Такая работа: боль и надежда. Репортаж из больницы "Сорока"
В день, когда в Газе наступило "затишье", корреспондент NEWSru.co.il побывал в больнице "Сорока" (Беэр-Шева), чтобы узнать о состоянии раненых, которые поступили за время операции "Литой свинец". Больница "Сорока" пока остается на военном положении.
- Профессор Ландберг: "У солдат и гражданского населения мы видим идентичные ранения"
- Добровольцы в больнице "Сорока"
Профессор Леонид Ландберг, заместитель заведующего отделением общей хирургии, на время чрезвычайного положения взял на себя работу с русскоязычной прессой. Именно к нему обратилась редакция NEWSru.co.il c просьбой рассказать обо всех аспектах организации работы больницы во время войны.
"После объявления о переходе на особый режим работы весь медицинский персонал (особенно это касается врачей-специалистов из отделений хирургии, ортопедии, физиологии, сосудистой хирургии, детской хирургии – всех тех, кто занимается травмами) оказался прикован к своим рабочим местам: вышел специальный приказ, запрещающий сотрудникам удаляться от города на расстояние больше 30-ти километров, если нет специального разрешения заведующего больницей", – рассказывает профессор Ландберг.
"Если бы не война, я лично катался бы сейчас на лыжах на склонах Доломитов, - на этом итальянском курорте ежегодно проходит крупная международная конференция, где работа сочетается с активным отдыхом. Участие в этом мероприятии отменили все мои израильские коллеги. И пока что я не знаю, когда смогу выбраться даже в Тель-Авив", – говорит он.
В течение трех недель Беэр-Шева подвергалась ракетным обстрелам из сектора Газы. "В каждом отделении больницы есть бронированные палаты и операционные. У нас, в хирургическом отделении, таким помещением служит палата на 8 мест. Как только было объявлено о чрезвычайном положении, ее освободили для приема тяжелораненых. Кроме того, все коридоры больницы имеют двойную защиту. При оповещении о тревоге все больные и их родственники успевают отойти в безопасное помещение. То же самое касается операционных: на время чрезвычайного положения все операции проходят только в защищенных помещениях. В северном блоке операции не производились, поскольку кабинеты располагались на последнем этаже. Бронированная операционная существует в южном крыле, а также в подвальном этаже здания: последняя предусмотрена специально на случай военных действий", – поясняет профессор Ландберг.
Несмотря на военное положение, больница "Сорока" продолжала выполнять плановые операции, как обычно. Каждое утро начиналось с того, что специальная комиссия планировала график работы на текущий день. "Чтобы все успеть, мы начинали день с коротких операций. В случае обострения обстановки мы готовы были сдвинуть на другое время сложные запланированные операции и начать прием раненых, как мирного населения, так и солдат. Для приема больных с множественными поражениями существует специальная сеть оповещения медперсонала, и несколько раз она была задействована. Необходимые силы собираются в приемном покое в течение 10-15 минут", – рассказывает Леонид Ландберг.
Из всего вышесказанного напрашивается вывод, что врачебные смены увеличились. Сколько часов в день вы работаете в последние дни?
У врачей ненормированный рабочий день даже в обычные дни, не говоря уже о военном времени. Мы не смотрим на часы. Приходим, как обычно, в 7:15 и остаемся, пока не закончится вся работа. Но даже когда я заканчивал смену в 2-3 часа ночи, я предпочитал спать дома. Были случаи, когда врачи предпочитали оставаться ночевать в больнице, хотя могли пойти домой.
Какие можно выделить основные типы поражений, с которыми вам приходилось встречаться за три недели этой войны? Есть ли принципиальная разница между ранениями солдат и гражданского населения?
В самых общих чертах можно сказать, что у солдат и гражданского населения мы видим примерно идентичные ранения.
Основные ранения – это шрапнельные, осколочные ранения. Самые тяжелые поражения в нашем отделении – это ранения в живот осколками гранат или ракет, которые проникли через брюшную стенку. Так, двое солдат, которые были к нам доставлены с поражениями кишечника, покинули отделение в течение недели. Также поступали солдаты с поверхностными ушибами, когда человек падает или предмет падает на человека, в этом случае период реабилитации довольно короткий, если речь идет о молодых солдатах, у которых нет осложнений.
Самые тяжелые поражения – это осколочные или пулевые ранения в голову. Эти больные находятся в нейрохирургическом или реанимационном отделении.
Врачам часто доверяют сокровенные мысли, которыми больные не решаются поделиться с близкими. О чем в последнее время говорят раненые солдаты?
Страха и паники нет, скорее эйфория. Ребята хотят скорее вернуться назад – домой или прямо в свои части. Они окружены такой заботой и вниманием, что, на мой взгляд, это иногда препятствовало их полноценному отдыху. Я даже не говорю сейчас о премьер-министре, президенте и прочих высокопоставленных чиновниках, которые приходили с визитами. Ребят навещали все самые известные актеры и шоу-звезды. Солдаты превратились из раненых больных в объект поклонения. Это, конечно, дает выброс адреналина. Эти молодые мальчики почувствовали себя настоящими героями, которыми они, в общем-то, и являются. Благодаря этим визитам среди близких солдат не было скорби. Скорее наоборот, родители радовались тому, что их дети поправляются.
Пожалуй, сложнее пришлось мирному населению, особенно тем, кто прибывал из Сдерота в шоковом состоянии. Я помню женщину из Сдерота, которую привезли к нам с легкими ранениями и в состоянии нервного срыва: рядом с ней на лестничной площадке погиб ее сосед. Мы два дня в большей степени были озабочены ее психическим состоянием, нежели телесными повреждениями.
Солдаты лучше подготовлены морально. Кроме того, у большинства из них нет груза ответственности, страха за семью и детей. Они отвечают только за свою жизнь.
Поддержать раненых и их близких приезжают люди со всех уголков Израиля. С позиции врача, как вы оцениваете вклад добровольцев?
Общие невзгоды сплачивают жителей Израиля. Я видел, как в такие моменты на помощь семьям, которых постигло горе, приходят люди разных национальностей и даже разного вероисповедания. Это всегда согревает душу.
В больнице "Сорока", как и в других израильских медицинских центрах, можно встретить два типа добровольцев: людей, которые приходят к раненым и их родным с подарками и словами утешения и тех, кто способен, благодаря профессиональной подготовке, помочь медперсоналу. И те, и другие важны. Просто у них разные задачи.
Борис Физдель (26) репатриировался из Украины в возрасте 12 лет. Три года назад начал учебу в университете Беэр-Шевы по специальности "медбрат". После введения в Беэр-Шеве чрезвычайного положения учебу отменили, и Борис – одним из первых со своего факультета – предложил добровольную помощь больнице. Теперь он ухаживает за больными и ранеными в ортопедическом отделении больницы "Сорока", ждет призыва в "милуим", волнуется за родителей и бабушку, живущих в Ашдоде, и за жену Полину, которая каждый день ездит на работу в Кирьят-Малахи, где также до вчерашнего дня, включительно, раздавались сигналы воздушной тревоги.
"Такой географический треугольник получается: Ашдод, Беэр-Шева, Кирьят-Малахи. Весь день на нервах, созваниваемся после каждой тревоги, – признается Борис. – Надо сказать, что мы с женой волнуемся больше, чем наши родители. Как только что-то случается, телефонная связь пропадает, тяжело дозвониться. Я прошел армию, знаю, что такое война, и больше всего меня беспокоит, что родители постепенно перестают чувствовать опасность. Боюсь, они привыкают к обстрелам и теряют бдительность. Больше всего мне мешает то, что такое положение для них становится нормой, а они (родители) еще не понимают всего значения такой ситуации. Они живут на шестом этаже, в старом доме без защищенной комнаты. Со старенькой бабушкой им за 45 секунд не успеть спуститься в убежище. А я не могу всякий раз, когда в Ашдоде звучит тревога, приезжать к ним и за руку вести их вниз. Не уверен, что я сам за это время смогу добежать до убежища в подвальном этаже.
Ты единственный ребенок в семье?
У меня есть брат. Он сейчас в "милуиме", рядом с Газой, служит в спасательных войсках. Сам я служу в боевых частях. Призовут – пойду без вопросов. Впрочем, вопросов уже не осталось: мы давно живем в этой жесткой действительности. Еще совсем недавно невозможно было представить, что ракеты будут долетать до Ашдода или Беэр-Шевы. Для меня лично это не было сюрпризом, но шок от пустых улиц Ашдода до сих пор не проходит.
Что для тебя оказалось сложнее всего в этой работе?
Тяжело видеть молодых парней на больничной койке. Когда за один раз привозят 10-15 человек, это тяжело. Хотя сами солдаты не выказывают ни страха, ни боли. Только очень растеряны вначале. О войне они с посторонними не говорят. Им легче, когда в палате находятся их товарищи. Между собой ведут обычные разговоры: "Где ты был? Тебе повезло, а мне не повезло…" Но все, кто ранен относительно легко, рвутся вернуться в часть. Я лично еще не встречал ни одного солдата, который сказал бы: "С меня хватит. Хочу домой".
В приемные часы в отделении не протолкнуться от добровольцев. За свою 8-часовую смену я вижу, как через отделение проходит тысяча – без преувеличений – людей, которые приезжают поддержать раненых солдат. Едут отовсюду, только чтобы ненадолго увидеть, сказать несколько хороших слов, подарить что-нибудь сладкое, посидеть рядом, спросить: "Чем помочь?". Приезжают даже с детьми, из самых отдаленных поселков на севере, студенты, полицейские, "русские" репатрианты – все-все. Я знаю, что в Беэр-Шеве есть несколько цветочных магазинов, которые держат "русские" репатрианты: они каждый день посылают цветы. Мы рады им, только в первое время стараемся оградить солдат от лишних расспросов.
В чем заключается твоя работа?
Я – медбрат, а в такое время пара рабочих рук в отделении не может быть лишней. Делаю все, что требуется, как можно лучше. А что еще я могу?
Второклассник Орэль Элазаров (7,5 лет), сын репатриантов из Баку Анжелы и Ави, находится в реанимации детского отделения больницы "Сорока", куда он был доставлен в прошлый четверг с проникающим ранением головы – после того, как рядом с ним разорвался палестинский "град". Его состояние по-прежнему остается крайне тяжелым.
Сигнал тревоги застал мальчика и его маму на улице, недалеко от их дома в Беэр-Шеве. Следуя указаниям Управления тылом, они вышли из машины и легли на землю. Несмотря на то, что Анжела прикрывала собственным телом сына, Орэль был ранен. Осколок ракеты "град" попал в голову.
Об истории госпитализации Орэля Элазарова рассказывает старший врач реанимации детского отделения Ицхак Лазар: "Орэль поступил к нам в тяжелейшем состоянии с осколочным ранением в голову. По-видимому, кусок металла, застрявший в тканях головного мозга, – один из тех "шариков", которыми был начинен "град". Немедленно после прибытия мальчику была сделана первая операция. С тех пор он находится в нашем отделении, где мы пытаемся при помощи лекарств стабилизировать его состояние. Он подключен к аппаратам искусственного дыхания и находится под действием наркоза. В прошлую пятницу, ночью, возникла необходимость во второй операции, которая также происходила на открытом мозге. Его состояние по-прежнему остается очень тяжелым. Мы специально держим его под очень глубоким наркозом, чтобы не провоцировать дополнительную нагрузку на мозг, который пострадал в результате ранения. Сегодня впервые мы начали вводить ему питательный раствор, это благоприятный признак. Мы все молимся за благополучный исход".
Разговор происходит в тамбуре, который ведет в реанимационное отделение. Из-за двери доносятся сдерживаемые рыдания: мать Ориэля Анжела весь день провела у постели сына и теперь впервые вышла из реанимации, когда журналисты и добровольцы покинули больницу, а у входа в отделение остались только близкие.
Все утро ко входу в реанимационное отделение приходили люди: высказывали слова сочувствия родственникам, повторяли вслед за раввинами слова молитвы. Несколько часов на ногах в коридоре провела секретарь школы "Шуву", где учится Орэль ("Вдруг понадобится какая-то помощь? Мой сын учится с Орэлем в одном классе. В последние дни говорит только о нем").
По просьбе кавказского землячества навестить мальчика и его родителей пришел известный духовный авторитет раввин Игаль Шрики (в народе его зовут "рав Рентген"). В Беэр-Шеве и за ее пределами верят, что этот человек способен "читать судьбы людей". Раввин Шрики зашел в палату и потом, уже в коридоре, передал Ави Элазарову книгу и долго с ним беседовал. "Это книги Псалмов, – пояснил раввин. – Сейчас все должны молиться за жизнь Ориэля. Его состояние крайне тяжелое, но уповаем на милосердие Всевышнего".
Неожиданно к реанимации подходит огромный человек с коробкой в руках. Он заходит в соседнее помещение, где с прошлой ночи дежурят родственники семьи Элазаров, и раздает шоколадки: "Вам нужно обязательно подкрепиться. Пожалуйста, не отказывайтесь. Вы должны оставаться сильными".
"Нас семь человек. Мы собрались здесь со всего Израиля, чтобы навестить раненых и, главное, сказать слова поддержки семье Орэля. Мы пробудем с ними столько, сколько они позволят. Потом мы встретимся с солдатами. Пусть не чувствуют себя одиноко, мы с ними до конца. Мы не представляем никакой организации. Почувствовали, что должны быть с семьями раненых, и приехали. Поначалу всегда есть некая стена отчуждения, здесь тяжело находится, и именно поэтому мы здесь, рядом с ними, – объяснил цель своего визита доброволец, отказавшийся назвать свое имя корреспонденту NEWSru.co.il. – Я абсолютно обычный человек, как все остальные. Живу своей жизнью и пытаюсь по возможности помогать другим".
"У меня есть сын того же возраста, что и Орэль. Моя бывшая жена берет его с собой в поездки по всей стране, – его рассказ обращен к Алмаз, сестре Анжелы Элазаровой. – Когда я услышал, что ранены женщина и мальчик, у меня сердце в пятки ушло. А потом я узнал про Орэля, и приехал к вам из Галилеи. Только держитесь, пожалуйста – ради него. Я был на грани смерти. Чудом выжил. И Орэль выживет. Мы все будем молиться за него".
"Этого ребенка родители ждали 11 лет. После бесконечных курсов лечения, уже в Израиле, Анжеле удалось забеременеть, – рассказывает Алмаз. – Так получилось, что мы одновременно вынашивали наших детей. Не знаю, как я посмею смотреть сестре в глаза, если Орэля не станет. Надо надеяться на лучшее. Это светлый мальчик. Одаренный и добрый. Знаете, он боялся смерти. Говорил мне: "Я хочу навсегда остаться семилетним. Чтобы не пришлось убивать в армии". Но по характеру он настоящий боец, я всеми силами верю, что он справится. Всевышний не может забрать его".
Раввин Меир рассказывает: "Я передал отцу Орэля четыре книги: молитвенник, Книгу Псалмов, Пятикнижие и Танию, где излагаются основы хасидизма. На них уже написано имя Орэля. Когда маленький ребенок не может молиться самостоятельно, за него это делают взрослые, в его комнате. Еще я принес копилку для Ориэля: у каждого маленького человека должна быть копилка для добрых дел, которую поначалу пополняют взрослые. Мы, хасиды, верим, что святые книги в комнате ребенка вносят божественность, дарят благо и охрану. Мы верим в силу молитвы и делаем то, во что верим. Пусть все, кто хочет помочь Орэлю, читают Восьмой псалом в Книге Давида".
В семье Элазаровых говорят, что за здоровье и жизнь мальчика молятся все в городе, включая мэра Беэр-Шевы ("Передайте ему спасибо, он делает для нашей семьи все") и весь народ Израиля. "Да поможет Всевышний, – повторяли вчера те из них, кто мог говорить. – Амен".
Материал подготовила Мария Горовец
