Иерусалим:
Тель-Авив:
Эйлат:
Все новости Израиль Ближний Восток Мир Экономика Наука и Хайтек Здоровье Община Культура Спорт Традиции Пресса Фото

"Любая граница взрывоопасна". Интервью с министром обороны Авигдором Либерманом

Авигдор Либерман
Flash90. Фото: Й.Зиндель
Авигдор Либерман на границе сектора Газы
Ministry of Defense/Flash90. Фото: А.Хермони
Биньямин Нетаниягу и Авигдор Либерман в мастерской по производству оружия в Хевроне
Flash90. Фото: А.Паруш

31 мая 2016 года глава партии "Наш дом Израиль" Авигдор Либерман вступил в должность министра обороны. В интервью NEWSru.co.il он говорит о предварительных итогах первого года в должности главы оборонного ведомства, рассказывает об угрозах, которым противостоит Израиль, и о конфликте с раввином Игалем Левинштейном.

Господин Либерман, вы стали министром обороны почти год назад. За это время вы нередко высказывались на внешнеполитические темы, которые не связаны напрямую с вашим министерством. Это ностальгия по МИДу или попытка заполнить вакуум в отсутствие министра иностранных дел на полную ставку?

Дело в том, что две эти темы очень тесно связаны между собой. В Израиле вопросы внешней политики и безопасности переплелись так тесно, что идут рука об руку. Например, сирийская проблема имеет как внешнеполитические, так и оборонные аспекты. То же самое касается и палестинцев – это и оборона и проблемы урегулирования, и отношение к ХАМАСу, и отношение к ФАТХу. Поэтому разделить практически невозможно, и предыдущий опыт – это дополнительный багаж.

Есть опыт, который вы взяли из МИДа в министерство обороны?

Безусловно. Из каждой должности нужно брать что-то в следующую. Я не думаю, что сегодня в израильской политике есть кто-то, кто обладает таким опытом. Я начинал большую политику в 1996 году в должности гендиректора канцелярии премьер-министра, потом был министром национальных инфраструктур, министром транспорта, министром стратегического планирования, главой комиссии Кнессета по иностранным делам и обороне, министром иностранных дел. Все это опыт. Например, проблема воды и электричества, которая вроде бы не связана напрямую с министерством обороны. А ведь это главная проблема сектора Газы сегодня. Или нынешний конфликт с Ливаном по поводу разработки газового месторождения – где их часть, где наша. При решении этих вопросов нельзя не использовать опыт, приобретенный в министерстве инфраструктур. И это лишь один-два примера.

Если мы говорим о внешней политике, то хотелось бы спросить о предстоящем на этой неделе визите в Израиль министра обороны США Джеймса Мэттиса. Это его первый визит в Израиль, но вы с ним уже встречались.

Дважды.

Что вы можете сказать об этих встречах? Чего ожидаете от этого визита?

Прежде всего, надо сказать, что Мэттис – это ключевая и приемлемая для всех фигура в нынешней администрации США. Когда он проходил слушания в Сенате, за его кандидатуру высказались 98 сенаторов и 100. При этом один болел, а еще один был за границей. Таким образом, он получил 100% поддержки республиканцев и демократов. Он был командующим сил США на Ближнем Востоке, имеет большой опыт и хорошо известен в Израиле.

Вы с ним были знакомы ранее?

Нет. Но в ЦАХАЛе его хорошо знают и очень высоко ценят. Он является крайне престижной фигурой. Он не женат, не имеет семьи, живет и дышит армией. "Слуга царю, отец солдатам" – это про него. Он интеллектуал, всегда возит с собой много книг, первым читает любую книгу по военной истории. В общем, колоритная фигура. У нас были уже две встречи, очень удачные и плодотворные. Ему не нужно время, чтобы входить в курс дела. Он отлично разбирается в происходящем на Ближнем Востоке, знает, в чем роль Ирана, других сил. У нас сложились очень хорошие отношения.

Чего вы ждете от встречи в Израиле?

Военное сотрудничество между Израилем и США касается всех областей – от технического оснащения до обмена разведывательной информацией и кибертехнологий. Мы одинаково оцениваем иранскую угрозу, ситуацию в Сирии, противостояние с ХАМАС и так далее. И наша задача углублять сотрудничество, опираясь на это взаимопонимание. Не думаю, что стоит публично вдаваться в подробности, но есть вещи, которые лежат на поверхности. Мы утвердили строительство шести тысяч единиц жилья в Иудее и Самарии, я лично подписал разрешения на строительство, и это прошло без особых криков и осуждений.

Новая администрация оказалась перед комплексом проблем и вызовов – от Северной Кореи и до реакции на применение Асадом химического оружия.

Эти вызовы и испытания не новы, но американцы решили адаптировать качественно новый подход к этим проблемам. Северная Корея уже лет 15 является головной болью не только США, но и всего мирового сообщества, в первую очередь Японии, Южной Кореи, Китая.

В какой степени изменения политики США реальны? Или речь в большей степени о декларациях, чем о действиях?

Думаю, что там разворачивается настоящая драма. Даже если судить по общедоступным фактам, становится очевидно, что речь идет не просто о заявлениях или риторике. Куда был первый визит того же генерала Мэттиса? В Южную Корею. То же самое сделал госсекретарь Тиллерсон, посетивший прежде всего Японию, Южную Корею и Китай. Сейчас там же находится вице-президент Майкл Пенс. Добавьте к этому флотилию, которая движется в этом направлении. Это не просто слова. Это смена политики. Причем Северная Корея откровенно провоцировала это. Когда Трамп ужинает где-то во Флориде с главой правительства Японии и в разгар ужина поступает сообщение, что Северная Корея произвела запуск ракеты. Это явный вызов, причем не единичный. Так что ни о каких пустых декларациях речь не идет. То же самое в отношении Сирии. Удар, который был нанесен, это не декларация, не слова, не единичная мера, это новая политика, и мне кажется, что США это разъяснили очень четко.

Что это означает для нас?

Для нас это в первую очередь означает наличие большего понимания и большей поддержки. Вы, наверное, помните, что Обама тоже говорил, что не допустит использования химического оружия, отдавал разные приказы, потом замораживал их действие, требовал подтверждения от Конгресса и Сената, в общем ничего не произошло. То, что делает Трамп, это совершенно иная концепция, и на месте сирийцев и северокорейцев, я бы все это воспринимал очень серьезно.

Как мы должны вести себя в условиях этой новой концепции?

Нашим главным действием должно быть невмешательство. Нам ни к чему влезать в сирийскую кашу до тех пор, пока нет прямой угрозы нашей безопасности. А что касается сирийцев, они отлично понимают, что любая попытка вновь применить химическое оружие, натолкнется на еще более жесткую реакцию.

На фоне последних событий в Сирии, в Израиле вновь разгорелся спор о масштабах и формах гуманитарной помощи, которую мы должны или не должны оказывать. Ваше мнение?

Мое мнение состоит в том, что нам надо как можно меньше об этом говорить. Израиль оказывал и продолжает оказывать медицинскую помощь пострадавшим сирийским гражданам. В израильских больницах прошли лечение сотни, если не тысячи сирийцев – детей, женщин, мужчин. Все это делается и продолжит делаться, но превращать все в пиар-кампанию, думаю, не следует.

Еще одна дискуссия, вновь ставшая популярной в эти дни – какое развитие событий хорошо для Израиля: свержение Асада, сохранение им власти. Условно говоря, что хорошо для евреев?

Для Израиля абсолютным благом будет придерживаться линии, которую мы соблюдаем сегодня. Наша военная концепция состоит в том, что мы действуем в трех случаях: когда кто-то атакует нашу суверенную территорию, когда мы фиксируем переброску оружия одной из террористических организаций, и неважно "Хизбалла" это или ХАМАС, и когда мы располагаем о готовящемся теракте, то есть имеем дело с "тикающей бомбой". В этих трех ситуациях мы действуем незамедлительно. В остальных случаях нам вмешиваться не стоит, и не стоит пытаться предугадать, что лучше с Асадом или без. Попытки навязать то или иное решение в Ираке и в Ливии, мягко говоря, себя не оправдали.

Не говоря о навязывании, вы можете предположить, к какому сценарию движется Сирия?

Это совершенно невозможно предположить, да и не нужно. Мы все время должны помнить, что наша задача – обеспечение безопасности Израиля. Мы самодостаточное государство, наша экономика развивается, инвестиции постоянно растут. Мы должны поддерживать этот темп движения вперед.

Ситуация на границе может нарушить это поступательное движение, разве нет?

У нас есть две мины замедленного действия: одна на юге – ХАМАС, вторая на севере – прежде всего, "Хизбалла".

Именно "Хизбалла"?

Безусловно, прежде всего "Хизбалла". Обе эти бомбы нам нужно будет разминировать.

Поясните, пожалуйста, что означает "разминировать" в данном контексте.

Думаю, что сегодня и ХАМАСу, и "Хизбалле" очевидно, что с нами лучше не связываться, и наша задача постоянно укреплять в них это понимание. Пусть занимаются своими разборками, в них нет недостатка. Для ХАМАСа сегодня главная проблема – это не Израиль, а ФАТХленд в Рамалле. Руководство автономии прекратило финансирование ХАМАСа в размере полтора миллиардов долларов в год. Абу Мазен намеревается сократить на 50% это финансирование, что является страшной угрозой для ХАМАСа. А "Хизбалла" занята разборками с суннитскими группировками внутри Ливана и тоже, надеюсь, понимает, что лучше не перебрасывать конфликт на израильскую территорию, не втягивать в него Израиль.

Если я вас правильно понял, то "разминировать" – означает наличие такого фактора сдерживания, которое позволит нам не вмешиваться.

Мощный фактор сдерживания должен донести до них, что не стоит испытывать наше терпение, и это позволит не вмешиваться.

Это и есть "разминирование", о котором вы говорите?

Да. А внутренние процессы, так или иначе, приведут к серьезным изменениям и в Ливане, и в секторе Газы.

Вы упомянули три ситуации, при которых мы действуем в Сирии...

Я имел в виду не только Сирию. Эти три условия касаются всего периметра наших границ.

И все же вернемся ненадолго к Сирии. Как Россия относится к нашим действиям? Были разные публикации о том, что Россия якобы сказала Израилю "все, ребята, хватит бомбить сирийскую территорию".

У России есть свои интересы, у нас свои интересы. Мы очень стараемся не задевать интересы России. Совместная группа представителей ЦАХАЛа и российской армии работает достаточно эффективно. До сих пор нам удавалось избежать трений, надеюсь, что так будет и дальше.

Иными словами, заявление посла Сирии в ООН о том, что Россия потребовала от Израиля прекратить атаки на сирийской территории, не соответствовало действительности?

Мы в любом случае ориентируемся на свои собственные интересы. Когда они будут затронуты, мы будем действовать. (пауза)

Давайте поговорим об Иране. Вы сказали, что есть взаимопонимание с США в этом вопросе.

Не только с США. Два месяца назад я принимал участие в самой крупной конференции по вопросам безопасности. Она проходила в Мюнхене, и я беседовал с двумя десятками глав оборонных ведомств западных стран и союзов. Все без исключения говорили со мной об Иране. Все понимают, что Иран является главной силой, пытающейся дестабилизировать ситуацию в регионе: в Ираке, в Сирии, в Йемене, в Бахрейне – в Персидском заливе. Я выступал на сессии, посвященной Ближнему Востоку, а после меня выступал министр иностранных дел Саудовской Аравии. Рядом с ним я звучал как голубь мира. Я никогда раньше не слышал такой публичной, открытой, брутальной атаки официального саудовского лица на Иран. Сегодня всем очевидно, что Иран финансирует всю террористическую деятельность против Израиля. В тот момент, когда Иран перестанет финансировать ХАМАС, "Исламский джихад", "Хизбаллу", эти организации попросту прекратят свое существование. 90% финансирования этих организаций идет из Тегерана. Они используют иранские технологии, вооружение и многое другое. На параде летом в Тегеране были представлены ракеты среднего радиуса действия с надписями на иврите "стереть Израиль с лица земли".

И что это означает с точки зрения наших действий?

Это означает, что мы должны понимать одно: главная угроза Израилю исходит сегодня из Тегерана. Мы постоянно должны об этом помнить и в соответствии с этим выстраивать свою линию.

Есть какие-то основания надеяться на то, что удастся добиться изменений соглашения, подписанного в Вене ведущими державами с Ираном?

Я думаю, что никакого изменения не будет, и поэтому, в конце концов, мы должны будем рассчитывать только на самих себя. Совершенно очевидно, что соглашение в Вене было капитулянтским, позволившим Ирану сохранить весь свой военный потенциал, а также сохранить возможность разработки ядерного оружия.

Когда вы говорите, что мы должны рассчитывать только на самих себя, означает ли это, что военная опция остается открытой?

Все опции остаются открытыми.

Из того, что вы говорите следует, что и у американцев нет рычагов эффективного давления на Иран.

У США есть наиболее эффективный рычаг давления, и он называется экономические санкции. Как только американский Центробанк даст соответствующие указания, все сразу всё почувствуют. Доллар остается международной валютой. Когда США вводят санкции, ни одна серьезная компания, ни один серьезный банк не могут позволить себе их нарушить. Но как вы сами заметили, у США сейчас есть очень много проблем на мировой арене: от Северной Кореи и до отношений с Россией.

Вы хотите сказать, что Иран – это не главная их проблема сейчас.

Я хочу сказать, что у каждой страны есть свои приоритеты и право государства действовать в соответствии с ними. Я могу понять насколько тяжело новой администрации выработать единую линию.

И все же хотелось бы услышать от вас не только диагноз. Иран – главная угроза Израиля. Что государство, правительство делает или собирается делать с этой данностью?

Израиль делает. Я не думаю, что стоит вдаваться в подробности...

Я не спрашиваю, разумеется, об оперативных шагах. Но общая концепция?

Общая концепция состоит в том, что Иран – главная угроза Израилю, и силовым структурам отдаются указания, исходя именно из этого. (пауза)

Вы уже вкратце упомянули сектор Газы. Мы поговорим подробнее о том, что там происходит сегодня, но перед этим хотелось бы услышать ваш комментарий к отчету государственного контролера о событиях операции "Нерушимая скала". Вы не были фигурантом этого отчета, но были тогда членом военно-политического кабинета.

Не совсем так. Госконтролер отметил, что все, что касалось работы МИДа, находилось на хорошем уровне.

В остальном все было так плохо, как описал государственный контролер?

Там было много недочетов. Главный просчет состоял в том, что не было четкой и ясной задачи операции. Мы работаем над тем, чтобы подобное не повторилось.

Военно-политический кабинет действительно был настолько слабо информирован и, как следствие, некомпетентен?

Я не знаю, был ли он некомпетентен. Проблема состояла в том, что не было четко поставленной и определенной задачи. Каждая операция должна такую задачу иметь. Ее не было, а значит не было ясного и последовательного военного плана.

Угроза туннелей была известна или и о ней говорили вскользь и поверхностно, как утверждает Йосеф Шапира?

Думаю, что отчет говорит сам за себя и достаточно ясно.

Еще один момент, упоминавшийся в отчете: отсутствие стратегического плана и понимания того, что же мы хотим видеть в секторе Газы. К чему стремимся в отношениях с сектором?

Мы определили эту задачу, как реконструкция в обмен на демилитаризацию. Мы хотим, чтобы Газа была демилитаризована, и нам неважно, кто или что там будет править. Мы не хотим сажать там своих царьков, но кровно заинтересованы в том, чтобы в Газе перестали рыть туннели и производить ракеты. Это же абсурд: ХАМАС берет с жителей Газы налоги, но эти деньги идут не на развитие энергетической системы, не на строительство опреснительных установок, не на улучшение систем здравоохранения и просвещения, а на эти самые туннели и ракеты. А остальное Газа получает за счет международной помощи – от Катара до Евросоюза. Но и оттуда отщипываются средства на военные нужды ХАМАС. Я неоднократно говорил, что как только ХАМАС откажется от туннелей, от ракет и прочего, не будет никаких причин для блокады сектора. Мы не хотим душить Газу, более того мы заинтересованы в ее развитии.

Иными словами, реконструкция в обмен на демилитаризацию – это не тактический, а стратегический план. Это то, чего мы добиваемся в секторе Газы?

Да.

В таком случае, хотелось бы услышать ваше мнение о плане министра транспорта и разведки Исраэля Каца по строительству "острова Газа".

Абсолютно неправильная, ошибочная, с моей точки зрения, позиция. Мы не занимаемся пиаром, мы занимаемся безопасностью и опираемся на некий опыт. Исраэль Кац предлагает построить порт, который будет контролироваться международными наблюдателями, и они обеспечат отсутствие контрабанды оружия и боеприпасов.

Исраэль Кац говорит не только о строительстве порта, а о целом острове.

У нас уже были попытки строительства подобных островов. И всякий раз палестинцы теми или иными способами вынуждали международных наблюдателей убраться. Так было с тюрьмой в Иерихоне, которая изначально находилась под контролем международных сил. Только потом в результате различных провокаций все они ушли, а Ольмерт перед выборами 2006 года изъял из этой тюрьмы Фуада Шубаки, Ахмада Саадата и других. Второй пример – это КПП "Рафах". Перед размежеванием было подписано соглашение, что КПП останется под контролем наблюдателей Евросоюза. Только они вскоре были вынуждены бежать через семь месяцев. И третий пример аэропорт Дагания, который был создан вскоре после подписания соглашений Осло и находился под нашим контролем. Но мы были вынуждены оттуда уйти и уничтожить аэропорт. После трех таких очевидных примеров, я не вижу смысла делать то же самое снова, когда очевидно, чем все кончится: ХАМАС изгонит всех, кто попытается что-то там контролировать, и превратит эту территорию в свою вотчину. По сути, чего хочет ХАМАС? Он хочет иметь неконтролируемый КПП, неконтролируемый участок границы. Больше всего они стремятся получить такой неконтролируемый участок на море, что позволит иранским транспортом беспрепятственно доставлять в сектор все, что они хотят.

И план Исраэля Каца….

План Исраэля Каца дает им стопроцентную возможность добиться своей цели.

Представители ХАМАСа заявляют, что ведутся о переговоры об обмене израильских граждан и тел погибших солдат на террористов в израильских тюрьмах. Есть контакты с ХАМАС?

Мы предпринимаем все усилия для того, чтобы вернуть в Израиль тела солдат, находящиеся в секторе, и двух гражданских лиц, которых там удерживают. Все усилия. (пауза)

Вы стали очень осторожны в высказываниях, заняв пост министра обороны. Даже будучи главой МИДа вы были менее сдержанны в формулировках.

Возможно.

Еще вопрос о Газе. При любом развитии ситуации в секторе, Израилю необходима поддержка Египта...

Для того, чтобы что-то изменилось, прежде всего, необходимо желание жителей Газы. Без этого ничего не получится. В свое время я дал интервью газете "Аль-Кудс" – это самая популярная газета в секторе. Ее запретили распространять именно из-за моей фразы о том, что жители сектора являются заложниками ХАМАСа. Я объяснил им, как много мы готовы сделать, если ХАМАС откажется от развития инфраструктуры террора или перестанет быть властью в секторе.

И вы верите в то, что жители Газы "увидят свет"?

Недовольство в Газе зреет. В феврале Газа была на грани бунта против ХАМАСа, когда в самые холодные и дождливые дни в секторе электричество ы домах было не более двух часов в день.

И все-таки нужен Египет. У вас не всегда были простые отношения с руководством этой страны. Как они складываются сейчас?

Сейчас это абсолютно нормальные рабочие отношения. Об этом можно судить и по публикациям в прессе.

Вы поддерживаете отношения с кем-либо из египетского руководства?

У нас нормальные отношения. Точка.

В таком случае, как вы относитесь к решению закрыть пограничный пункт "Таба" на дни праздника Песах?

Это было сделано по моей просьбе. Формальное решение принимал министр транспорта, так как речь идет о гражданском КПП. Но это было общее мнение, его разделял и премьер-министр. Обратите внимание, что и в Египте введено чрезвычайное положение на три месяца, были взрывы в коптских церквях, был обстрел Эйлата с территории Синая.

Еще одно государство, с которым граничит Израиль – это Иордания. Более двух лет назад было принято решение начать строительство забора на этой границе. Что там происходит?

Вы знаете, какова протяженность иорданской границы? Более 200 км. Невозможно все время вкладывать в заборы. Граница с Иорданией относительно спокойная, там все время ведутся работы по поддержанию безопасности. Строительство забора обойдется по самым скромным оценкам в 7-8 миллиардов шекелей. Я не вижу, откуда их можно взять. бюджете на 2017/2018 года финансирование строительства забора на границе с Иорданией не предусмотрено. – прим. ред.)

Это вопрос финансов или отсутствия реальной необходимости?

И то, и другое. В первую очередь, отсутствие финансов. Да и реальной необходимости нет. У нас хорошие контакты с иорданскими пограничниками, и нельзя все время рассчитывать на заборы.

Вы неоднократно говорили о том, что нужно дать время новой американской администрации сформировать свою позицию по вопросу об урегулировании конфликта с палестинскими арабами. Трамп сформировал ее?

Еще не прошло даже 100 дней, которые принято давать в Америке. Этот процесс продолжается. В начале мая приедет новый посол США, я надеюсь, что и госсекретарь посетит Израиль в какой-то момент. Специальный посланник президента Джейсон Гринблатт несколько раз приезжал в Израиль.

Именно об это я хотел вас спросить. Велись переговоры о параметрах строительства в поселениях. Переговоры не увенчались успехом, и Израиль в одностороннем порядке взял на себя обязательство ограничить строительство.

Я не видел подобного сообщения. Как бы то ни было, я не помню в последние 20 лет, чтобы в такой короткий срок было объявлено о строительстве 6 тысяч единиц жилья. Мы строим и будем строить в соответствии со спросом.

Со спросом?

Именно так.

Иными словами, параметры строительства будут определяться не тем, входит то или иное поселение в крупный блок или нет, а спросом?

Да, спросом. Слава Богу, спрос там есть, и мы строим. Мы не делаем это назло "кондуктору", учитываем все факторы. Но должен вам сказать, что перед праздниками я беседовал с главами почти всех поселенческих советов и не видел ни одного недовольного.

Что происходит со строительством поселения для жителей Амоны?

Мы работаем. Есть место, есть решение правительства. Нужно пройти все формальные этапы. Строительство в Иудее и Самарии всегда связано с апелляциями и тому подобным, поэтому нужно тщательно выверить всю юридическую базу, чтобы нам вновь не вставляли палки в колеса.

Это согласовано с американцами?

Мы ничего не согласовываем. Мы четко и ясно говорим – "так и так, мы делаем то и то". Ничего не согласовывается.

Тут я перестаю вас понимать. Вы неоднократно говорили о необходимости координировать эти вопросы с представителями американской администрации.

Безусловно. Мы должны объяснить логику своего поведения. Мы не можем с одной стороны ожидать от США защиты в Совете безопасности ООН, а с другой каждый раз организовывать сюрпризы, просто потому что нам захотелось. Должна быть логика, и мы ее объяснили.

В чем она?

Она, прежде всего, в том, что мы строим там, где есть спрос, там, где есть естественный прирост, там, где это вызвано потребностями в сфере безопасности. Думаю, что мы все объяснили достаточно убедительно.

Вторая сторона приняла эту логику?

Вполне.

Но процесс урегулирования упирается не только в проблему строительства, это целый комплекс вопросов.

Именно. Я всегда говорю о том, что поселения не имеют к проблеме урегулирования никакого отношения. Более того, прецедент в Газе, когда мы эвакуировали поселения и вернулись к границам 1967 года, не приблизил мир ни на миллиметр, а принес лишь "касамы" и "грады".

Говоря об урегулировании, вы раз за разом возвращаетесь к формуле "регионального процесса". Вы видите перспективу такой формулы?

Безусловно. Все исторические процессы занимают время, это не происходит в один день. Но есть очень серьезные сдвиги. Прежде всего, это касается суннитских государств. Там уже отлично понимают, что главная угроза – это не Израиль, не сионисты, а шиитский фундаментализм. Так что большая часть пути пройдена. Последний отрезок, на котором нужно преодолеть инерцию того, что вкладывалось в головы на протяжении поколений, будет самым тяжелым. Вместе с тем, ни для кого не секрет, что есть встречи на самых разных уровнях с представителями стран региона. Но перевод этих встреч в разряд публичных, открытых – это тот Рубикон, который еще предстоит перейти. Вообще, кардинальной ошибкой является попытка прийти к урегулированию на основе принципа "территории в обмен на мир". Это не работает. Вместо этого нужно договариваться на основе принципа обмена территориями и населением. Я об этом говорю давно, и мы единственная партия, которая предлагает это. Невозможно договориться, когда с одной стороны создается совершенно однородное государство без евреев, а мы превращаемся в двунациональное государство, где будет 21% палестинцев. И самое главное, что урегулирование с палестинцами должно сопровождаться полным восстановлением политических, экономических и иных отношений с умеренными арабскими государствами. Это должен быть одновременный процесс. Урегулирование на Ближнем Востоке вообще должно основываться на осторожных соглашениях, политических контактах, интересах. Слово "мир" в этом регионе неактуально и нерелевантно.

Мы говорим об урегулировании, той или иной формуле договоренностей. Многие ваши коллеги по правительству считают, что мы гораздо ближе к новому витку конфронтации с ХАМАСом в Газе. Вы согласны с этой оценкой?

Все может быть. В Газе прошли выборы. Яхья Сануар избран на место Исмаила Ханийи, который в свою очередь попытается занять место главы политбюро Халида Машаля. С ним конкурирует Абу Марзук. Все это создает напряженность, а в ХАМАСе привыкли разрешать свои внутренние проблемы путем конфронтации с Израилем. Вообще ситуация в регионе настолько взрывоопасная, что эскалация может возникнуть в любой момент и в любом месте. Любая граница взрывоопасна: ливанская, сирийская, Газа. Надо быть готовыми к любым сценариям.

Один вопрос почти внутриполитический. Вы очень резко отреагировали на выступление раввина Игаля Левинштейна из подготовительной предармейской школы в Эли. Что вас так возмутило?

У меня нет никакого конфликта ни с Эли, ни с "мехиной" там. Раввин Левинштейн в третий раз выступил подобным образом. В первый раз мы сделали вид, что не заметили, во второй раз поговорили с ним и думали, что вопрос закрыт. Но тут наступил третий раз. Вы бы слышали, какие телефонные звонки мне поступали от родителей девушек, которые погибли, в том числе от семьи Адар Коэн из Ор-Йегуды, пограничницы, которую убили возле Шхемских ворот в Иерусалиме. На протяжении всей истории Израиля женщины жертвовали собой ради безопасности этой страны. Более тысячи женщин-военнослужащих погибли. И вот встает раввин и заявляет, что девушки приходят в армию еврейками, а выходят "гойками". Это безумие.

Инцидент исчерпан или будет иметь продолжение?

Мы не собираемся мириться с подобными высказываниями и покрывать раввина Левинштейна. То что многие в Эли и других местах готовы жертвовать подготовительными школами, чтобы покрыть раввина Левинштейна, не укладывается у меня в голове.

В партии "Байт Иегуди" вас обвиняют в том, что это политика, и вы, таким образом боретесь за голоса избирателей.

А что вы хотите, чтобы они сказали, что я все делаю правильно? Они сейчас много кричат о том, что я притесняю религиозных сионистов. Ну давайте пойдем к моему заместителю раввину Эли Бен-Дахану и спросим, как он чувствовал себя при Буги Яалоне и как чувствует себя сейчас. Сколько было разговоров о том, что не продвигается по службе Офер Винтер? (бывший командир бригады "Гивати" – прим. ред.). У меня он получил звание бригадного генерала и стал начальником штаба Центрального округа. Сколько было давления с требованием не назначать раввина Крима главным раввином ЦАХАЛа? Он назначен. Но в "Байт Иегуди" продолжают кричать.

Последний вопрос. Как вы оцениваете стабильность коалиции на фоне последних событий?

Не вижу причин для распада. Никто сейчас не заинтересован в досрочных выборах. Думаю, что коалиция продолжит работать и будет стабильной.

Беседовал Габи Вольфсон

- Обсудить на странице NEWSru.co.il в Facebook

В Израиле
СЛЕДУЮЩАЯ СТАТЬЯ
Будьте с нами:
Telegram WhatsApp Facebook