойно жить. Как этого добиться? Возможно в ближайшем поколении речь должна идти об экономических инвестициях, возможно широкая автономия, возможно та или иная форма федерации, о чем я неоднократно говорил. Но у мировоззрения Кахлона и "Кулану" есть две составляющие: национальная и социальная. Израиль – государство еврейского народа, мы этого не стесняемся и за это не извиняемся, как и за еврейское поселенчество в Иудее и Самарии. Но социальная составляющая требует обеспечения достойной жизни и тем, кто живет рядом с нами. Не может быть нации господ и нации слуг. Так не будет.
Еще один вопрос, по которому ваша позиция отличается от большинства партий, входящих в коалицию, – это отношение к Верховному суду.
Абсолютно верно.
Там все идеально? Никакие реформы не нужны?
Я хочу сказать совершенно ясно: сегодня в Кнессете мы являемся единственной партией, хранящей наследие Бегина.
Это декларации. А суть?
Это и есть суть. Сегодня среди израильских правых звучат голоса с требованием превратить Израиль в страну, где правит только правительство. Правит бесконтрольно. Вы знаете, что это означает? Это означает власть приближенных. Если я у кормушки, то какое мне дело до того, честным был тендер или нет, какое мне дело до того, на каких условиях трудоустраивают людей? Функция суда – защита слабых, защита тех, кто не у власти, тех, у кого нет связей. Защита от тирании неограниченной власти.
Рои, вы уводите разговор в сторону.
Ни в коем случае. Суд защищает слабых от неограниченной власти сильных. Я уже видел, как в ходе некоторых обсуждений представители "Ликуда" говорили: "Давайте им дадим, это наши избиратели". Функция суда состоит в том числе и в том, чтобы Фолькман, например, не мог взять государственные деньги и раздавать кому хочет.
И поскольку суд защищает слабых, он может иметь неограниченные, не очерченные полномочия, может отменять законы, может делать все, что ему заблагорассудится?
Может отменять законы. Должен отменять законы, если они наносят удар по основам, на которых зиждется государство. Вы спрашиваете, не слишком ли активен суд? Очень может быть, что да. Но это является результатом двух факторов. Во-первых, очень часто Кнессет и правительство уходят от ответственности. И примеров множество. Когда законодательная и исполнительная власть уходят от ответственности, то вакуум заполняется судебной властью. Претензии могут быть только к нам самим. Во-вторых, все еще существует неясность в определении взаимоотношений между Кнессетом и Верховным судом. Я за то, чтобы упорядочить этот вопрос.
Как?
Есть разные предложения, касающиеся например условий, при которых суд может отменять законы Кнессета.
Что плохого в предложении ограничить это право суда, дать Кнессету возможность повторно принимать законы, даже если суд заблокировал их?
Я не сказал, что это плохо, напротив. Но это должно идти вместе с завершением работы над Конституцией.
Вы шутите?
Я совершенно не шучу.
Вы отлично понимаете, что сегодня нет шансов на принятие Конституции.
Вы ошибаетесь.
Давайте уточним. Вы говорите о разработке полного текста Конституции, приемлемого для всех?
Нет, но хотя бы некоторых ее частей. Например, должен быть принят Основной закон о социальных правах. Тогда можно будет говорить и об ограничении полномочий суда. Но все время важно помнить, что суд защищает от тирании неограниченной власти большинства.
Но пока мы живем в условиях тирании неограниченной власти судебной системы.
Нет. Категорически нет. Все, кто будут читать нашу беседу, должны молиться, чтобы судебная власть сохранила свою силу. Если мы придем к ситуации, когда юридическими советниками становятся политические назначенцы, когда суд не может вмешиваться в решения правительства, то в стране будет править власть, которая заботится только о самой себе. Будем решать, что хотим, назначать кого хотим, давать деньги кому хотим. Так партия МАПАЙ когда-то правила страной, и сегодня есть политические силы, которые хотят, чтобы страна управлялась подобным образом. И не путайте: это не демократия. Это извечное желание власти действовать без ограничений и сдерживающих факторов. Так демократия превращается в деспотию, и поверьте, что путь туда очень короткий. И поэтому суд должен быть независимым. Да, его полномочия должны быть определены, да, его состав должен быть менее однородным.
И что вы делаете для того, чтобы этого добиться? До сегодняшнего дня все реформы судебной системы блокировались партией "Кулану".
Во-первых, многое происходит само по себе. Место в Верховном суде занимают новые люди, состав меняется, многое меняется. Нужно терпение. Но наше мировоззрение остается неизменным. Даже те, кто не находятся у власти, даже те, кто не являются приближенными людей, облеченных властью, должны иметь равные права и возможности. Суд обеспечивает это. И это не спор о демократии, или о правых и левых. Мы не менее правые, чем "Байт Иегуди".
Может быть это спор между либералами и консерваторами?
Тоже нет. Это спор о "мапайничестве", о желании политиков бесконтрольно править. Я сижу на заседаниях комиссий и слышу разговоры в духе "я хочу назначать того-то", "я хочу переводить деньги туда-то". Так создается государство приближенных. Мы против. И поверьте, что суд не вмешивается, когда правительство нормально функционирует. Он вмешивается, когда правительство небрежно относится к своим обязанностям.
То есть, закон о борьбе с нелегальной иммиграцией был примером небрежного отношения правительства к своим обязанностям. Так?
Однозначно. Закон был сформулирован небрежно. Проблему нелегалов я знаю хорошо еще по армейской службе, по резервистским сборам. Эту проблему надо решать, эта проблема решается, забор на границе – мера крайне эффективная, и тут много добрых слов надо сказать в адрес Нетаниягу. Но закон был сформирован плохо, и суд сказал, что государство не может задерживать людей на неопределенный срок, что есть другие средства борьбы с этим явлением. Нельзя обвинять суд во всех смертных грехах.
Давайте поговорим о вашей партии и фракции в Кнессете. Что сложнее – провести закон или руководить фракцией "Кулану"?
Руководить любой фракцией непросто. Когда я вступил в должность, то много общался с Робертом Илатовым, с Зеэвом Элькиным, с Моше Гафни, с теми, кто в Кнессете давно и хорошо делает свою работу. Мне удается добиваться согласия между членами фракции. Думаю, что это главное в этой должности.
Почему заседания вашей фракции закрыты для СМИ? Нет даже традиционного заявления главы партии перед началом заседания, как мы это видим в других партиях.
Во-первых, иногда statement есть. Раз в две-три недели. Но в целом я стараюсь, чтобы заседания фракции не превращались в шоу. Это часть моего стиля работы. Заседания фракции – это единственный час на протяжении недели, когда все сидят вместе. Есть возможность спокойно обсуждать то, что необходимо, обмениваться мнениями, откровенно разговаривать. Как только появляются посторонние, тем более с телекамерами, заседания превращаются в шоу.
Вы рисуете идиллическую картину, но в реальности все выглядит несколько иначе.
Почему? Наши депутаты великолепно взаимодействуют.
Глава вашей партии сказал: "Один меня разочаровал, проблемы с остальными я решу". Кто его разочаровал? Габай? Галант?
Не знаю. Но скажу вам вот что. У нас великолепная фракция, состоящая из людей, которые пришли тяжело работать, и они это делают в комиссиях, на пленарных заседаниях. По любому параметру мы лучшая фракция парламента. Но в том, что касается чисто политических аспектов, на высшем уровне партии, у каждого есть свои амбиции. Тем более, что речь идет о людях известных, но пришедших извне, не имеющих политического опыта. В такой ситуации трудно спрогнозировать, как люди себя поведут. Посмотрите на того же Либермана, и на то, сколько людей он меняет каждую каденцию.
Может быть в вашем случае это связано с тем, что партия не имеет четкой идеологической платформы, а является неким функциональным союзом разных людей?
Прежде всего, я согласен, что сформировать группу единомышленников непросто. Особенно когда приводишь людей извне, тем более, если речь идет о людях известных. Но я не согласен с вашими словами об отсутствии идеологии. Социальная ориентированность объединяет всех. Именно это было критерием, когда Моше Кахлон формировал список. И благодаря этому фракция имеет практически монополию на продвижение социально-экономических вопросов. Очевидно, что во внешнеполитической сфере разброс мнений более широкий. То же самое в вопросах религии и государства и остальных.
Йоав Галант на пути в "Ликуд". Это известно уже всем.
Не знаю. В политике все возможно. Не знаю. Я слышу все разговоры и читаю все публикации по этой теме. Если они верны, то мягко говоря, мне это не по душе, так как речь идет о базисной неколлегиальности и своего рода вотуме недоверия по отношению к тому, кто отрыл тебе дверь в большую политику.
Кахлон собирается уволить Галанта?
Не знаю. Я со своей стороны сохраняю с Йоавом хорошие отношения. Но есть Моше Кахлон. Он очень опытный политик и знает, что делает.
Вы знакомы с Ави Габаем?
Очень хорошо.
Почему он ушел?
Об этом лучше спросить его, но я думаю, что есть две основные причины. Во-первых, он объективно левее многих в "Кулану", и уж точно левее, чем глава партии. Я имею в виду внешнеполитические вопросы. Во-вторых, повлияло то, о чем я говорил раньше. Когда люди, не выросшие в политике, внезапно погружаются в нее, оказываясь к тому же на ведущих ролях, они становятся немного капризными. Политика – это сложная работа, требующая терпения и определенной толстокожести. Не все нам по душе, особенно, когда мы находимся в коалиции, иногда приходится зажимать нос и голосовать за то, что неприятно, но важно партнерам по коалиции. Потом то же самое делают они. Ави был не готов с этим мириться. При всем уважении к нему, политика требует определенных качеств и не может быть "программой по заказу". Надо иметь терпение.
Речь не только об Ави Габае. Про Йоава Галанта мы уже говорили. Эли Алалуф давно заявил, что не будет баллотироваться в Кнессет 21-го созыва. Про Майкла Орена тоже ходят разные слухи. "Кулану" будет на следующих выборах?
Конечно будет, и не просто будет, а усилится. Мы это чувствуем по тому, что слышим от активистов, по работе на местах, по тому как была создана фракция в "Гистадруте". Партия Яира Лапида попыталась создать свою фракцию, и не смогла. В нашу фракцию за месяц записались 20.000 человек. Нас видят, нашу работу видят. На политическом уровне может происходить все, что угодно, главный критерий – это работа. Эли Алалуф делает свое дело, Майкл Орен великолепно справляется со своими обязанностями на международной арене. Каждый делает свое дело. Думаю, что мы отрабатываем зарплату, которую нам платят избиратели. Мы будем баллотироваться на следующих выборах, не знаю в каком составе, но уверен, что останемся одной из лучших фракций парламента.
По опросам вы теряете мандаты.
Не теряем. Мы уже примерно год находимся на одной и той же отметке вокруг семи мандатов. Не растем, но и не падаем. Кстати, семь это наш базис, который был перед прошлыми выборами. До следующих выборов еще есть время.
Судя по появившимся плакатам, ваша предвыборная кампания уже началась.
Один из выводов, который мы сделали из результатов опросов, касался необходимости улучшить разъяснительную работу. Мы делаем миллион вещей, проводим законы, реформы, а о них никто не знает. Моше Кахлон не любит давать интервью, не любит заниматься пиаром и разъяснительная работа слабая. Поэтому мы решили исправить этот недостаток. Есть бюджет, так как, слава Богу, у нас нет раздутого аппарата и тому подобных вещей. Мы можем себе позволить такую кампанию.
Вы сказали в одном из интервью: "Мы не хотим выборов, но мы готовы к ним".
Именно так. У нас есть сеть активистов, есть профессионалы, есть деньги. Выборы сейчас – это последнее, что нужно израильскому обществу. Правительство функционирует и может продолжать работу, несмотря на разного рода популистские законы, вся цель которых создать еще одну платформу для ссор между "Ликудом" и "Байт Иегуди" и другими фракциями. Мы предпочитаем заботиться о людях. Но выборами угрожали не мы, выборами угрожал Нетаниягу. Мы выборов не хотим, но готовы к ним.
И на эти выборы вы пойдете сами, без слияния с другими партиями?
Думаю, что да. Не знаю, какие будут изменения и катаклизмы на политическом поле, но на сегодняшний день мы однозначно баллотируемся сами, своими силами.
