"Ноябрьский кошмар стал январской реальностью". Интервью с Зеэвом Элькиным

Зеэв Элькин впервые в оппозиции. Опытный политик, когда-то приближенный Биньямина Нетаниягу, а ныне глава фракции "Махане Мамлахти", ищет пути, как максимально осложнить жизнь новому правительству.

В интервью NEWSru.co.il Элькин говорит о своем отношении к юридической реформе, остальным инициативам нового правительства и предостерегает от изменения политики Израиля в отношении войны в Украине.

Беседовал Габи Вольфсон.

Господин Элькин, хочу начать с публикации в газете The New York Times. CША поставляют Украине боеприпасы, хранящиеся на территории Израиля. Полагаю, что для вас, как для бывшего члена военно-политического кабинета, это не новость.

Я не буду комментировать публикацию издания. Могу только сказать, что речь идет не о поставках израильских боеприпасов. Это собственность США, и, несмотря на то, что она хранится на нашей территории, они имеют право передислоцировать ее в любую точку земного шара.

Тем не менее, в Израиле опасаются возможных последствий в отношениях с Россией в связи с этой публикацией. Это всего лишь маленькая иллюстрация к сложности нынешней ситуации. Может прав новый министр иностранных дел Эли Коэн, сказавший, что надо высказываться об этом чуть меньше, чем высказывалось предыдущее правительство?

Я высказываний Эли Коэна не понимаю. Я считаю, что оно создало нам ненужные сложности в отношениях с США. У этого правительства и без того непростые отношения с Демократической партией. Сейчас мы оказались под огнем критики со стороны Республиканской партии. Линдси Грэм, один из ведущих представителей этой партии, кстати, трампист, то есть представитель тех кругов, которые наиболее благосклонно настроены по отношению к Нетаниягу, и тот достаточно резко отозвался о высказываниях Эли Коэна. Я вообще не очень их понял. Что хотел сказать Эли Коэн? Что Израиль теперь будет официально занимать нейтральную позицию? На мой взгляд, это совершенно недопустимо.

А Израиль при прошлом правительстве не занимал нейтральную позицию?

Конечно, нет. Официальной позицией Израиля, причем не только с начала этой войны, но и с 2014 года, было непризнание аннексии украинских территорий, признание суверенитета Украины и ее территориальной целостности. Так Израиль голосовал в ООН. Это позиция западного мира. Куда ведет нас Эли Коэн? Что он нам предлагает? Чтобы Израиль перестал быть страной западного мира и стал страной мира третьего? Израиль не ищет ухудшения отношений с Россией, но при этом мы занимаем четкую и ясную моральную позицию по отношению к этой войне. Мы ее осуждали и осуждаем и полностью поддерживаем территориальную целостность Украины, и любые попытки играть с этим или давать задний ход совершенно недопустимы.

Вы считаете, что в словах Эли Коэна была игра с этими позициями?

Я говорю о том, как его слова были восприняты. Ведь неслучайно даже руководство Республиканской партии возмутилось. Воспринято это было однозначно как смена курса. Заявления Коэна, как и тот факт, что одной из первых его бесед (на посту главы МИДа) была беседа с министром иностранных дел России, были, безусловно, расценены как некое намерение сменить курс. Что означает заявление, согласно которому Израиль больше не будет вслух высказываться на эту тему? Израиль обязательно должен это делать. Мы страна западной демократии, мы страна свободного мира, мы не страна третьего мира, хотя иногда так выглядим. И мы не можем менять свою позицию, потому что помимо прочего тогда возникает вопрос, а кто наши стратегические партнеры в таком случае? Это выставляет Израиль в очень странном свете и в очень странном месте. Более того, когда я был вынужден принять участие в мероприятии, организованном российским посольством в Сергиевом подворье, я в своей речи тоже выступил с осуждением войны.

Откровенно говоря, я не очень понимаю, что в данном контексте означает "был вынужден".

Потому что по дипломатическим правилам на официальных мероприятиях, посвященных дням того или иного государства, обязан присутствовать представитель правительства. И, как правило, это министр, отвечающий за контакты с этим государством. Поскольку я много лет возглавлял межправительственные комиссии по связям и с Россией, и с Украиной, то на все национальные празднования секретарь правительства, как правило, отправлял меня.

И ситуация войны, ситуация агрессии со стороны России не отменяет этого правила?

Нет, у нас дипломатические отношения с Россией, мы их поддерживаем и разрывать не собираемся. Поэтому, конечно же, не отменяет.

То есть, вы не жалеете, что там были.

Я подчеркиваю, что даже там в своей речи на мероприятии российского посольства я осудил войну. Это была официальная позиция израильского правительства, мы об этом откровенно говорили на встречах с представителями России. И давать задний ход и говорить, мол мы теперь займем нейтральную позицию "над схваткой" – это аморально, и я этого не понимаю.

Несколько слов о той самой комиссии, которую упоминал Эли Коэн. Израильско-российская межправительственная комиссия. Когда она собиралась в последний раз?

Достаточно давно. Сначала была корона, а потом война. Было очевидно, что собирать ее во время войны совершенно неуместно.

То есть во время войны она не собиралась?

Конечно же, нет. Я считал, что это совершенно неуместно.

Сегодня есть те, кто говорят, что именно Нетаниягу, благодаря его отношениям с Путиным, благодаря его способностям дипломата, сумеет привести к завершению этой войны. Что вы думаете по этому поводу?

Я не вижу на данный момент какой-то точки для встречи позиций российской и украинской стороны. Даже в начале войны, когда на это было больше шансов, и, как вы знаете, я принимал вместе с тогдашним премьер-министром Нафтали Беннетом участие в одной такой попытке, разумеется с согласия украинской стороны, это ни к чему не привело. Позднее я поддерживал отношения с членам украинской делегации на переговорах, у нас было много консультаций. Уже тогда было видно, что нет точки пересечения украинской и российской позиций. Сегодня такой точки нет тем более. Поэтому я не думаю, что Нетаниягу сможет здесь чем-то помочь. Все, к чему это приведет – к позиционированию Израиля как страны, стоящей над схваткой и отказывающейся от естественного места страны западного сообщества. Поэтому любые попытки Нетаниягу маневрировать ни к чему хорошему не приведут, но вы же понимаете, что Эли Коэн сделал свои заявления неслучайно, они отражают позицию Нетаниягу.

Не уверен, что Нетаниягу пришел в восторг от того, что Коэн озвучил эти позиции.

Эли Коэн сказал то, что слышит от Нетаниягу. И я думаю, что будет колоссальной ошибкой Израиля двигаться в этом направлении. Это и моральный аспект, о котором нельзя забывать. Израиль часто обвиняет другие страны в том, что они ведут себя аморально и не может действовать аналогично. Но главное – это стратегия. Израиль страна западного мира. США были и остаются нашим главным стратегическим союзником. Будет колоссальной ошибкой дрейфовать из этой точки в другое место. Кто будет нашим новым стратегическим союзником? Иран? Какую базисную внешнюю политику предлагает нам Эли Коэн?

Давайте вернемся в Израиль. Вы ушли из "Ликуда" в "Тиква Хадаша" – партию, которая позиционировала себя как право-государственная (ימין ממלכתי), а затем создали союз с лево-центристским блоком Бени Ганца, Гади Айзенкота и других. И перед выборами у правых избирателей фактически не осталось адреса кроме как голосовать за "Ликуд" или партии нынешней коалиции. Не было ошибкой создание такого блока вместо напрашивавшегося союза: "Тиква Хадаша", Беннет, Шакед и так далее?

Прежде всего, мы проверяли возможность создания блока с Нафтали Беннетом, однако он принял решение покинуть политическую арену, мы проверяли возможность создания блока с Айелет Шакед, однако она предпочла поддержать Нетаниягу. Поэтому реальной такой возможности не было, несмотря на то, что я согласен, она была бы более естественной.

Она всерьез рассматривалась? Со стороны это выглядело так, что вы такую возможность даже не проверяли.

Нет, почему же, такая возможность проверялась достаточно серьезно еще перед прошлыми выборами и во время каденции предыдущего правительства, и когда было решено пойти на новые выборы. Была идея создания право-либерального блока, который с одной стороны будет придерживаться правых взглядов, а с другой, будет представлять либеральные ценности. Но Нафтали Беннет принял решение покинуть политику, а Айелет Шакед приняла решение поддержать Нетаниягу, поэтому все было нерелевантно. Мы считаем, что Нетаниягу – неподходящая фигура на пост премьер-министра, в этом отношении наша позиция не изменилась. И сложилась ситуация, при которой на этих выборах израильскому обществу был предложен с одной стороны союз Нетаниягу с ультраортодоксальными партиями. Мы считали это ужасным для Израиля, называли это "ноябрьским кошмаром". К сожалению, все наши предсказания воплощаются "плюс плюс". То есть, кошмар оказался еще кошмарнее. А с другой стороны, Яир Лапид, как лидер левого лагеря, предлагал правительство при поддержке, некотором даже заигрывании с Объединенным списком, с Айманом Удэ, с Ахмадом Тиби. Это было для нас совершенно неприемлемо. И мы предложили третий путь, заключили союз с партией Бени Ганца. Между прочим, это не левоцентристская партия. "Кахоль Лаван" всегда был правее "Еш Атид", придерживался центристских позиций.

Вы лично неоднократно называли Бени Ганца человеком левых взглядов.

Да, когда он был вместе с Лапидом, потому что у них был совместный блок. Потом, когда они расстались, Ганц и "Кахоль Лаван" заняли гораздо более центристскую позицию. Это было одной из линий их водораздела. Во главе этого блока находятся люди, придерживающиеся центристских взглядов с активной позицией в области безопасности. Ганц и Ашкенази в вопросах безопасности придерживаются центристских позиций, более того тяготеют к активизму.

В то же время очевидно, что есть серьезные разногласия между вами в вопросах внешней политики, например.

Обратите внимание, что в документе, который оформил союз наших партий, не упоминается создание Палестинского государства. В отличие от Нетаниягу, который о готовности создать такое государство говорил открыто, у нас этого нет. В программе, которая была опубликована перед этими выборами, говорится об автономии, что было и при Бегине, и при Шамире.

Но я возвращаюсь к избирателям. На этих выборах у многих правых избирателей не было реальной альтернативы, и они проголосовали так, как проголосовали.

Прежде всего, это не совсем верно. От трети до половины наших избирателей – это правые. Мы их видим, мы видели опросы, и знаем, что таков примерно состав избирателей нашей партии. Треть – это действительно центристы, которые пришли и проголосовали за "Махане Мамлахти".

И на фоне единой сплоченной коалиции, невероятно разрозненная оппозиция. С одной стороны вы, с другой Либерман, посредине "Еш Атид" и где-то на левом краю "Авода" и ХАДАШ-ТААЛ. Так можно работать?

В оппозиции есть серьезные разногласия. Понятно, что между мной и Ахмадом Тиби нет ничего общего, и по многим вопросам мы будем голосовать по-разному. Это совершенно очевидно.

Оставим даже это. Посмотрите на отношение к юридической реформе. Вы все против нее. Но Мерав Михаэли и даже Яир Лапид выступают против каких-либо переговоров. Глава вашей партии Бени Ганц выступает за переговоры, за создание комиссии и так далее.

Именно в этом наше отличие, отличие правоцентристского блока от остальных партий оппозиции. Мы считаем, что определенные изменения в юридической системе не просто нужны, они необходимы. Мы не считаем, что все благополучно в датском королевстве. Но то, что предлагает сегодня Нетаниягу, это полная политизация юридической системы, а это очень опасно. Я никогда не был тотальным противником реформы, более того, я был одним из ее инициаторов, когда в правом лагере о ней еще боялись говорить вслух.

И вот именно поэтому ваша критика в адрес юридической реформы звучит очень странно. Что изменилось с 2012-го до 2023-го года?

Моя позиция совершенно не изменилась. Юридической системе нужна реформа, я говорю об этом в каждом своем интервью. В этом смысле моя позиция коренным образом отличается и от позиции Мерав Михаэли, и от позиции Яира Лапида. Но то, что предлагает Нетаниягу, это не реформы. Это уничтожение юридической системы. Это кардинально отличается от того, о чем говорили и Зеэв Жаботинский, и Менахем Бегин. Мы провели конференцию в Бар-Иланском университете, где представили основы юридического мировоззрения Жаботинского и Бегина, основателей ревизионистского движения, а позднее партии "Ликуд", и четко было видно, насколько то, о чем они говорили, отличается от того, что предлагают сегодня Нетаниягу и Левин.

Я не уверен, что Менахема Бегина можно всерьез воспринимать как эталон готовности к реформам. Будь он сегодня жив, наверняка, как и Дан Меридор, требовал бы не касаться системы.

Бегин был одним из тех, кто формировал юридическую систему. Он был одним из тех, кто понимал необходимость Конституции, как инструмента защиты граждан от посягательства тех, кто в состоянии ущемлять их права. Для Бегина юридическая система была фактором, гарантирующим защиту прав меньшинства от посягательства правительства. Он помнил это и став большинством. Кстати, большую часть своей жизни Бегин был преследуемым меньшинством в израильской политике, израильском обществе, и не забывал об этом, и продолжал говорить и писать об этом, перейдя из оппозиции в должность главы правительства. И совершенно не случайно, что большинство ветеранов "Ликуда" выступают сегодня против реформы. Которую предлагает Нетаниягу. На конференции в Бар-Иланском университете выступал Реувен Ривлин, бывший президент, бывший спикер парламента от "Ликуда".

И он в свое время говорил о судебной диктатуре.

Именно. И он сейчас категорически выступает против реформы в том виде, в котором она представлена. Бывший министр Михаэль Эйтан против нее, и многие другие.

Вы участвуете в демонстрациях протеста?

Пока нет, потому что первая демонстрация была организована леворадикальными элементами, и я не пойду на митинг под палестинскими флагами. Во время второй демонстрации я выступал по телевидению, и естественно не мог там находиться. Но, в принципе, я не исключаю возможности участия в митингах. Все зависит от того, кто их организовывает и проводит. Очевидно, что я, как политик правого лагеря, не пойду на демонстрации, в центре которых леворадикальные силы.

Авигдор Либерман, например, заявил, что не ходил на демонстрацию на прошлой неделе и не пойдет на демонстрацию на этой, так как они организованы "Черными флагами". Вы не настолько "требовательны"?

Последняя демонстрация была организована не "Черными флагами", так что это не соответствует действительности. Насчет дальнейшего – посмотрим. Сейчас идут переговоры о проведении общей демонстрации всех оппозиционных партий. Пока неясно, как это будет выглядеть.

Но вы не исключаете возможности участия в демонстрации, против юридической реформы.

Совсем нет. Демонстрации – это легитимная форма выражения протеста. Я все еще надеюсь, что наше предложение будет принято и начнутся переговоры о совместно выработанной реформе, которая будет стабильной и функционирующей. То, что происходит сегодня, опасно еще и потому, что такая радикальная реформа, которую проводят Нетаниягу и Левин, просуществует лишь до того момента, когда сменится правительство. Оно рано или поздно сменится, и новая власть тут же отменит все решения Левина, и мы останемся вовсе без реформы. Поэтому те, кто хотят каких-то изменений, должны быть крайне заинтересованы в том, чтобы они были по возможности согласованными.

Вы говорите о легитимности демонстраций, и это бесспорно. Что вы думаете о призывах к гражданскому неповиновению и к голосам, не призывающим напрямую к насилию, но находящимся в такой опасной зоне, уже совсем рядом с этим?

Есть законный гражданский протест. Это не просто легитимно, это очень важно. Все мы хорошо знакомы со странами, где такой протест не разрешен, мы выросли в такой стране и не хотим, чтобы Израиль в такую страну превратился. Но, с другой стороны, нельзя, чтобы рвались те нити, которые нас связывают и превращают в единое общество, единую страну, единый народ. То, что делает сегодня правительство Нетаниягу – это очень опасно, причем не только в том, что касается юридической реформы. Бороться с этим правительством нужно бескомпромиссно, но исключительно в рамках закона, чтобы действительно не разрушить то общество, которое с таким трудом здесь было создано.

Вы сказали, что правительство Нетаниягу делает опасные шаги не только в вопросе юридической реформы. В чем еще?

Каждый, кто прочтет коалиционные соглашения, увидит там массу примеров. Например, изменение закона о возвращении.

Нетаниягу уже сказал, что не допустит изменений в этом вопросе.

Сказал. Но одно он сказал, а совсем другое записано в коалиционных соглашениях. Я хорошо знаком с тем, что такое коалиционные соглашения, много их писал, не только читал. Я хорошо отличаю параграфы, которые там для галочки, и те, которые реально намереваются выполнять. В коалиционных соглашениях этого "суперправого" правительства говорится, например, о развитии Иерусалима. Общие слова. Никаких дат, сроков, обязательств. Говорится о распространении суверенитета на Иудею и Самарию. То же самое. А вот по изменениям закона о возвращении все очень ясно: за определенный срок будет выработана формулировка изменений закона. Все очень определенно.

И вы считаете, что Нетаниягу, который хорошо знает, какие будут последствия, причем не в контексте русскоязычной общины – она в последнее время не очень интересует Биньямина Нетаниягу – но реакция еврейской общины США, реакция других еврейских общин тоже не остановят его?

Посмотрите, что происходит. Нетаниягу на английском языке обязался, что не будет никаких изменений. А затем, под давлением его коалиционных партнеров, обязался не только внести изменения, но и обязался на сроки. Нетаниягу сегодня совершенно не может противостоять своим коалиционным партнерам, когда они едины. Поскольку они все заинтересованы в этих изменениях, поскольку в правительстве нет никакой силы, способной противостоять этим изменениям, поскольку Нетаниягу действительно утратил интерес к "русской улице", то все может быть. Я уже не говорю о том, что впервые с 1996 года в правительстве "Ликуда" нет ни одного русскоязычного министра. Ни Нетаниягу, ни Шарон себе такого раньше не позволяли.

Но может быть вопрос надо задать вам? Вы присоединились к лагерю "только не Биби", вы фактически не оставили ему выбора. Какая у него была коалиция на повестке дня кроме коалиции со Смотричем и Бен-Гвиром? Может стоило вести переговоры?

Переговоры о чем? Нетаниягу согласился на полное изменение статус-кво в отношении с ультраортодоксами. Об опасностях реформы, которая просто сносит все основы израильской демократии, мы уже говорили. Не думаю, что тут есть какая-то база для переговоров. Но дело ведь не в этом. Что мешало Нетаниягу назначить Юлия Эдельштейна на весомый пост в правительстве? Опытный человек, в прошлом спикер Кнессета, в прошлом глава минздрава. Но Нетаниягу это неважно и неинтересно. Прежний Нетаниягу, которого я очень хорошо знал, в жизни бы так не поступил, в жизни не проигнорировал бы 15 мандатов избирателей. И посмотрите на менее глобальные вопросы. В коалиционных соглашениях записано развитие репатриации. Откуда сегодня основная масса репатриантов приезжает? Из России и Украины. Что записано в коалиционных соглашениях? Вложение сотен миллионов шекелей в развитие процесса алии из Франции и США. Никто не заметил как "тихой сапой" с 1 января это правительство прекратило выплаты дополнительных пособий на съем жилья для новых репатриантов.

Оно прекратило, потому что предыдущее правительство не продлило действие этого распоряжения. Разве нет?

Нет. Юридически мы, как переходное правительство, могли продлить только до начала работы нового правительства, то есть до конца декабря мы продлили. Потом пришло новое правительство. Казалось бы – что проще, продлите. Война – та же война, условия – те же условия. Ничего не изменилось. Но они не продлевают, и люди, не только приезжающие прямо сейчас, но и те, кто приехали с августа прошлого года, перестали получать. И вот, что мы имеем: сотни миллионов шекелей идут на несуществующую алию из США и Франции, а реальные люди не получают денег, которые им необходимы. Почему? Потому что они русскоязычные и никого в этом правительстве не интересуют. Наши коалиционные соглашения были не таким подробными и многостраничными. Но там были записаны вещи, которые важны для русскоязычных израильтян. Будь то увеличение пособия по старости для пенсионеров, живущих на прожиточный минимум. Будь то помощь тем, кто стоит в очереди на получение социального жилья министерства абсорбции. Все это было в коалиционных соглашениях. Покажите мне сегодня такие параграфы в этих сотнях страниц соглашений.

И я снова спрашиваю вас. Может быть ваше присутствие позволило бы что-то изменить? Есть ли какой-то путь, который позволит "Махане Мамлахти" войти в коалицию и разбавить немного это правительство.

Нетаниягу не готов вести переговоры о согласованной формуле реформы, а вы говорите со мной о правительстве. Нетаниягу нужны вещи, которые мы дать не можем и не сможем.

Например?

Например, мы бы никогда не поддержали персональный закон, позволяющий Арье Дери стать министром. Мы бы никогда не пошли на это.

Вы только готовы были пойти на принятие абсолютно персонального закона, блокирующего Нетаниягу возможность баллотироваться на пост премьер-министра. В чем разница?

Например, в том, что мы оговаривали начало действие закона со следующей каденции. Арье Дери хочет изменить Основной закон? Пожалуйста. Но не за пять минут до того, как он должен занять пост министра. Сейчас это персональный закон для Дери, потом это будет персональный закон для Нетаниягу самого, в том, что для него важно. Мы бы на это не пошли никогда. Есть требования ультраортодоксальных партий, без удовлетворения которых они в жизни не вошли бы в коалицию. Например, они хотят принять такой закон о призыве, который вернет нас на десть лет назад.

К "закону Таля".

Да, к "закону Таля", который запирал все ультраортодлоксальное мужское население страны в йешивах до 30 лет. И это, помимо неравенства в распределении бремени, еще и колоссальный удар по нашей экономике. Знаете, кто мне подробно обо всем этом рассказывал?

Биньямин Нетаниягу?

Именно. Он подробно и убедительно рассказывал мне и всем вокруг, что стратегической угрозой для израильского общества является неинтегрированность ультраортодоксов на рынок труда. Сегодня это все отставлено в сторону. И именно поэтому я оставил Нетаниягу... Это не то, чему он учил меня в течение десятилетия. Это не тот Нетаниягу, с которым я привык работать.

Давайте поговорим о строительстве. Цены на жилье выросли за год почти на 19%. С другой стороны, темы роста цен на жилье замедлились. Это только драконовская учетная ставка или были еще факторы?

Израильские экономисты предсказывали снижение цен на жилье. Ничего неожиданного в этом нет. Есть две основные причины. Первая – действительно учетная ставка, о которой вы говорите. А вторая, не менее важная, резкое расширение предложений на рынке жилья. Когда я получил минстрой, каждый год на рынок выводилось около 50 тысяч единиц жилья. Вместо 70 тысяч, как это было при Кахлоне, при Лицмане это спустилось до 50 тысяч. Если в течение двух лет уменьшать на треть предложения на рынке, ничего другого кроме роста цен ждать не приходится. Мы уже второй год выводим на рынок более 100 тысяч единиц жилья. Это повлияло и на число квартир, строительство которых только начинается. Мы вернули ситуацию к началу 90-х годов прошлого века, кода была большая алия, а Шарон был премьер-министром. С тех пор таких цифр не было. Помимо этого инициированы большие программы оказания помощи тем, кто не в состоянии сам купить квартиру. Молодые семьи, новые репатрианты и так далее. В этом году 30 тысяч человек, относящихся к этой категории, получили квартиры. В будущем году это число составит 40 тысяч. Это на 70% решит проблем малоимущих семей. Все эти факторы привели к тенденции, о которой говорят специалисты, что в 2023 году рос цен на жилье замедлится и даже немного пойдут вниз.

Каково ваше впечатление от преемника на посту министра строительства – Ицхака Гольдкнопфа?

Сейчас все зависит от того, что он будет делать. Если он продолжит эту политику, то цены начнут снижаться. Но если он будет делать то, что записано в коалиционных соглашениях, все вернется туда, где оно было. Прежде всего, в коалиционных соглашениях они исходят из того, что ежегодно на рынок будет выводиться 50 тысяч единиц жилья, то есть возвращаемся в прошлое. Кроме этого в коалиционных соглашениях записано, что в каждом новом большом квартале будет строиться ультраортодосальный "квартал в квартале". Почти ни один мэр на такое не согласится, и если они реализуют этот план, строительство практически полностью остановится. Я не знаю, какой будет судьба программ со скидкой. Понятно, что нового министра будет интересовать в первую очередь то, что хорошо для его сектора, и он вполне может заморозить программы, касающиеся остального населения. Лицман, например, свернул в свое время большинство программ. Я пока не знаю, каковы намерения нового министра. Рабочей встречи у меня с ним не было, я несколько раз предлагал, но он всякий раз отказывался, а на церемонии передачи дел, когда его спросили о уже знаменитом высказывании по поводу отсутствия у нас жилищного кризиса, он ответил, что мол, просто еще недостаточно хорошо разбирается в теме и поэтому не имеет точного представления, есть у нас жилищный кризис или нет. Ну, я жду пока министр войдет в курс дела и ответит на этот вопрос.

Вы первый раз в оппозиции. Готовы к тяжелой, тоскливой работе в комиссиях и так далее?

Во-первых, не тоскливой. Я считаю, что быть депутатом Кнессета и влиять на происходящее через комиссии и законотворчество – это большая ответственность и большое право. Я не очень понимаю сегодняшних веяний в политике, когда люди приходят и в первую же каденцию хотят быть министрами. Я очень люблю Кнессет, я вырос в Кнессете. Много лет бы депутатом. Кстати, эта первая моя оппозиционна должность, но лишь формально первая, но я был так называемым депутатом – бунтовщиком в коалиции.

В "Кадиме"?

Да. Это почти то же самое, что быть в оппозиции. В эту каденцию я вхожу в состав пяти комиссий парламента.

Успеваете?

Да, вполне. Я глава фракции, третьей по величине фракции парламента. В общем хватает интересной работы и нетто парламентской, и в том, что касается борьбы с этим правительством. Ноябрьский кошмар стал январской реальностью, и мы увидели, что он гораздо страшнее, чем мы могли себе представить.