"Я в безопасности только в Израиле". Разговор с Рани Амрани, основателем "Персидского радио"
В июне 2009 года, после объявления о победе Махмуда Ахмадинеджада на выборах в Иране, в Тегеране начались массовые беспорядки, в течение нескольких дней жестоко подавленные режимом. В ходе беспорядков в иранской столице отключали социальные сети и сотовую связь, западные журналисты в страну не допускались, все независимые СМИ в Иране уже давно были закрыты. Участники акций протеста искали способы передавать информацию в зарубежные СМИ. Одним из таких каналов, ставший голосом иранского протеста, оказалась израильская радиостанция "Персидское радио", в редакцию которой иранцы звонили, чтобы рассказать миру о том, что происходит на улицах Тегерана. С тех пор радиостанция сильно изменилась. Если до 2009 года на ней транслировалась в основном музыка и развлекательные передачи, а целевой аудиторией были израильтяне-выходцы из Ирана, то теперь основным направлением радиостанции являются новости Ирана, Израиля и всего мира на фарси. А целевая аудитория охватывает как иранскую диаспору во всем мире, так и жителей Ирана, и не только евреев.
В расположенной в Иерусалиме радиостудии висят израильский и иранский флаги, а на видном месте красуется портрет Мохаммеда Резы Пахлеви – последнего из иранских шахов, потерявшего престол в результате Исламской революции 1979 года, которая положила конец иранской монархии и установила в стране власть аятолл.
Такие портреты можно увидеть в Израиле в домах многих выходцев из Ирана. Иранские евреи говорят, что почитают шаха Мохаммеда и его отца, 34-го шаха, известного как Реза-Шах, потому что именно при них в Иране изменилось отношение к евреям, и из меньшинства, которое столетиями вынуждали принимать ислам, преследовали и притесняли, иранские иудеи стали, как многие тогда надеялись, равноправными гражданами страны.
Исламская революция положила конец не только модернизации Ирана, западному образу жизни, техническому и общественному развитию и прогрессу во многих других областях, но и надежде иранских евреев на спокойную жизнь на родине.
Если до 1979 года в Иране жили около 150 тысяч евреев, то теперь осталось около десяти тысяч. Многие уехали сразу после революции, в спешке распродавая имущество и отправляясь либо в Израиль, либо в США. Но уехать успели не все. Богатая еврейская община была лакомым куском для новых властей, у евреев конфисковывали имущество, их часто обвиняли в шпионаже в пользу Израиля, многих казнили. Уже через год после революции евреям перестали выдавать паспорта, а мусульманам запретили покупать вещи евреев, надеясь таким образом остановить массовую эмиграцию из страны.
В течение 80-х и 90-х годов иранские евреи покидали Исламскую республику нелегально. Сначала через турецкую границу. Потом, когда границу закрыли, – через пакистанскую. В 90-х бежать уже можно было только через Афганистан.
Наш собеседник, Рани Амрани, настоящее имя которого по причинам, описанным далее, знают немногие, родился в Тегеране в 70-х в еврейской семье, не успевшей бежать из страны, пока были открыты границы. В младших классах мальчик ходил в еврейскую школу, а в 14 лет, когда пора было переходить в старшие классы, Рани пошел в "обычную" мусульманскую школу, потому что в еврейскую школу надо было ездить на другой конец города. Мальчик хорошо учился, поэтому его приняли в престижное учебное заведение. Рани, как другие евреи, был освобожден от уроков ислама, и должен был по пятницам, в выходной день, ходить в синагогу и изучать на экзамен Тору. Несмотря на это, именно в этой школе Рани, как он говорит, по-настоящему почувствовал на себе антисемитизм.
"Мы жили в районе, который когда-то считался еврейским, но после революции, когда многие евреи бежали, у нас поселились мусульмане и армяне. И я помню, как мы еще малышней играли во дворе в футбол, и наши армянские соседи говорили своим мальчикам не играть с грязным евреем. Но я почему-то не придавал этому значения, да и особого внимания на это никто не обращал, а в мусульманской школе просто сразу начались драки", – рассказывает Рани.
Родители подростка были активными членами местной еврейской общины, и мальчик с детства принимал участие в деятельности еврейских организаций. Еще до революции в Тегеране было несколько организаций, основанных Сохнутом. После революции связь с Сохнутом и с Израилем полностью прервалась, но общины продолжали активно работать. Среди них были организации еврейских студентов, детские организации, молодежные организации. Их регулярно "проверяли", но не разгоняли, поскольку их деятельность была декларативно связана не с сионизмом, а с внутриобщинной еврейской жизнью города.
Со временем Рани стал активным членом не только еврейских организаций, но и волонтером в нескольких полуподпольных организациях по защите прав человека. Эти полулегальные организации занимались помощью политзаключенным, передачей информации на Запад и организацией антиправительственных демонстраций.
"С этого все и началось. Во время демонстраций полиция задерживала всех подряд, но мусульман быстро отпускала, а меня и других евреев задерживали обычно на пару суток и хорошенько избивали, прежде чем отпустить домой. Угомонить меня родители не могли. Не знаю, чем бы все это закончилось, если бы я однажды в школе, в ответ на очередную антисемитскую выходку, просто не избил обидчика. Родителей вызвали к директору, а директор у нас был хороший, старорежимный. И он им сказал, что если они меня не отправят в Израиль, то в конце концов побоями я не отделаюсь", – вспоминает Рани.
На тот момент Рани едва исполнилось 17 лет, и родители решили переправить в Израиль и заплатили проводнику. В роли проводников традиционно выступали бедуины Белуджистана, а "клиентами" бедуинов были в основном иранские евреи и бахайцы (в настоящий момент из Ирана бегут в основном оппозиционеры и христиане).
Отец отвез Рани в Мешхед вблизи афганской границы, где его должен был встретить проводник.
"Нас было человек 15. Евреи и несколько бахаев. Нас всех уложили в кузов грузовика, накрыли какими-то ящиками и отвезли в деревню на самой границе. Границу, по дюнам, переходили ночью, пешком, а на той стороне нас ждали уже машины с афганскими номерами. Еще неделю добирались до пакистанской границы и стали ждать, пока нас переправят. Мы сидели в каком-то деревенском заброшенном доме, и у нас закончились продукты и вся вода. Остатки отдали самой маленькой – с нами была семья с младенцем. Она недавно замуж вышла, я был диджеем на ее свадьбе. Так мы просидели где-то дня полтора. Честно говоря, уже не верили, что за нами приедут, и думали, что нам конец. Как сейчас помню, был вечер пятницы, и наконец к дому подъехали машины с пакистанскими номерами. Из первой машины вышел мужик и вынес нам ящик гранатов. Я помню, как разрывал гранат руками, и пил сок. У меня теперь два граната во дворе растут, это мой любимый фрукт, потому что для меня гранат – это жизнь. Потом поехали через границу, дорога простреливается, пули свистят, мы в фургоне – дети, старики. Нам нужно было обязательно уйти от пакистанских пограничников, потому что если бы они нас поймали раньше, чем мы доедем до представительства ООН, они бы депортировали нас в Иран. Но добрались. Всего в пути были недели три", – рассказывает Рани.
Получив в представительстве ООН документы с требованием предоставления временного статуса беженца, Рани и его попутчики отправились в Карачи. Там они поселились в гостинице, где все иранские евреи ожидали получения лессе-пасе и оформления документов – кто в США, кто в Израиль. 45 дней спустя Рани Амрани получил от Сохнута билеты на самолет – сначала в Цюрих, а оттуда в Израиль.
"Здесь уже жила моя бабушка, дяди и старший брат. Брат, человек религиозный, сразу записал меня в йешиву в Гиват Шауле. Я был в шоке и не верил, что нахожусь в Израиле. Я думал, Израиль – это современное западное государство, а оказалось, что здесь все молятся, как в Тегеране, только по другой книжке. Я не понимал, что происходит, а понимал только, что именно от этого только что пытался сбежать, пока одноклассник однажды не отвез меня на пешеходную улицу Бен-Иегуда. И тогда я понял, какой действительно может быть Израиль. Пару месяцев спустя я посреди ночи взял сумку, перелез через забор и сбежал из йешивы", – вспоминает Амрани.
Так Рани попал в общежитие для новых репатриантов, где какое-то время учил иврит, потом поступил на подготовительные курсы в университет, позже окончил курсы зубных техников и отслужил в ЦАХАЛе.
"Смешно, что я приехал в 92-м году, как раз когда была ваша "большая алия". И со мной в очередях в министерстве абсорбции, МВД и вообще во всех инстанциях всегда были одни русскоязычные. В общежитии тоже. Я по-русски начал говорить раньше, чем на иврите… В ЦАХАЛе я служил в разведке, как все иранцы. Нет, подробности рассказывать не могу, но было интересно".
Еще будучи студентом Рани стал подрабатывать диджеем. Работы у него было много, потому что, уехав из Ирана в 17 лет, он успел хорошо изучить как традиционную, так и современную иранскую музыку. В то время израильские радиостанции крайне редко транслировали восточную музыку, а тем более иранскую, на этом фоне начали появляться пиратские радиостанции, и Рани устроился диджеем на одну такую радиостанцию в Иерусалиме.
"Однажды я ехал в автобусе и услышал впервые в Израиле по "Решет Гимель" Хези Фаньяна. Я был счастлив. И все были в шоке, потому что, кажется, впервые крупная радиостанция включила песню на фарси. Фаньян очень быстро после этого стал звездой. А потом, уже работая на пиратском радио, я взял у него интервью, и оказалось, что у его брата есть подпольная радиостанция в центре страны – единственная в стране радиостанция на фарси. А поскольку, в отличие от них, уроженцев Израиля, я прекрасно знаю фарси, они позвали меня вести на этой радиостанции пятничные передачи. Я проработал там несколько лет, пока пиратские радиостанции не начали закрывать, поскольку они создавали помехи на частотах аэропортов, полиции и "Маген Давид Адом". В конце концов власти прижали рекламодателей, и пиратские радиостанции начали потихоньку умирать".
Амрани рассказывает, что какое-то время после закрытия радиостанции к нему обращались люди с предложениями "что-нибудь придумать", пока в 2006 году один его знакомый, по имени Эдди, не предложил ему открыть радио в интернете.
"Сначала мы просто сделали сайт с чатом для выходцев из Ирана. Сайт упал через неделю, не выдержав такого наплыва пользователей. В 2007 году запустили пробные трансляции, но у нас были проблемы с сервером, не рассчитанным на такой спрос. В конце концов, в 2008 году, радиостанция заработала. Идея заключалась в том, что мы будем транслировать на фарси для израильтян, преимущественно музыкальные и развлекательные передачи. Но тут наступил 2009 год. В Иране начались беспорядки. Я примерно знал, что там на улицах тысячи людей, что там стреляют, демонстранты гибнут. И вдруг я получил первый звонок. Звонил человек из Тегерана – он нашел нашу радиостанцию в интернете, там был телефон. Тогда еще не было WhatsApp, а были такие карточки для звонков за границу. Он сказал, что хочет, чтобы его услышали. У нас начались круглосуточные трансляции, я в прямом эфире давал высказаться людям, которые в это время были на улицах Тегерана. В Израиле тогда никто этого не делал. Очень скоро мне позвонил Авив Френкель с 10-го канала. Он снял про нас репортаж. Когда репортаж вышел, мне позвонили из Fox News. И вот прямо посреди эфира, когда нас снимали Fox News, мне звонит слушатель, говорит, что по ним стреляют, мы слышим выстрелы и связь прерывается".
После этого аудитория "Персидского радио" резко расширилась, и радиостанцию начали слушать представители иранской диаспоры во всем мире. Рани рассказывает, что теперь, когда у радиостанции появилось мобильное приложение, у них около 500 тысяч слушателей в месяц.
Звонки из Ирана не прекратились после того, как беспорядки в Тегеране были подавлены. Но слушателей уже интересовали другие вопросы.
"Подавляющее большинство жителей Ирана противники режима. И многим из них крайне любопытен Израиль, потому что, учитывая ненависть режима к сионистскому образованию, многие иранцы считают Израиль в некотором роде союзником. Но при этом плохо представляют, что мы такое. А я объясняю им это на их языке, а не на языке Биби или Роухани. Мы иногда с нашими дикторами, их у нас уже 12, до поздней ночи после эфира сидим в чатах и все рассказываем, и рассказываем про Израиль, про арабо-израильский конфликт, про ЦАХАЛ, про палестинцев. Иногда мне звонят только для того, чтобы сказать, что не ненавидят Израиль".
Рани называет ненависть режима аятолл к Израилю побочным эффектом и самой большой ошибкой Хомейни, поскольку после Исламской революции, когда Запад не захотел продолжить близкие контакты с Ираном, новые власти надеялись заручиться поддержкой арабских государств, а для этого сделали своим главным врагом Израиль, но, как показало время, из этого ничего не вышло.
По словам Рани, все сотрудники "Персидского радио" – волонтеры, поскольку иранские компании в Израиле рекламироваться не могут, а в Израиле слишком мало бизнесов, которые хотели бы рекламироваться на фарси.
Несколько лет назад, после того, как появилась корпорация "Кан" и закрылся "Коль Исраэль", известный израильский журналист иранского происхождения Менаше Амир, который вел на "Коль Исраэль" новости на фарси, начал работать на "Персидском радио", где каждый день ведет шестичасовой выпуск новостей.
"Наши корреспонденты в Иране – это наши слушатели. Они звонят нам с улиц, посылают видео, посылают фотографии".
При этом Рани подчеркивает, что, хотя он поддерживает тесные связи с еврейской общиной в Иране, и иранские евреи являются его постоянными слушателями, он всегда призывает их оставаться верными той линии, которую выбрала община после 1979 года. Рани объясняет, что основная масса евреев, остающихся в Иране, – это либо очень богатые, либо очень бедные люди, которые прекрасно понимают, что в Израиле им будет очень трудно.
"Я стараюсь евреев даже не выводить в эфир, я избегаю разговоров про них и вообще практически не упоминаю. Евреи в Иране должны все время проявлять лояльность к властям и доказывать, что они не имеют никакого отношения к Израилю и сионизму. Еврейская община регулярно принимает участие в проправительственных демонстрациях, в антиизраильских демонстрациях, выражает соболезнования и возмущение в связи с ликвидацией Сулеймани и так далее – потому что иначе просто начнутся погромы, я ведь прекрасно помню, как любой открывший рот еврей объявляется сионистским шпионом".
У Рани Амрани в паспорте другое имя. У его жены тоже. Под псевдонимами работают и все сотрудники "Персидского радио". Даже Менаше Амир – это псевдоним.
"Я чувствую себя в безопасности только в Израиле. Стражи революции преследуют не только оппозиционеров внутри Ирана, но и журналистов, которые говорят с иранцами и про Иран за границей. Я никогда не говорю в эфире о предстоящих выездах за границу, рассказываю только постфактум. Я знаю двух журналистов, которые жестоко поплатились за свою неосторожность. Оба иранцы, оба работали в Европе на радиостанциях, которые транслировали голоса из Ирана. Одного заманили в Турцию под предлогом встречи с иранскими оппозиционерами, похитили из гостиницы, и с тех пор о нем ничего неизвестно. Я общался с его секретаршей, та сказала, что он позвонил и сказал, что если через полчаса не выйдет на связь, его взяли. Самый недавний случай произошел в октябре, когда в Ираке похитили и вывезли в Иран главу иранского новостного сайта и Telegram-канала AmadNews Рухоллу Зама. Он после протестов 2009 года бежал во Францию и был одним из самых ярких противников режима, у его Telegram-канала было более миллиона подписчиков. Насколько я знаю, в Ирак его заманили, пообещав интервью с кем-то из высокопоставленных иранских чиновников, якобы бежавших от режима. Теперь его судят в Иране за государственную измену и шпионаж".
Тем не менее, Амрани регулярно посещает Грецию и Турцию, где встречается с беженцами из Ирана. Недавно Амрани предпринял вылазку на турецко-иранскую границу, где встретился с людьми, с которыми раньше общался только через WhatsApp.
"Конечно, я всегда принимаю меры предосторожности, но это еще зависит от того, куда я еду. Например, в Германии, где очень много выходцев из Ирана, активно работает иранская разведка, и это одно из самых опасных мест для оппозиционных журналистов. Единственное место, где я действительно чувствую себя в безопасности – это Израиль".
Амрани твердо убежден, что подавляющее большинство иранцев, особенно молодых, ненавидят режим, ненавидят исламистов.
"В начале, сразу после революции, во многих иранцах горел огонь каких-то идеалов, огонь ислама. Это в прошлом. Люди не могут не отдавать себе отчета в том, к чему эта революция привела. Да и интернета тогда не было. Нынешняя молодежь знает, что не все живут в бедности, что кто-то где-то может взять на улице за руку девушку, сходить на дискотеку, выпить в баре. Представь, вот берет сейчас партия ШАС 70 мандатов и формирует коалицию. И тебе говорят не выходить на улицу без головного убора. Нет, в Израиле это, конечно, никогда не произойдет, у нас все-таки демократия".
Именно в связи с жесткой цензурой в Иране, по мнению Амрани, процветают те немногие виды искусства, которые доступны иранцам. Например, кино и телевидение.
"Поскольку в Иране нет клубов и дискотек, единственным местом для развлечений является кинотеатр, поэтому они всегда битком набиты. Но если учитывать, что на экране не может быть ни стрельбы, ни крови, ни секса, кинематографистам приходится брать зрителя смысловым посылом. Поэтому иранские фильмы так ценят на Западе. Иранское телевидение тоже прекрасно освоило эзопов язык. Например, в Иране очень популярен сериал "Шахерезада", действие которого происходит якобы во времена шаха Мохаммеда. Но любой зритель сразу почувствует, что рассказанная авторами история скорее описывает сегодняшний Иран".
По словам Рани, иранские власти хоть и поздно, но тоже поняли, какую силу может иметь искусство. Еще недавно, как рассказывает Амрани, в Иране были запрещены концерты современной музыки, пока не появились поп-певцы, ассоциировавшие себя с властями, и ряд концертов разрешили. Когда на похороны одного из самых популярных певцов вышли миллионы, как говорит Рани, власти разрешили концерты… "Конечно, тех музыкантов, которые прославляют режим".
"Знаешь, когда можно управлять человеком? Когда его лишаешь свободы. А инструментов множество. Почему во многих исламских государствах женщина может появиться на улице без головного убора, а в Иране нет? Нет в Коране никакого четкого запрета ходить с непокрытой головой. Просто женщина – глава семьи. И, отнимая у нее свободу, ты отнимаешь ее у всех. Ислам – это только повод. Поэтому одно из самых главных восстаний иранского народа – это восстание против головных уборов. В течение многих лет в Иране проходили акции под названием "Белая среда", когда женщины выходили на улицы с непокрытой головой. Это прекратилось в прошлом году, когда нескольким женщинам дали большие тюремные сроки, потому что эти вроде бы незначительные акции протеста действительно оказывали влияние на общество. Но и теперь есть женщины, которые продолжают бороться. Буквально несколько дней назад, в годовщину Исламской революции, один из моих товарищей в Иране прислал мне видео, на котором видна женщина на окраине Тегерана. Она стоит, простоволосая, и кричит: "Я хочу свободу". Я не знаю, что с ней было дальше. Возможно, ее успели унять до появления полиции нравов. Но может и нет. Есть люди, которые просто не могут добровольно лишить себя свободы. Их много".
Материал подготовила Алла Гаврилова
