Мария Алехина: в России между волей и тюрьмой разница небольшая. Интервью
В пятницу вечером, 11 мая, участница Pussy Riot, правозащитница Мария Алехина представит в Тель-Авиве свою книгу "Дни бунта". В книге Алехина описывает историю подготовки к акции в Храме Христа Спасителя, подробности ареста, суда и последовавшего за ним заключения в колонии.
В Израиль Алехина приехала по приглашению Международного литературного фестиваля в Иерусалиме.
Корреспондент NEWSru.co.il Алла Гаврилова побеседовала с Марией Алехиной о ее книге, заключении и правозащитной деятельности.
16 мая в тель-авивском клубе "Барби" должен был быть показан спектакль по вашей книге. Расскажите, пожалуйста, почему этот показ был отменен. Ходили слухи, что это связано с тем, что на вас оказало давление движение BDS. И ваши израильские промоутеры так и не предоставили СМИ никаких внятных объяснений.
Дело в том, что 15 мая в Москве состоится судебное заседание, на котором будет рассматриваться иск, поданный против меня и издания "Собеседник" Нижегородской ИК-2. Руководство колонии обвиняет меня в клевете. Заседание я никак пропустить не могу, потому что речь уже не обо мне, а о девушках, которые со мной сидели. Я постоянно получаю письма от родственников осужденных с просьбами рассказать о том, что происходит в местах отбытия заключения.
И этот суд – единственный шанс дать слово тем, кто в этом нуждается.
Что касается BDS, то нам, разумеется, приходило множество писем с требованиями отменить визит в Израиль. Но моя позиция такова, что я составляю свое мнение только после того, как увижу что-то своими глазами, поговорю с людьми, почувствую ситуацию.
Удалось составить какое-то мнение?
Я здесь всего полтора дня, и за это время успела только побывать на очень интересной экскурсии по Иерусалиму, которую устроили для гостей литературного фестиваля. Кроме того, я съездила в Вифлеем и в лагерь беженцев, посмотрела на разделительную стену и побывала в отеле Бэнкси. Музей при отеле – это одно из самых интересных мест, где мне удалось побывать. Он достаточно просто рассказывает о довольно страшных вещах.
Я считаю палестино-израильский конфликт одним из сложнейших мировых конфликтов и думаю, что если одна из сторон не сделает первый шаг, этот конфликт может тянуться еще много десятков лет. И самое страшное, конечно, что в результате этого конфликта гибнут дети, а это нельзя оправдать никакой войной.
Но я повторюсь, что нахожусь здесь всего полтора дня и видела очень мало. К тому же, я сильно занята тем, что происходит на родине. Мы недавно с Димой Энтео и другими ребятами устроили акцию протеста против блокировки Telegram, нам с Энтео назначили так называемые исправительные работы, а другим участникам – штрафы. Ребята там в основном студенты, а поскольку акцию организовали мы, то собрать им деньги на штрафы – наша ответственность. Две трети суммы мы уже собрали.
Расскажите про свою книгу.
В книге описаны события от первой акции Pussy Riot и до последнего дня колонии. Но на самом деле это книга про свободу. Точнее про то, как быть свободным и помнить о свободе даже в тех местах, которые были созданы для того, чтобы человека этой свободы лишить. Книга немного похожа на сказку, там много смешных моментов, сюжетов с операми, с тюремщиками, с девчонками, с которыми мы были в одном бараке. В каком-то смысле эта книга – манифест о важности протеста.
За судом над участницами Pussy Riot СМИ следили достаточно пристально, но мне бы хотелось немного подробнее понять, что с вами было после оглашения приговора. Как выглядел этап?
В моем случае этап длился месяц. Столыпинский вагон похож на обычный купейный вагон, только там нет окон, а вместо дверей – решетка. В "купе" по 12 человек, и все курят. В таких же условиях, кстати, перевозят матерей с детьми. Мы ехали на вокзал в одном автозаке с двумя такими мамами, одна была с грудничком, я его всю дорогу держала на руках, чтобы дать ей отдохнуть.
Этот вагон цепляется к обычному пассажирскому составу. Несколько дней ты в дороге, потом пересыльная тюрьма, потом опять поезд.
Во время этапирования вы не имеете права на телефонные звонки. Вы можете отправлять письма, но они будут идти полтора месяца. Таким образом человек может просто пропасть.
Как 12 человек спят в купе по типу обычного?
Две самые верхние полки, которые для сумок, тоже служат кроватями. А две койки на среднем уровне умеют раскладываться так, что соединяются в одну.
В таких вагонах есть какие-то медики?
Нет. Людям регулярно становятся плохо, падают в обмороки. В туалет выводят два раза в сутки, поэтому для этого используются такие пластиковые ведерки из-под майонеза. Кстати, все конвоиры на этапе мужчины, а им по правилам нужно следить за заключенным, который находится в туалете.
А что с личной гигиеной? Например, если у женщины менструация, ей что-то выдают?
Если близкие женщины положили в клечатую сумку, с которой идут на этап, тампоны, то отлично. Если нет, то есть бесплатные гигиенические наборы, но это отдельная песня. Там хозяйственное мыло и так далее. А еще такие штуки, которые называют прокладками, но использовать их как прокладки невозможно, поэтому их используют, чтобы затыкать щели в окнах.
Что происходит на остановках?
Когда поезд прибывает в город, заключенных гонят из вагона в автозак и везут в следственный изолятор. Там проводится обыск. Потом снова в вагон. И так далее.
Как проводится обыск?
Осужденный должен раздеться догола, присесть и раздвинуть ягодицы, чтобы можно было проверить, что ты ничего не пронес. Я в конце концов заставила их начать пользоваться для обыска металлоискателями, но на это ушел год.
Понимаете, когда человек приседает в первый раз, у него просто не возникает мысль, что можно отказаться, пойти на протест. Этому учишься постепенно, на себе. Но результат того стоит.
Вы сказали, что в вагонзаках надзиратели только мужчины? А в следственных изоляторах и в колонии?
И мужчины, и женщины. Женщин обыскивают женщины, но что это меняет?
Как выглядела колония, в которую вас привезли?
Моя первая колония была в Березниках, раньше это была одна из двух женских колоний строгого режима на всю страну. Я была там первой осужденной москвичкой и первой политической. Надю (Надежду Толоконникову, вторую получившую реальный срок осужденную по делу Pussy Riot – прим. редакции) отправили в Мордовию, это один из самых жестких регионов. Меня – в Пермский край. Думаю, все это было сделано для того, чтобы люди о нас забыли.
Поскольку наша система наследует советскую, колония – это не тюрьма с камерами. Это бараки общего типа, где живут по отряду на этаже. Этаж состоит из нескольких помещений, в спальне находятся от 80 до 100 женщин, на двухъярусных кроватях. На эти 80 или 100 человек пять раковин, пять унитазов, баня один раз в неделю. Горячей воды в Березниках не было, только в бане и на некоторых кухнях.
Нужно понимать, что в колониях вообще не идет речь о реабилитации заключенных. Там все сделано все, чтобы удержать человека за решеткой навечно. И не зря в России такой чудовищный процент рецидива – более 70%. Цель колонии – максимального использовать эту дешевую рабочую силу. В женской колонии это в основном пошив формы для полиции, армии, тюремщиков. За это платят 200 рублей в месяц. И никто эту рабочую силу терять не хочет.
Многие женщины попадают в колонии по преступлениям, связанным с домашним насилием. Этим женщинам зачастую просто некуда выходить. Они имели собственность вместе с тем человеком, которого нет в живых, а собственность забрали родственники покойного.
За наркотики, даже за легкие, дают чудовищные сроки. Когда молодая девушка попадает в эту машину, она уже чаще всего не может оправиться.
Как обстоит там ситуация с медициной?
Это и рабские условия труда – самые страшные проблемы. В колониях огромное количество ВИЧ-инфицированных, поскольку большинство женщина попадают туда за употребление наркотиков. Если такой человек не получает специальное лечение, у него падает иммунитет. А в нашей колонии была открытая туберкулезная больница.
ВИЧ-инфицированным не делается никаких послаблений на работе, а работа связана со швейным производством, с иглами, машинки там 70-х годов, люди прошивают себе руки.
Медикаментов нет – одна таблетка от головы и от всего остального. Но в России между волей и тюрьмой разница небольшая. В бесплатных поликлиниках и больницах на воле точно так же ничего нет.
Как устроен распорядок дня?
Подъем в 5:30. После этого осужденные за полчаса должны собраться, пройти в столовую. В 6:20 развод на работу. Рабочий день часов 10-12, но может доходить и до 14.
Как часто вы видели сына?
Длительные свидания полагаются раз в три месяца. Это когда в течение трех дней вы живете в одной комнате в отдельном здании. Там есть общая кухня, где можно готовить горячую пищу.
Вы поддерживаете связь с девушками из колонии?
Конечно. И предстоящий суд, кстати, думаю, будет суд живых людей против бумаг. Девушки готовы свидетельствовать в суде и перед журналистами. Условия в колонии часто приводят к летальному исходу, а когда на твоих глазах умирает человек, ты обещаешь сделать все возможное, чтобы этого не происходило.
Они не боятся свидетельствовать? Вы не боялись протестовать, судиться, выступать?
Я думаю, это просто похоже на саму жизнь в России. Если ты выходишь на площадь, ты понимаешь, что власть может на это отреагировать. Но это ведь не причина, чтобы не выходить. Нас сажали в штрафные изоляторы, лишали звонков и свиданий. Но мы добивались того, чтобы ремонтировали бараки, чтобы хоть как-то улучшали условия труда. Бывает, видишь девочку, которая до знакомства с тобой не читала о политике и не смотрела новости. А потом она говорит: "Мне наплевать, чем мне угрожают, но я буду говорить правду".
Этот суд еще очень важен тем, что о происходящем "на зоне" надо не только писать книги и говорить со сцены, как я делаю это в своем спектакле. Это должно все время звучать в повседневной жизни, это должно быть на виду и на слуху, иначе ничего не сдвинется.
Вы с Надеждой Толоконниковой основали правозащитную организацию "Зона права" и интернет-СМИ "Медиазона". Когда-то вы занимались волонтерством в детской психиатрической больнице. Существуют ли в России организации, которые занимаются правозащитной деятельностью в области защиты детей от принудительного психиатрического лечения?
Основная беда состоит в том, что если тюрьму и колонию правозащитники еще могут посещать, но в психушку никакая независимая комиссия не попадет просто потому что нет закона, позволяющего это сделать.
Туда могут попасть только волонтеры. Я стала ходить в московскую Детскую психиатрическую больницу номер 6 с волонтерами из Даниловского монастыря. Это была просто группа девушек-волонтеров. Мы с детьми рисовали, играли, писали рассказы, разговаривали.
Это страшное место. Там нет никакого лечения, никаких психологов. Есть только "класс", где дети сидят четыре часа до тихого часа и четыре часа после, с телевизором и воспитателем. Там, в отличие от тюрьмы, нет даже прогулок.
В основном туда попадают девочки из детдомов, преимущественно за "плохое поведение". Это такой способ наказывать непокорных детей. И в больнице этих детей колют сильнейшими транквилизаторами. Такими, как аминазин, например, который запрещен в большинстве развитых стран и который применялся в карательной психиатрии.
Я бы хотела попытаться заняться этой темой, потому что это по-настоящему страшно. И применять такие средства, как аминазин, в отношении детей – это преступление.
Вы собираетесь сделать еще одну попытку привезти сюда свой спектакль?
Обязательно. Только теперь я хочу сыграть здесь два спектакля – один в Израиле, а второй – в Вифлееме или где-то еще у палестинцев.
