Свобода площади Тахрир. Интервью с журналистом Сергеем Пашковым
Сергей Пашков, ближневосточный корреспондент телеканала "Россия", почти 8 лет живущий и работающий в Израиле, был одним из тех, кто освещал события в Египте в период волнений, которые привели к падению режима Хусни Мубарака. По возвращении в Израиль, он рассказал о своих впечатлениях от этой командировки.
Пашков оказался в Каире уже 26 января, на следующий день после того, как в Египте начались массовые акции протеста, и толпа предприняла первую попытку прорыва на площадь Тахрир. "Тогда еще никто не верил, что власть в Египте падет вслед за властью в Тунисе, настолько устойчивым казался режим Мубарака", – отмечает российский журналист.
- Камерон в Каире: в Египте не было исламской революции
- Египетское правительство официально требует заморозить счета Мубарака
Имея опыт работы в Египте, Сергей Пашков отправился в Каир через Амман, взяв с собой только маленькую камеру. "Я знал, как они относятся к журналистам и к камерам. Телеаппаратуру туда не провезешь. Если ты хочешь снимать в Египте настоящей телекамерой, ты должен привезти напечатанный на таможне список, письмо от телекомпании, а также – заручиться гарантийным письмом от одного из египетских банков о том, что этот банк берет на себя ответственность в случае, если ты телеаппаратуру потом не вывезешь обратно. Разумеется, ни один египетский банк таких гарантий не дает. И это позволяет таможне не пропускать телеаппаратуру. Многие мои коллеги попались на этом и приезжали в Каир без камер, которые были отобраны у них в аэропорту", – рассказывает корреспондент "России".
26 января, по словам Сергея Пашкова, в Каире было тихо. На следующий день он поездил по городу. "Всюду стояли полицейские, сорок тысяч человек, плотными рядами, шпалерами – около госучреждений, банков, административных офисов, Каирского музея. Только около коллегии адвокатов шумели несколько десятков человек", – вспоминает журналист. В тот день Пашков был вынужден снимать из машины, поскольку открыто выйти с камерой на улицу, по его словам, было почти невозможно – "всех тут же задерживали полицейские или сотрудники мухабарата".
Корреспондент телеканала "Россия" и его коллега с радиостанции "Вести FM" попытались получить аккредитацию на египетском государственном телевидении. Чиновник, беседовавший с российскими журналистами, объяснил, что получить временную аккредитацию сейчас практически невозможно, а в ответ на слова о том, что корреспонденту российского телевидения придется снимать в Каире, что может повлечь арест, с усмешкой заявил: "Ну, тогда мы будем приносить ему в тюрьму лепешки и халву".
"На следующий день вечером восставшие уже штурмовали здание гостелевидения Египта – и этот чиновник уже ничего не решал", – говорит Пашков.
Но 26-го января еще никто не мог предвидеть, как будут развиваться события. Журналисты записали в тот день репортаж о российских туристах в Каире. И хотя съемку они были вынуждены вести во дворе российского консульства, тогда никому не приходило в голову, что дальнейшее пребывание в Египте может быть опасным. "Мы видели в тот день длиннющую очередь из туристических автобусов. Среди туристов можно было встретить даже боязливых японцев, которые отличаются исключительной осторожностью. Наши дипломаты были тогда уверены, что Мубарак удержит контроль над ситуацией, что пятничные волнения сойдут на нет уже в субботу-воскресенье. Казалось, что степень проникновения спецслужб во все гражданские структуры, во все места массового скопления людей настолько велика, что у оппозиции нет никаких шансов", – вспоминает российский журналист.
Сергей Пашков обращает внимание на тот факт, что у египетской оппозиции не было (и нет до сих пор) какого-либо харизматичного лидера, который бы объединял и вел за собой противников режима Мубарака. В подобной ситуации невозможно было себе представить, чтобы оппозиционеры смогли свергнуть существующую власть.
По мнению журналиста, таким лидером ни в коей мере нельзя считать нобелевского лауреата Мухаммада Эль-Барадэи: "Он – серфер, он увидел волну и вскочил на нее. Потом, видимо, что-то случилось – потому что он быстро исчез. Хотя в пятницу (28 января) он пытался провести митинг со своими сторонниками. Пока его не заблокировали и не перевели под домашний арест. Удивительно, что когда де факто все эти "домашние аресты" отменились, потому что некому было охранять лидеров оппозиции, Эль-Барадэи продолжал сидеть в уютном дворике своего дома в районе Гиза, недалеко от пирамид, где его интервьюировали представители западных телекомпаний. Сказать, что он был лидером, которого выдвинула толпа, нельзя. Он временно присоединился к толпе. Что он делает сейчас, никто не знает".
Пашков отмечает, что во время волнений в Каире он не видел ни одного лидера, который мог бы вести толпу за собой: "Все лидеры, которых выдвигала толпа, были, скажем так, старшими лейтенантами от политики – они только начинали набирать вес, они получали свою легитимность в толпе за счет хорошо произнесенной речи, удачного сравнения или проявленной жесткости. Тебя подхватывает толпа, и ты переходишь в ранг лидера, но ты – не тот лидер, который может регулировать движение этой огромной массы людей".
"В драме такого уровня движущих сил всегда очень много, бывает невозможно просчитать все связи, приводящие к драматическим последствиям", – говорит журналист.
Отвечая на вопросы редакции NEWSru.co.il, Сергей Пашков отмечал, что толпа на площади Тахрир "жила" в режиме саморегуляции, функционирование такого режима поддерживалось за счет обмена информацией через интернет, телефоны и "сарафанное радио", но единой системы управления не ощущалось. При этом российский журналист считает ошибочными заявления о том, что восстание в Египте было "революцией социальных сетей", поскольку подавляющее большинство людей на Тахрире понятия не имели о Facebook или Twitter, в домах многих из них не было не то что компьютеров, но и телевизоров. Он признает, что студенческая молодежь, "бросившая головню в бочку с порохом", зачастую организовывала сборы через интернет. Но студентов на площади было 10-15 тысяч – и это, по мнению Пашкова, реальное число, которое позволяют собрать на акцию протеста социальные сети.
Большинство людей на площади Тахрир, по наблюдениям С.Пашкова, составляли жители пригородных деревень, представители малоимущих семей, "у которых в доме не всегда есть лепешка и тарелка с хумусом".
В пятницу, 28 января, египетское восстание – по аналогии с "жасминовой революцией" в Тунисе – стали называть "горчичной революцией", поскольку над центром Каира было распылено огромное количество горчичного газа: "Весь город кашлял, сморкался и плевался. Правда, потом пошли слухи, что газ не подействовал должным образом, поскольку был просрочен. И тогда стали говорить, что этот газ просрочен так же, как и режим Мубарака".
"Все началось в ту пятницу. И тогда я достал камеру. Антимубараковская толпа поначалу относилась к журналистам более или менее лояльно. Мы снимали с утра до вечера. Были определенные опасения после того, как Мубарак объявил комендантский час. Но вскоре стало понятно, что комендантский час никто не соблюдает. Потом был второй тяжелый момент, когда на набережную выдвинулись танки. Но это напоминало август 91-го в Москве, когда танки тут же облеплялись людьми, которые протягивали военным сигареты, печенье, воду", – рассказывает журналист.
Сергей Пашков отмечает, что египетские военные не применяли оружие в Каире, хотя ходили слухи, что они получали приказы стрелять на поражение. Он считает маловероятным, чтобы такие приказы проходили без санкции Мухаммада Хусейна Тантауи – министра обороны, возглавившего после отставки Мубарака Высший военный совет, фактически узурпировавший теперь власть в Египте. Журналист напоминает, что одно время Тантауи считался наиболее вероятным преемником Мубарака, пока президент не сделал ставку на своего сына Гамаля, а потом не выдвинул на эту роль главу разведслужб Омара Сулеймана. Пашков отмечает, что, по данным WikiLeaks, западные дипломаты называли когда-то Тантауи "пуделем Мубарака". И, по мнению российского журналиста, "у этого преданного человека были причины обижаться на хозяина".
Впрочем, Пашков не поддерживает ни одну из конспирологических теорий, согласно которым режим Мубарака пал в результате заговора египетских военных и спецслужб, вмешательства Вашингтона или иных сил. Он считает, что главными причинами падения режима Мубарака стали неожиданная стойкость сотен тысяч людей на площади Тахрир, а также "массовая истерия" и ненависть к режиму, демонстрируемая этой толпой: для престарелого президента, 30 лет правившего страной, считавшего свой авторитет непререкаемым, а себя "чуть ли не богом", подобное зрелище было невыносимым.
Журналист указывает на тот факт, что "Мубарак все время отставал": его жесткие заявления с угрозами против участников акций протеста звучали тогда, когда силовики уже не контролировали ситуацию, его заявления о готовности к реформам и об отказе баллотироваться на следующий срок транслировались, когда оппозиционеры требовали немедленной отставки президента.
Пашков отмечает, что удивительным образом перед массовыми грабежами в Каире с улиц города ушли полицейские, позже им на смену пришли военные – но к тому времени многое, в том числе Каирский музей, было разграблено. Непонятной была ситуация и с тюрьмами, из которых сбежали тысячи заключенных: "Были сообщения, что в тюрьмы приходили вооруженные люди в масках, которые перебивали охрану, открывали камеры и чуть ли не силой выталкивали заключенных. При этом известно о практике мухабарата использовать в качестве "пятой колонны" отпущенных на свободу заключенных, которые отбывали незначительные сроки за мелкие правонарушения". Сергей Пашков говорит, что видел своими глазами, как на улицах Каира строили и инструктировали не только полицейских и военных в форме, но и людей в гражданской одежде, которые могли быть сотрудниками или агентами спецслужб.
Пашков обращает внимание на то, что до сих пор – по прошествии нескольких недель после падения режима Мубарака – неизвестно в точности, где находятся Хусни Мубарак и вице-президент Омар Сулейман: "Этот человек вел переговоры с оппозицией от имени Мубарака. Именно он затем сообщил, что Мубарак сложил с себя полномочия. А потом он пропал – вслед за Мубараком". "Я разговаривал с представителями оппозиции на Тахрире, и они были обескуражены тем, что их лишили какой-либо возможности диалога с властью, – вспоминает журналист. – Они говорили, что во время таких переговоров у них появлялись лидеры, которые могли выступать от имени людей на площади. А сейчас говорить не с кем".
"Есть некий Высший военный совет, совершенно закрытый от всех. Есть созданный им Конституционный совет, в котором, в основном, пожилые судьи Верховного суда, а председатель – умеренный исламист. Переходного правительства пока нет. Чрезвычайное положение военный совет обещает отменить только осенью, к выборам. И кто там сдает колоду, мы не знаем. Мы не знаем и того, контактирует ли египетский военный совет с американской администрацией или израильскими властями. Хотя можем предположить, что такие контакты осуществляются", – отмечает Пашков.
В разговоре не раз подчеркивалось, что в результате египетской революции победителя нет, но есть проигравший – семья Мубарака. "То, что семья Мубарака проиграла, было ясно уже 28 января, когда полыхало здание ЦК Национально-демократической партии, и никто этот пожар не тушил", – считает наш собеседник.
Пашков отмечает, что на улицах Каира не осталось ни одного не оскверненного портрета Мубарака. По его словам, падение этого режима – "урок всем начинающим диктаторам: поляна, зачищенная от системной оппозиции, может породить дикую, неуправляемую стихию, которая сметает власть".
Во время драматических событий в Египте поступала противоречивая информация о роли женщин в акциях протеста. В одном из репортажей израильского радио утверждалось, что их почти нет среди демонстрантов. Но по фотографиям агентств и телерепортажам было видно, что это не так. Сергей Пашков говорит, что женщин на демонстрациях было много: "Можно сказать, что, по меркам арабского мира, их было очень много. Они были активны. Нельзя вообще принижать роль женщины в Египте. Говорят, что в египетских семьях часто главой семьи фактически является женщина. Когда египтянка открывает рот и начинает ругаться, по сравнению с ними меркнут способности даже левантийских дам. На Тахрире были женщины и в хиджабах, и без хиджабов, и с открытыми лицами, и с закрытыми паранджой. Женщин было много и среди противников Мубарака, и среди его сторонников. Женщины создавали в толпе определенный настрой. Часто их эмоциональная речь перерастала в истеричный крик, который разогревал толпу. Но я вовсе не хочу сказать, что роли этим женщинам были кем-то написаны. Они были искренними в своем гневе, в своей массовой истерике, испытания которой, в конечном итоге, не выдержал правящий режим".
Женщины порой оказывались в состоянии управлять мужчинами на Тахрире. Так, египтянки отбили у насильников избитую американскую журналистку Лару Логан.
По словам Пашкова, ощущение того, что журналистская работа в Каире становится реально опасной, появилось у него 31-го января, когда на всех блокпостах стали особенно "пристально" относиться ко всякому иностранцу: "Тогда начали проверять документы, тогда начали отводить в сторону, тогда в сумки заглядывали, чтобы проверить, нет ли камер. И тогда мы поняли, что дана "отмашка". Именно тогда в Египте было закрыто бюро катарского телеканала "Аль-Джазира", всех журналистов этого телеканала лишили аккредитации и задержали "до выяснения". Дальше шло по нарастающей".
"2 февраля, в день столкновения сторонников и противников Мубарака, пострадало огромное количество журналистов, – вспоминает Пашков. – Мне тогда разбили камеру. Меня схватили два человека: один повис на камере, другой ударил кулаком в живот. При этом они кричали "Джазира! Джазира!", хотя по мне видно, что к арабским телеканалам я точно отношения не имею… Но кто-то оттолкнул от меня этих людей, они даже кричали при этом "Sorry! Sorry!" Мне удалось вытащить камеру из-под ног, она уже годилась только для домашнего музея, но кассету удалось потом использовать".
"Журналист стал врагом. Сначала нам казалось, что мы – враги только для сторонников Мубарака, у которых были причины обижаться на "Аль-Джазиру", – рассказывает корреспондент телеканала "Россия", оговаривающийся при этом, что не склонен обвинять коллег из "Аль-Джазиры" в какой-либо ангажированности. "Работа нон-стоп в прямом эфире неизбежно вынуждает опираться не на официальные источники информации, которых попросту не было, а на сообщения "очевидцев", которые могли распространять заведомую дезу", – признает Пашков.
"После 2 января мы поняли, что к атакам на журналистам причастны и власти предержащие. Тогда мы прорвались на студию одни (к счастью, сумели сохранить вторую маленькую камеру). У кого-то отняли камеру, кто-то лишился и камеры, и паспорта. Испанская журналистка рыдала на входе: при обыске ее неприличнейшим образом облапали, предварительно вытащив чуть ли не за волосы из машины. Кого-то просто не пропустили через оцепление. И ощущение того, что из нас сделали врагов, со временем только усиливалось", – рассказывает российский журналист.
"5 февраля, в субботу, мы пошли на Тахрир. За три часа прогулки нас десять раз проверяли, четырежды обыскивали и дважды арестовывали. Причем арестовывали ополченцы, и никогда не было понятно, кого они представляют. Они были вооружены палками, тесаками, у кого-то было огнестрельное оружие. И выдыхаешь только после того, как тебя передают военному патрулю – пусть арестуют, но не убьют. Арестам подвергались и журналисты телеканала "Звезда", и корреспондент "Первого канала" Максим Киселев (которого задержали во время съемок пирамид из автомобиля), и коллеги с НТВ, из передачи "Профессия – репортер", на которым на руки надевали наручники, а на головы – черные мешки. Благо, со мной был Андрей Попов, корреспондент радиостанции "Вести FM", который свободно говорит по-арабски, хорошо знает местные реалии и умеет изображать из себя важного начальника. Он садился на стул и спрашивал по-арабски: "Кофе будет?" И офицеры начинали улыбаться. При этом они открывали камеру, а кассеты там нет. Кассета была у Попова в заднем кармане. И, конечно, мы рисковали, пряча ее. "Почему у вас в камере нет кассеты?" – спрашивали они. "Потому что мы идем получать аккредитацию", – говорили мы. Наверное, они понимали, что мы лукавим, но срабатывало", – вспоминает Пашков.
"Как ни странно, снимать можно было именно на Тахрире. Если ты прорвался через все оцепления и проверки на Тахрир, там можно было достать камеру и снимать, – говорит российский журналист. – Там свободу слова отвоевали. Но за пределами Тахрира, как мне кажется, Египет оставался и остается прежним. Только уже без Мубарака".