"Зачем тебе Эверест?" Интервью с первой израильтянкой, покорившей высочайшую вершину мира

"Перед самой вершиной лежали тела погибших альпинистов. Кислород в моем баллоне был на нуле. Я понимала, что если не заменю его немедленно, то стану одним из навсегда оставшихся здесь тел. А баллонов не было. Носильщик-шерп, измождённый коронавирусом, от которого он умер спустя несколько часов, выбросил их. У него просто не осталось сил их нести. А у меня не осталось шанса выжить" (Даниэль Вольфсон, первая израильская альпинистка, покорившая Эверест).

"Что они там забыли? Для чего это все нужно? Им что, больше нечем заняться?" – мы не раз слышали, а может и произносили эти слова, глядя на альпинистов, гордо стоящих с флагом на вершине, или на тех, кто так и не дошел до нее. Но даже говоря эти слова, мы немного им завидовали. Потому что они решились. Но зачем?

Даниэль Вольфсон родилась в Москве, репатриировалась с семьей в Израиль 33 года назад, в возрасте 10 лет, окончила рамат-ганскую школу "Оэль Шем", затем Тель-Авивский университет и Вerkley California Law School, став адвокатом. Живет и работает в Рамат-Гане.

Даниэль, десять лет назад вы перенесли сложную травму. И после этого не побоялись отправиться в горы. Как вы на это решились?

Это случилось в Болгарии, на горнолыжном курорте. Я сломала бедро. Там же мне сделали операцию, поставив металлическую пластину и сказали, что теперь мой удел – всю жизнь хромать, избегая излишних нагрузок. Но я не могла на это согласиться. Там, еще находясь в больнице, я сказала себе: со мной так не будет. Я еще покорю Эверест. Но на самом деле тогда я всерьез не задумывалась об Эвересте и вообще о горах. Я и про Эверест-то толком ничего не знала, кроме того, что это самая высокая гора в мире. Но мне нужна была цель. И цель самая высокая – во всех смыслах, которая помогла бы мне держаться и идти вперед и вверх.

После реабилитации я начала заниматься спортом, бегом, триатлоном. И горы пришли в мою жизнь почти случайно. Я записалась в группу бега, а ее ведущий, Даниэль Керен, занимался еще и альпинизмом и покорил в свое время Эверест. Первый раз я поехала в горы с ним и поняла, что в горах я себя чувствую так хорошо, как нигде больше. И я начала искать еще варианты, новые вершины, экспедиции – лишь бы снова оказаться в горах. И каждый раз, оказываясь все выше и выше, мне становилось все лучше и лучше. У альпинистов есть такое понятие как "ген высоты". Большинству людей чем выше в горы – тем хуже и труднее. Мне же напротив: чем выше – тем лучше. Я стала все больше посвящать этому времени, брала курсы альпинизма и в Европе, и в Америке.

Но почему Эверест? Неужели вам было мало других гор, попроще? Многие заслуженные альпинисты так никогда и не поднимались на высочайшую вершину Земли.

Мечта каждого настоящего альпиниста – покорить Эверест. Это как для баскетболиста попасть в НБА, а для хоккеиста в НХЛ. Стоит сказать, что Эверест, хоть и очень тяжелая гора, однако не самая сложная для восхождения. Есть горы и потяжелей. Но нет выше Эвереста. И нет подобной ей в эмоциональном и психологическом плане. Не каждый сможет преодолеть себя при восхождении. В нашей группе из 12 человек на вершину поднялись только пять. И не потому, что другие были слабее – все они были сильными и тренированными спортсменами, но они не выдержали ту психологическую нагрузку, которой стал для них Эверест.

54 дня подготовки и восхождения. Без возможности помыться. С невкусной едой, с ночевкой в палатках на льду, в вечном холоде и на пронизывающем ветру. Это все очень давит на психику человека. И люди ломаются и уходят. Гора их не принимает.

Как вы готовились к штурму вершины?

Началось все с прилета в Катманду, столицу Непала. Там закупили все необходимое и полетели на вертолете в Лукла – город в восточном Непале, перевалочный пункт туристов и альпинистов, направляющихся на Эверест. Оттуда пешком мы отправились в базовый лагерь на подступах к вершине на высоте 5364 м. Шли десять дней. Там, в базовом лагере, начинается главная подготовка. Чтобы подняться на вершину, человек должен акклиматизироваться. Мы поднимались на "кэмп 1" (6100 м) – затем спускались назад. Потом на "кэмп 2" (6500 м). Снова назад. Потом на "кэмп 3" (7300 м) и опять вниз. Есть еще "кэмп 4" – 8000 м. Но туда уже поднимались только при штурме вершины. Выше 8000 м над уровнем моря начинается зона смерти. Там уже нельзя выжить без кислорода из баллонов.

Расскажите, как проходило восхождение?

Когда мы вышли на штурм вершины и остановились в "кэмп 2" в ожидании "погодного окна", я сильно заболела. У меня болело горло, был кашель, я не могла ни есть, ни спать. Лекарства не помогали – на такой высоте невозможно выздороветь ни с какими лекарствами.

Не было желание уйти вниз, как ушли те семеро?

Ни на миг. Я не могла отступить. Я должна была подняться. Больше всего я боялась, что врач экспедиции отправит меня вниз. Все думали, что я не смогу подняться. Ожидание подходящей погоды длилось шесть дней, и мы могли просто вернуться вниз из-за погоды. В голову начали закрадываться мысли, что возможно придется пробовать еще раз на следующий год. Наконец-то на седьмой день погода улучшилась, и мы пошли на "кэмп 3". Все с сомнением косились в мою сторону, но в моих глазах видимо было что-то такое, что они не решились мне предложить отказаться от восхождения.

До "кэмп 3" на высоту 7300 м с 6500 м дойти взяло восемь часов. Это очень крутой участок подъема. Я шла медленно, было очень тяжело, но обратной дороги для меня не было. В "кэмп 3" мы отдохнули несколько часов и, надев кислородные маски, начали подниматься на "кэмп 4" – на 8000 м. Это взяло еще десять часов. Пришли на "кэмп 4" мы в 8 вечера. И нам объявили, что на 11 вечера назначен выход на вершину.

Когда мы вышли, дул пронизывающий ветер, примерно 50 км/ч, сыпал снег, но это была лучшая погода из худших, и выбора не было. Мои спутники говорили, что я шла с остекленевшим взором. Я была сосредоточена на каждом шаге, который вел меня все ближе и ближе к вершине. И так с 11 вечера до 9 утра я шла к вершине. На высоте после 8600 по сторонам от тропы лежат тела погибших альпинистов. Их нельзя спустить вниз, и они так навсегда и остаются в своей ледяной могиле. Кто-то по пути вверх, а кто-то и спускаясь назад.

Я знала, что мне предстоит это увидеть, но воочию это было очень страшно. Одетые в альпинистское снаряжение, с рюкзаками, привязанные страховкой к веревкам, они так и остались навсегда в этой ледяной пустыне.

Я видела шесть тел, из которых двое погибли уже в этом сезоне – швейцарец и американец. Последний погибший альпинист умер всего за 50 метров до вершины, и когда я поднялась на самый верх, моей единственной мыслью было как спуститься назад и не остаться там навсегда.

Мой кислород был уже практически на нуле. Мне было нужно спуститься немного в место, где меняют баллоны. Там меня ждал носильщик-шерп, который нес два мои сменных баллона. Баллоны, которые я несла с собой сама, я уже использовала. Из-за того, что поднимающихся много – в этот день было около 150 человек – перед вершиной в узком месте, таком бутылочном горлышке с узкой тропой и единственной веревкой, образовывается пробка, и все ждали своей очереди. Потому что на самой вершине может находиться не более шести человек. И вот, ожидая в такой пробке 4 часа, я израсходовала весь кислород. Необходимо было срочно менять баллон. Вот такой вот парадокс – я стою на вершине мира, но все мои мысли о том, чтобы скорее спуститься и взять кислород, иначе конец. Ни радости, ни эйфории, навалилась страшная апатия и мысли о том, как выжить.

Раз уж вы упомянули шерпов, поясните их роль.

Шерпы – местные жители Непала, привыкшие к высокогорью. Задача шерпов – помогать альпинистам. Так они зарабатывают на жизнь. Они несут поклажу при восхождении – палатки, еду, все припасы, а на последнем участке при штурме вершины, шерпы несут кислород.

И вот, когда я спустилась с вершины и бросилась за кислородом к моему помощнику-шерпу, я увидела, что его рюкзак пуст. Баллонов нет. Он был так изможден коронавирусом, что просто выкинул их по дороге. У него не осталось сил. А у меня не осталось шанса выжить. Я была близка к панике. У меня было всего несколько минут жизни на поиски спасения. Высота была примерно 8500-8600 м. Я стояла на таком своеобразном балконе, где альпинисты меняют кислород и не знала, что делать. Мимо проходили альпинисты. "У меня кончился кислород. Помогите", – кричала я им сквозь маску и ветер. И вдруг я увидела тайник, где какая-то другая экспедиция спрятала запасные баллоны. Поверьте, в такой ситуации нет времени на оценку того, что они не твои. Все, что мне оставалось – взять баллон, прикрепить к своей маске и спастись. А шерп, что был со мной, ушел вниз. Когда я, спустя пять часов дошла до лагеря "кэмп 4", я увидела шерпа, то подошла к нему и спросила – почему он так поступил, зачем он выкинул мой кислород и чуть не убил меня? Он поднял на меня взгляд, уже ничего не понимая, потом склонил голову и умер.

Вот такая трагическая история, закончившаяся смертью человека. А могло случиться так, что смертей было бы две – лишь счастливый случай спас меня от такой же участи.

Всего, когда мы вышли в наш поход, у нас было 12 альпинистов и 37 шерпов-носильщиков. Семь альпинистов, как я уже сказала, не дошли с нами до вершины и спустились вниз. А из шерпов из-за коронавируса из 37 с нами осталось всего 14. И те тоже были все больны и ослаблены. Я была привита и, к счастью, хотя бы коронавирус мне не сильно угрожал.

В этом сезоне эпидемия коронавируса сильно ударила по альпинистам. Из 26 экспедиций 10 прямо посреди маршрута были остановлены и отправлены на карантин в Катманду. И люди, потратившие уйму денег, сил и времени, остались ни с чем. И мы тоже боялись, что и нас постигнет та же участь.

Каждый день шерпов становилось все меньше, и мы не знали, будет ли кому идти с нами на вершину. Тот шерп, о котором я рассказала, был на Эвересте уже четыре раза. Шерпы люди крепкие. Но он шел медленнее меня – так был изможден болезнью. И все же он не ушел – старался заработать для своей семьи.

Трагическая история... Скажите, каково это: почувствовать себя первой израильтянкой на Эвересте, стоять на вершине с израильским флагом? Какие чувства были у вас в тот миг?

Осознание этого пришло уже позднее. Там, стоя на вершине, я думала о том, как не стать первой израильтянкой, которая останется здесь навсегда. Вот когда я внизу открыла телефон и получила, наверное, тысячу сообщений, тогда я начала понимать, что же случилось.

А там, наверху… Ведь подняться – это даже не полдела. Больше всего несчастных случаев происходит по пути вниз. Настоящие альпинисты не празднуют момент подъема – не открывают шампанское, не пишут сообщения родным. Пока они не спустятся – они ничего и никому не сообщают, и не празднуют. Гора должна отпустить – потом будет время для радости и осознания.

Вам говорили, что покорять Эверест – глупость?

Постоянно говорили. Даже мой сын, которому 22 года, говорил мне: "Мама, зачем оно тебе надо? У тебя есть работа, у тебя есть все – зачем тебе на Эверест? Тебе что, скучно? Нечем заняться"? Даже альпинисты мне порой говорили: "Зачем тебе Эверест"? Но я хотела стать первой израильтянкой, покорившей Эверест. И стала.

Не мешает ли увлечение альпинизмом вашей жизни и работе?

Конечно же работе он, по большому счету, мешает. Часто приходится отсутствовать. Каждая поездка – минимум две недели, а эта была практически на два месяца. Но альпинизм – это сегодня огромная и важная часть моей жизни. Я просто не мыслю себя без гор. Я наладила работу своего адвокатского офиса, и они могут какое-то время справляться без меня.

Как фотограф-любитель я не могу не спросить, каким фотоаппаратом сняты ваши превосходные снимки и не тяжело ли было нести еще и фототехнику на вершину?

Все, что у меня было с собой – телефон Samsung Galaxy S21 Ultra. Была у меня с собой еще камера GoPro, но я ее практически и не доставала. В этом телефоне есть абсолютно все, что надо. Я снимала и фото, и видео, причем видео в качестве 8К, потом 13-й канал израильского телевидения сделал из них фильм. А когда я была на вершине, и там было минус 45 градусов, а мороз, как известно, сажает батарею моментально, и остальные альпинисты, едва достав аппараты, видели, что он почти сразу разряжаются, я сняла спокойно все, что было надо, и заряда осталось еще много.

Куда же теперь, после Эвереста?

В первую очередь надо покорить семь вершин – высочайших гор всех континентов. Мне остались Антарктида и Северная Америка – Аляска.

В декабре я еду в Антарктиду, на гору Винсон. Ее высота небольшая – всего 4892 метра. Но там большие технические сложности и главное – тяжелые погодные условия Антарктиды. И раз уж я буду в тех местах, заодно схожу на Южный полюс – там всего-то 1200 км по ледяной пустыне на лыжах, волоча за собой санки со снаряжением (смеется). Примерно по 100 км в день.

А следующий маршрут будет на Аляску – к горе Денали. Высота 6190 м. Это самая тяжелая гора из всех семи вершин. Ну и потом хватит интересных гор, куда хочется подняться.

Какие известные горы уже есть у вас за плечами?

Килиманджаро – в Африке, Эльбрус – в Европе, Аконкагуа – самая высокая гора Южной Америки, в Андах.

Советуете ли вы другим идти по вашим стопам?

По моим стопам – это значит ставить себе цели и достигать их. Самые высокие и, казалось бы, нереальные. Но и они могут стать реальностью. Не обязательно гора Эверест. Но свой собственный Эверест каждый покорить может. И должен.

И я вполне подходящий пример для женщин, что можно иметь и семью, и работу, и хобби – даже такое непростое. И воплощать свои мечты.

А если мы будем говорить строго про восхождение на Эверест – надо очень много заниматься, готовиться и идти только с профессиональной компанией. Если связаться, ради экономии, с фирмами, которые дают лишь базисные услуги, можно заплатить вдвое меньше денег, но цена может оказаться самой высокой – жизнь. Те два последних погибших альпиниста, американец и швейцарец, чьи тела я видела на вершине, именно так и поступили – пошли с местной дешевой компанией, которая давала минимум услуг и не обладала большим профессионализмом. И в итоге это привело к трагическому финалу. У одного не хватило кислорода, а другой умер от обезвоживания. Моя опасная ситуация была по причине эпидемии, но не компании.

Если не секрет, во сколько вам обошелся подъем на Эверест?

65 тысяч долларов. А если вместе с полетом, страховками и дополнительными расходами – то все 75 тысяч. Но оно стоило каждого потраченного цента. Потому что мечта деньгами не измеряется.

Беседовал Алексей С. Железнов, агентство Partisan. Публикуется в рамках информационного партнерства