"Это напоминает Вторую Мировую войну": израильский фотожурналист Зив Корен о пережитом в Украине. Интервью
21 сентября на территории порта Тель-Авива открылась выставка известного израильского фотожурналиста, лауреата многочисленных премий Зива Корена. Она посвящена войне в Украине, о которой многие израильтяне уже начали забывать.
Выставка Корена "Война не закончиась" была организована по инициативе посла Европейского Союза в Израиле Димитра Цанчева и посла Украины в Израиле Евгения Корнийчука.
В интервью NEWSru.co.il Зив Корен рассказал о поездке в воюющую страну – и не только о ней.
Беседовал Павел Вигдорчик.
Само название выставки "Война не закончилась" воспринимается как напоминание.
Для меня это не напоминание, а констатация факта. То, что война продолжается, что люди продолжают ежедневно гибнуть – это факт. Согласно оценкам, каждые сутки гибнут около 200 украинских солдат. Я не публицист, я имею дело с фактами.
Вы отправились в Украину почти сразу после начала войны. Как было принято это решение? Я знаю, что как военный журналист вы обычно освещаете израильские войны. А тут что-то, что происходит далеко.
Это и так, и не так. Я снимал и такие катастрофы, как землетрясение на Гаити, был в Непале, у меня был проект, посвященный СПИДу в Африке. Возможно, это не войны, но это важные события, которые происходят далеко от Израиля и которые необходимо задокументировать. То, что происходит в Украине, – одно из самых значительных событий со времен Второй Мировой войны. Эта война в корне отличается от тех, в которых в последние 10-20 лет участвовал Израиль. Для меня было необходимо рассказать эту историю.
Где вы побывали?
Вместе с моим другом и коллегой Роненом Бергманом мы начали со Львова, а оттуда поехали в Киев. Мы провели в Украине месяц. Жили в Киеве, но каждый день куда-то выезжали: в Чернигов, в города, расположенные рядом с Киевом – прежде всего в Бучу и Ирпень, где были найдены следы военных преступлений русских. Они ведь пытались пройти в Киев с этого направления, а когда отступили, все увидели совершенные ими зверства.
Ваш голос немного дрожит. Даже вас, человека бывалого, эти зверства потрясли.
То, что я увидел в Украине, напомнило мне картины Второй Мировой войны. Начиная с прощания на вокзалах, когда семьи садятся ночью в поезд… Потоки беженцев, устремившихся в Польшу. Ты стоишь в самом центре Европы в 2022 году, и у тебя в голове не укладывается, что ты документируешь преступления против человечности.
Довелось ли вам побывать в зоне боев или же вы могли попасть только на территории, уже освобожденные украинской армией?
Мы были на фронте, сопровождали подразделение украинских коммандос. Но дело в том, что ты не знаешь, где этот фронт. Сейчас ситуация изменилась: война переместилась на восток, русские подготовили оборонительные позиции – оставим в стороне то, что их оборона рухнула. А в первые недели они пытались захватить Киев, взять его в кольцо. Там были жестокие бои, линия фронта все время менялась, и сложно было понять, на каком ты расстоянии от противника.
Нужно также помнить, что в этой войне доминирующую роль играет артиллерия, действующая на достаточно близких расстояниях. Там нет противостоящих друг другу линий траншей. Были случаи, когда мы находились в 200 метрах от русских, но это не имело значения, поскольку погибнуть можно было и в километре-двух от их позиций.
Как вы общались с местными жителями?
Конечно, у нас с Роненом был переводчик. Там необходима команда: "фиксер", решающий проблемы, переводчик, водитель. Нужны люди, знакомые с местностью и позволяющие преодолеть языковой барьер. Но нам повстречалось немало людей, владеющих английским и даже ивритом. Как-то мы присоединились к подразделению, и командовавший им офицер украинской армии оказался бывшим военнослужащим бригады "Голани". Он говорил на иврите не хуже нас с вами.
Пришлось ли вам столкнуться с чем-то, к чему вы не было готовы?
Когда мы приехали в Киев, а это тоже было непростым решением… Это сейчас мы знаем, что Киев удержали, а тогда он был в положении близком к тому, в каком позже оказался Мариуполь. Решение сесть на идущий туда поезд было нелегким, мы не могли не думать о том, что русские могут окружить Киев, что мы там застрянем, иди знай насколько. Через час после того, как мы вышли в Киеве из поезда, начался ракетный обстрел. И помню, как сказал Ронену, что готовился к этому 30 лет карьеры, что мне нужно мобилизовать весь свой опыт, все свои способности, чтобы выполнить свою задачу так, как требуется.
Можете пояснить?
Тут есть как объективные, так и субъективные факторы. Если ты идешь по Киеву и хочешь сфотографировать КПП, а их были тысячи, ты не можешь просто сфотографировать. Тебе нужно завязать связи, чтобы тебе разрешили. Нет ничего само собой разумеющегося. Тебе нужна информация, нужно знать, что где происходит. Слышишь оглушительный взрыв, и необходимо узнать, где это произошло и как туда добраться. Это объективное. А субъективное – это все происходит при температуре -10. Нет еды, все закрыто. Очень трудно передвигаться, пересекать КПП.
Вы будто описываете пост-апокалиптический мир…
Именно. Государство парализовано. И тебе нужно найти водителя, у которого есть необходимые документы, найти "фиксера". И в этом хаосе тебе нужно вести репортаж, попасть в нужное время в нужное место и понимать, что происходит вокруг. Это тяжелейший круглосуточный труд.
Оказаться в нужном месте – это инстинкт, удача или приобретенный навык?
Все вместе. Удача необходима. Как говорил Бен-Гурион, еврей, который не верит в чудеса, не может считаться реалистом. Но это и опыт, и правильная подготовка, умение в кратчайший срок завязать необходимые связи, создать настоящую сеть. Часть этих связей ты устанавливаешь на месте. Но в предыдущую поездку в Киев я познакомился с местным фотографом, мы поддерживали связь, и когда надо было ехать, он очень мне помог.
Считается, что журналист должен дистанцироваться от описываемых им событий. Но всегда есть истории, которые пробивают механизмы защиты…
Я не верю в это дистанцирование. На мой взгляд, тот, кто так считает, не понимает, что такое профессия журналиста. Самое важное – это добиться, чтобы фото передавало чувства. При всей важности технических навыков. Фотограф должен остановить мгновение так, чтобы передать чувства. Это самая сложная задача. И когда я стараюсь передать это чувство зрителю, оно должно пройти через меня. Не говоря уже о том, что ты задействуешь все пять чувств, слышишь звуки, ощущаешь запахи. И это ты должен передать в двухмерном изображении, фиксирующем долю секунды – ведь зритель будет использовать только зрение. И если ты не передашь чувство, ты не сможешь передать и глубину события.
Но такой опыт травматичен.
И в Израиле, и за границей мне доводилось оказываться в очень непростых ситуациях, которые требовали от меня реорганизации в том, что касается их восприятия. Это нормально, это легитимно. Я отдаю себе полный отчет, что так и нужно поступать. Я верю в то, что занимаюсь важным и необходимым делом. Необходимо документировать, необходимо, чтобы люди осознавали, что происходит. И ты находишься там, чтобы мир смог узнать о происходящем. Причем не через агрессивные пропагандистские машины, которые заинтересованы в одной точке зрения. Необходимы руки и глаза, которые представят объективную картину, без оглядки на чьи-то интересы. Передать эту историю через фото – моя миссия.
Чем вас привлекает именно военная фотография?
Эта тема интересовала меня всегда. Я начал профессиональный путь с должности фотографа пресс-службы ЦАХАЛа. Я освещал интифаду, палестино-израильский конфликт, другие конфликты… Фотографии обладают огромной силой, они способны рассказать историю, помочь людям сформировать мнение по тому или иному вопросу. И я считаю своим долгом помочь им в восприятии. Фотография – самый лучший язык для того, чтобы рассказать историю. Именно поэтому я выбрал карьеру фотожурналиста, а не, скажем, рекламного фотографа. Я хочу рассказать историю и, возможно, повлиять на восприятие.
Были ли в этой поездке случаи, когда вам было страшно?
Странный вопрос. Конечно! Если ты не испытываешь страх в опасной ситуации, это значит, что либо у тебя избыточная самоуверенность, либо ты не отдаешь себе отчета в происходящем. Были моменты, когда было жутко страшно. Я не трус, но нужно понимать серьезность решения зайти с солдатами в Ирпень, когда этот город находится под артиллерийским обстрелом, и русские пытаются его взять. Или когда ты едешь в Чернигов, и солдаты все время проверяют, можно ли ехать дальше, или русские уже заняли дорогу. Это реальная, ощутимая опасность. Но важно, чтобы страх не парализовал, а делал тебя бдительным, чтобы ты понимал, с какими опасностями имеешь дело.
Удается ли вам ощутить надежду в этой ситуации?
По натуре я оптимист. Но тут должен с сожалением сказать… Чем больше времени проходит, тем большее отчаяние ощущаешь. Ни одна из сторон не готова пойти на уступки, и я должен признаться, что даже сейчас, на седьмом месяце войны, не понимаю логики принятия решения о ее начале. И ведь дело в том, что чем бы эта война ни кончилась, ситуация в Украине ужасная. Более 10 миллионов беженцев, шесть миллионов покинули страну. И многим их них некуда возвращаться, их города стерты с лица Земли. Буча, Ирпень… Я даже не представляю, как их восстанавливать – как и восток Украины, где проходят основные военные действия. Это страна, которую просто уничтожают.
Что, на ваш взгляд, должно сделать в этой ситуации государство Израиль?
Если бы это зависело от меня, помощь Украине была бы больше в разы. При всем уважении к гуманитарной помощи, к поставкам военного оборудования. Мы должны помочь стране, в которую пришла беда. Но еще более важна морально-этическая сторона дела. Важно, чтобы мы, государство Израиль, полностью поддержали страну, ставшую жертвой агрессии. Это наш исторический долг. Мы должны оказаться на правильной стороне истории, а мы заняли выжидательную позицию, двух слов не можем выдавить. Хотим быть "хорошенькими" для обеих сторон. Я отдаю себе отчет, что у нас интересы, в том числе военные, что у нас деликатная система отношений с Россией. Но нам давно уже стоило выразить поддержку Украине, оказать ей более значительную помощь.
Это то, что я пытаюсь делать на личном уровне. Поэтому я туда поехал, поэтому мы с Роненом устроили выставку в Центре Переса, где собрали более 1,2 миллионов шекелей пожертвований на создание центров помощи беженцам в самой Украине. Поэтому сегодня, в объявленный Евросоюзом Международный день мира – а ЕС стоит на стороне Украины, мы открываем нынешнюю выставку.
Вы вернетесь в Украину?
Да, очень хочу.
