Кирилл Тартаковский: "Baba Yaga абсолютно тель-авивский ресторан"

Публикуется на правах рекламы. Текст предоставлен рекламодателем

Цель любого интервью – показать читателю, откуда растут ноги, а лучше – голова. Передо мной голова, точнее, глава ресторана Baba Yaga. Вы – человек известный и в профессиональной, и в социальной сфере, но сейчас русскоговорящая среда меняется, расширяется. Расскажите о себе для тех, кто впервые слышит о вашем заведении и его хозяине.

Я родился в Москве, в семье коренных москвичей. Мама – учитель французского, папа – инженер. Такая традиционная столичная семья.

"Традиционная" в еврейском смысле?

Мой двоюродный дедушка по имени Песах – польский еврей – был в семье единственным, кто считал нужным говорить на еврейскую тему. В советской жизни его звали Павел Абрамович, на самом деле он Песах Абрамович Таненбаум. Когда мне было десять лет, на каком-то семейном празднике он меня спросил: "Знаешь, кто такой Моисей? Что такое Исход?" Говорю: "Не знаю". Тогда дед сказал: "У каждого еврея в душе есть буква "йуд". Она в какой-то момент просыпается. И у тебя проснется". Моя мама говорила: "Не надо ребенку это рассказывать, ему рано". А Песах отвечал: "Надо, он все должен знать". Так я начал интересоваться иудаизмом. Первый раз постился в Йом-Кипур уже в 87-м году.

Как окружающие на это реагировали?

Приятели знали о моем еврействе до меня. У меня был одноклассник Леша Архипов. Нам было по девять лет, и однажды он сказал: "Поехали в синагогу". Его это интересовало, потому что Большая московская синагога стоит на улице Архипова – это нынешняя Маросейка – и он Архипов. Я спросил: "А что такое синагога?" Он говорит: "Ты не знаешь, что это такое? Не может быть!" То есть он прекрасно знал, кто я, хотя сам я этого еще не понимал.

Как вы оказались в Израиле?

В 90-м году дед Песах сказал: "Я хочу умереть в Израиле", и уехал. Ему было 70 лет. Через какое-то время уехали и мы. Мне кажется, что идея репатриации возникла у меня, мама говорит – что у нее, в общем, мы оказались здесь. Это был февраль 1991 года. Дедушка Песах помог маме с папой найти работу, работал сам – он был портным от Б-га – и прожил здесь до 2014 года. Уникальный человек. Он помог мне доказать еврейство в иерусалимском суде, когда я первый раз женился. Это процедура, которую проходят почти все, кто не родился в Израиле, но хочет сочетаться браком согласно еврейскому канону. Мы хотели, чтобы все было именно так, "ке дат Моше ве Исраэль", поэтому приехали в иерусалимский рабанут – раввинатский суд. Порядок процедуры требует, чтобы ты привел с собой кого-то из старшего поколения, кто знал твою семью. Захожу я с Песахом Абрамовичем, раввин его спрашивает: "Ты кто?" Дальше они начинают разговаривать на идиш – мой дед и раввин иерусалимского суда. Раввин говорит деду: "У тебя идиш не советский". Дед отвечает: "Я учился в хедере в Польше". – "А где именно?" "В Люблине". И выясняется, что они учились в одном хедере!

Как вас, светского московского парня, принял Иерусалим – не самый простой для адаптации на новой родине город?

Когда я въехал в Иерусалим первый раз, у меня как будто завязался с ним диалог. Поначалу – не самый позитивный: тогда, в 1991 году я прямо чувствовал, что город меня не принимает. Через два года все изменилось. Я успел пожить в разных районах – Кирьят-Моше, Гило, Эйн Кереме – и это были потрясающие годы. Очень полюбил Иерусалим, и люблю до сих пор.

Чем вы занимались первые годы в Израиле?

Активно учил язык, и не без гордости скажу, что знаю его хорошо. Он лаконичен, но в нем есть выражения, которым нет замены на другом языке – я их люблю и часто употребляю. Работаю на иврите много лет, но при этом все равно считаю, что в языке человек должен постоянно совершенствоваться, постоянно учиться. К сожалению, мало читаю художественной литературы на иврите, хотя люблю её и считаю прекрасной.

В Израиле я поступил в Музыкальную академию – я ведь в прошлом флейтист, в Москве окончил Пушкинское музыкальное училище. В 1997 году я закончил академию, параллельно работая в иерусалимском оркестре "Камерата". Моим учителем был знаменитый Авнер Бирон, его создатель и директор. В какой-то момент я начал понимать, что музыкального таланта для самореализации мне не хватает, и стал заниматься маркетингом оркестра, продажей абонементов, организацией гастролей. Тогда как раз вышел фильм "Побег из Шоушенка", и для меня, помимо общего восхищения мастерством режиссера и актеров, он стал своего рода катализатором: я понял, что в любых обстоятельствах поможет хорошее образование, особенно банковское или менеджерское.

Прямо от экрана на университетскую скамью?

Практически. Я понял, что мне нужно получить образование бизнес-администратора. Поступил на вторую степень Иерусалимского университета по специальности Master of Business Administration, закончил в 2000-м. Это был первый случай в истории факультета, когда у человека первая степень – по музыке, вторая – по бизнесу. МВА приходят получать адвокаты, математики, биологи, но музыкантов до меня не было. От этой учебы я получал намного больше удовольствия, чем от сольфеджио, например. Музыку я по-прежнему люблю, хожу в филармонию, на концерты – мне кажется, без ложной скромности, что я человек творческий. Но в университете я прямо чувствовал голод по всем этим знаниям, по изучению бизнес-процессов. Моей специализацией был "мимун", финансирование. Когда меня спрашивают: "Зачем это тебе было нужно?" Я отвечаю: "Расширить горизонты". Это именно так: вошел в университет я одним человеком, а вышел совершенно другим – с пониманием того, как работает бизнес, что такое экономика в целом, как она связана с психологией, с геополитикой, со всем, что происходит в мире. Уверен, что для людей моего поколения такое понимание совершенно необходимо.

И куда вас это понимание привело?

В туристическую компанию "Офир Турс". Ее хозяин Боаз Ваксман – потрясающий человек. Когда мы познакомились, он сказал: "Я тоже когда-то закончил Иерусалимский университет". Это было своего рода благословением, знаком того, что мы сработаемся. Я начал работать туристическим агентом, продолжая учебу в университете – учился бизнесу и существовал в мире бизнеса. Быстро продвинулся, стал управляющим отдела организованных экскурсий для русскоязычных израильтян в Москву и Санкт-Петербург. Позже стал директором отдела всех организованных экскурсий.

Вполне блестящая карьера. Как же "Баба Яга" перебежала ей дорогу?

В 2008 году мне предложили открыть в Тель-Авиве ресторан, и я согласился.

У вас были деньги, чтобы инвестировать в эту затею?

Да. У меня был компаньон, денег требовалось не так много.

Кому принадлежит идея так назвать ресторан?

Человеку, который сделал мне это предложение.

Сегодня вы бы согласились открыть заведение с таким названием?

История не терпит сослагательного наклонения. Тогда я ничего не понимал в ресторанном бизнесе, но у меня был азарт, мне было интересно. Что касается названия Baba Yaga – это палка о двух концах, конечно. С одной стороны, такое название совершенно четко позиционирует заведение как русский ресторан. Хотя он не русский, и это очень важно. С другой стороны, это просто очень звонкое, хорошо запоминающееся, и, что важно, легкое для произношения название, и на иврите тоже.

Задают ли израильтяне вопрос о том, что оно означает?

Конечно, каждый день спрашивают. Хотя многим израильтянам-выходцам из Польши, из Чехии объяснять ничего не надо – образ бабы-яги существует практически во всей Восточной Европе. Только по-польски, к примеру, это звучит как baba y"aga. На иврите мы так и говорим, с ударением на "я". А тем, кто не знаком с этим образом и спрашивает нас "ма зэ баба-яга?", мы отвечаем "махшэфа", "ведьма", но ведьма особенная – она умеет хорошо готовить.

Что было самым трудным на первом этапе? Вам достался ресторан с устойчивой клиентурой, которую надо было убедить продолжать сюда ходить, или вы сразу поставили цель поменять аудиторию?

Ресторан, который здесь существовал, работал неправильно. Дело было не только в том, что он не приносил прибыли – он позиционировался как место для состоятельных людей. Это было как клеймо: "ресторан для олигархов". Кстати, шлейф такого ошибочного восприятия тянется за нами много лет, с 2009 года приходиться с этим бороться. Мы же изначально стали ориентироваться на интеллигентную публику со средним доходом, на формат семейного ресторана. Изменили все: меню, ценовую политику, зонирование пространства, интерьер. Все ориентировалось на гостя, на то, чтобы он чувствовал это место своим, теплым, уютным, таким, в которое хочется приходить и возвращаться.

Удалось?

Судите сами: мы существуем 15 лет, для израильского ресторанного рынка – срок более чем солидный. Это при том, что в ноябре 2008 года передо мной всерьез стоял вопрос, закрывать или не закрывать ресторан. Дела шли настолько неправильно, что так продолжаться не могло. На МВА нас учили, что нужно уметь делать cut – резать по живому, закрывать неудачный бизнес, подсчитывать убытки и идти дальше. Я же поступил ровно наоборот: решил реорганизовать все процессы и заставить ресторан работать по-другому. В этот момент я нашел потрясающего человека, его зовут Александр Друзь. Не устану повторять его имя, потому что в нем – огромная часть нашего успеха. Саша вырос в Ашдоде, смолоду подрабатывал в ресторанах, любил ресторанное дело, но управляющим никогда не был. Тогда он только что отслужил в армии. Я сказал: "Саша, вот ресторан. Я провожу реорганизацию и хочу, чтобы ты стал директором, управлял этим процессом. Тут есть перспективы". Он сомневался несколько недель, но мне хватило аргументов, чтобы его убедить. Вместе мы начали выводить ресторан на новый уровень: постепенно, скромно, небольшими шагами, которые не противоречат экономической модели.

Какие конкретно шаги были предприняты?

Мы стали ориентироваться на гостя.

На русского гостя?

На любого. Но, разумеется, понимая, что название притягивает прежде всего русскоязычный круг посетителей, что мы не можем игнорировать эту категорию гостей. И вот тут встает очень важный вопрос, один из главных в моей жизни последние 15 лет: что такое русский ресторан, с чем его едят, и что там едят. Для нашей алии, для тех, кто приехал в начале 90-х годов, русский ресторан – это место, где на столе – салат с майонезом и пластиковая бутылка "Миринды", а вокруг – танцы под Любу Успенскую. Люди приходят туда по пятницам отметить семейное торжество. То есть это не ресторан, а банкетный зал, русский банкетный зал. Baba Yaga – вне этой категории, это не русский ресторан в иммиграционном смысле этого слова. Последние пятнадцать лет я пытаюсь объяснить людям, что Baba Yaga – это, прежде всего, тель-авивский ресторан. Ресторан! Он работает днем, сюда можно просто зайти с улицы, здесь есть бизнес-ланчи, здесь есть джазовые вечера с винными дегустациями. Это ресторан, который соответствует всем европейским стандартам. Кстати, джаз – важная составная часть нашей стратегии: отстроиться от имиджа русского ресторана.

Но для израильтян вы ведь все равно русский ресторан.

Мы – тель-авивский ресторан, в котором есть прекрасный уголок русской кухни. Мы делаем пельмени, вареники, борщ, солянку. Более того, пандемия доказала, что это наши самые ходовые позиции по доставке – борщ, вареники, пельмени и бефстроганов. Да, у нас отличный выбор блюд русской кухни. Но в Тель-Авиве уважающий себя ресторан, большой ресторан только как ресторан русской кухни не имеет права на существование.

Не имеет права на существование с точки зрения имиджевой или экономической?

Экономической. Он просто не выживет. В этом городе нет места для заведения, где официантки ходят в кокошниках, а в зале дымится самовар. Поэтому я настаиваю на этом определении: мы тель-авивский ресторан. То есть ресторан, который находится в Тель-Авиве, и это не "масло масляное". "Тель-авивский" – это гораздо больше, чем месторасположение, чем география – это имидж, это дух, это атмосфера. Соответственно, мы должны понимать, что ищут люди в Тель-Авиве. Я могу прочесть вам целую лекцию о том, чем отличаются рестораны в разных районах города: что такое с точки зрения ресторатора бульвар Ротшильд, что такое улица Ибн Гвироль, что такое северный Тель-Авив или Митхам-а-Тахана. Мы расположены в зоне набережной, это туристический район, а значит – свои особенности.

Какие именно?

Это означает, что мы работаем с четырьмя сегментами рынка. Первый – русскоязычные израильтяне. Это публика, которая любит сюда приходить, которая знает, что здесь – это важный критерий – интеллигентно. Здесь нет расхлябанных официантов, нет громкой музыки. Снова упомяну джаз: кроме того, что я его люблю и вижу очень хорошим дополнением гастрономического энтертеймента, это еще одно подтверждение того, что мы – не русский ресторан. Джазовая музыка объединяет людей определенного уровня, и это очень важно для позиционирования.

Второй сегмент – ивритоязычная публика, местные израильтяне. Есть некий кросскультурный мост: смешанные семьи, где жена – "русская", муж – израильтянин, или наоборот, муж русскоязычный, жена израильтянка. Есть дети выходцев из Восточной Европы, или те, кто приехал давно, в 50-х-60-х годах, люди, которые выросли здесь, но помнят бабушкин борщ. Самое популярное наше блюдо – это борщ, ровно такой, который готовили наши бабушки. Он у нас теперь называется "Борщ Голды для Киссинджера". Посмотрев фильм "Голда", я решил, что это тот же самый рецепт. Пусть кто-то докажет, что это не тот самый борщ, что наш повар, у которого корни из Киева, делает его не по тому же самому рецепту, по которому помощница Голды Меир готовила его для Киссинджера. (смеется) Возвращаясь к разным сегментам рынка, скажу фразу, которую я сформулировал в последние годы: мы – русский ресторан с самым большим количеством израильтян, и мы – тель-авивский ресторан с самым большим количеством русских.

Третий сегмент – это иностранные туристы, четвертый – русскоязычные туристы, их запросы отличаются от запросов туристов из других стран. На все эти четыре сегмента мы работаем. Поэтому наше меню, с одной стороны, достаточно обширно, с другой – у него есть свое, ярко выраженное направление.

В чем оно выражается?

У нас всегда есть морепродукты, потому что это важная часть тель-авивской кухни. У нас обязательно есть свежая рыба – нам как тель-авивскому месту это очень важно показать и туристам, и израильской публике. Разумеется, мясные блюда – прекрасный антрекот. То есть, в принципе, это ресторан европейской кухни, хотя в Израиле это определение как-то не прижилось.

Тогда как вы отвечаете на вопрос "а какой это ресторан"?

Зависит от того, кто задает этот вопрос. С каждым сегментом разговариваем на его языке.

Тем не менее, есть некоторый subtitle: "Гоча" – ресторан морепродуктов, OCD – высокая кухня, ресторан "Тайзу" – asiaterranean, как они о себе говорят. Baba Yaga… что? Какое определение следует за названием?

Baba Yaga. Wine and dine. Почему wine? Потому что с первого дня, с 2009 года, мы ориентировались на качественное вино, прежде всего – израильское.

Вы не чувствуете некоторого семантического конфликта между вот этой ориентацией на хорошее израильское вино и образом Бабы Яги, страшной старухи из русских сказок, которая пьет либо мутное варево из своего котла, либо водку и самогон?

Конечно, нет. Во-первых, это не только русская баба-яга, это еще и baba Yaga. Это образ европейский, которому подходят, например, наши наливки. Мы делаем семь потрясающих наливок, и это тоже часть образа ресторана. Но мы гордимся тем, что это израильский ресторан, поэтому культура винопития нам принципиально важна и имиджево, и с точки зрения бизнеса. У нас очень хорошие связи со многими израильскими, и не только израильскими винодельнями. Наше второе название – Wine Garden. Мы хотели даже называться "Baba Yaga. Wine Garden", но остановились на "Baba Yaga. Wine and dine" – выпить вина в нашем саду или внутри, вкусно поесть всей семьей, или отметить торжество, это все про нас. Так что вино никак не противоречит этой концепции.

Вы сказали, что борщ, пельмени, вареники и бефстроганов лидируют в вашем меню доставки. А какие блюда лидируют среди посетителей?

Эти же.

Какое из блюд, не входящих в "уголок русской кухни", у вас наиболее популярно?

Скажу честно: раз в месяц я сажусь и пытаюсь убрать две-три позиции из меню. Открываю отчет – и не могу найти блюдо, которое "проседает". Заказывают всё!

Нет блюда, которое явно лидирует?

Это наши супы и пельмени. Но и пасты при этом – тоже в топе. Большим спросом пользуется ягнятина, очень вкусная. Рыба лаврак тоже идет на ура. Люди, которые любят морепродукты, приходят сюда за ними. Не могу сказать, что мы на этом специализируемся, но точно знаю, что сифуд делаем хорошо, его заказывают постоянно.

Давайте поговорим о русскоязычной части вашей публики, я имею в виду израильтян. Какова их outdoor dining-культура? Как часто в среднем русскоговорящий житель Израиля, Тель-Авива, в частности, ходит в ресторан?

Прекрасный вопрос. Русскоязычная публика большой алии, те, кто приехал в 90-х, частично остались в концепции "ресторан – это по праздникам". Просто выйти, поужинать вне дома без особого повода для этой части аудитории – вещь нестандартная. Наш ресторан – идеальное место именно для них. Одно из самых важных направлений нашей работы – торжества, или, как говорят в России, "банкеты". То, как устроен наш ресторан, отлично служит этой цели.

Вы имеете в виду зонирование пространства?

Именно. Торжества на 20, 30, 50 человек – это то, что ищет русскоязычный посетитель. Наши семьи не такие огромные, как у выходцев из стран Магриба, и два, три, четыре десятка человек – это то количество, которое "русская" семья обычно собирает на торжественный ужин. Здесь Baba Yaga является, на мой взгляд, ультимативным решением. Реально ультимативным: у нас есть отдельный зал на 50 человек, отдельный зал на 40 человек, у нас есть сад, которого нет нигде в Тель-Авиве – идеальное место для торжества на 30, 40, 50 человек. Здесь справляют дни рождения, юбилеи, бар-мицвы. Для таких событий разработано специальное меню – мы называем его "мейнстрим" – которое подходит всем. Холодные закуски, промежуточные блюда, горячие, есть и салат, и карпаччо, и гравлакс, и запеченный лосось, и "паргит" – куриные бедрышки, и те же самые вареники. У нас работает целый отдел торжеств во главе с директором. Это важнейшая тема, мы занимаемся ею профессионально и, на мой взгляд, очень успешно. По факту, это одно из самых важных доказательств того, что Baba Yaga – не русский ресторан. У нас постоянно проводят свои торжества светские израильтяне, не имеющие никакого отношения к русскоязычному сегменту. Взять хотя бы бар-мицвы. В день бар-мицвы в субботу утром люди идут в синагогу, на церемонию "алия ле-Тора". Где им потом отметить это событие? Нужен некошерный ресторан, работающий в субботу. Именно поэтому у нас постоянно отмечают свои торжества семьи из Гиватаима, Рамат-Гана, Нес-Ционы, Ришона. У нас есть зал подходящего размера, есть оборудование, чтобы показать на экране семейный фильм или презентацию – и всё это в центре Тель-Авива, куда удобно доехать из любой точки страны. Зонирование, о котором мы говорим, играет в этом случае важнейшую роль: вы отмечаете праздник в своем пространстве, вам никто не мешает, и вы никому не мешаете.

Как на вашу работу повлияли трагические события 7 октября?

Как и на все развлекательные заведения. Первую неделю все были в шоке, никто не мог ни о чем думать. Мне кажется, люди не хотели есть даже дома, уж не говоря о том, чтобы заказывать еду. Туристы уехали, люди стали меньше ходить в рестораны. Мне кажется, в какой-то момент было просто стыдно выходить. Мы убрали из социальных сетей всю свою рекламу, оставив только то, что связано с помощью солдатам. Я себя чувствую стопроцентным израильтянином, и мне очень важно, чтобы ресторан разговаривал на языке страны. Несмотря на то, что мы с вами сейчас говорим по-русски, мы говорим на языке страны – это значит, что мы оба понимаем её боль, её состояние.

Как происходил выход из этой ситуации?

В какой-то момент мы просто почувствовали, что людям нужно жить, что они готовы вернуться к тому, что любят, что доставляет удовольствие. Готовы доказать самим себе, что трагедия не перечеркнула их жизнь, что они в состоянии радоваться. Мы сделали, на мой взгляд, очень правильную вещь: объединили наши винные и джазовые вечера, направив половину выручки за вино в помощь солдатам. Первый такой вечер прошел спустя месяц с лишним после трагедии, 16 ноября и имел феноменальный успех: билеты разлетелись за несколько часов, от желающих просто не было отбоя. Джаз, вино без ограничений и половина выручки – солдатам. Мы стали проводить такие вечера каждую неделю.

Я знаю, что помимо этих вечеров Baba Yaga очень много делает для армии. Расскажите поподробнее.

Мы отправляем еду в боевые войска, на границу с Газой, на север. Объединились в какой-то момент с рестораном "Ахим", который, в свою очередь, был частью организации "Ахим ле-Нешек", "Братья по оружию". Мы поставляли им еду. Но я с первого дня понял, что, к сожалению, это закончится не в один день. Поэтому мы продолжаем сейчас действовать сами, отвечаем на запросы волонтерских организаций или самих солдат.

Как вы формируете меню для этих целей?

Берем что-то из нашего меню – жаркое, квашеную капусту – или делаем котлеты, делаем специальные супы, стараемся, чтобы это была домашняя еда, которая – что важно – в дороге не потеряет товарный вид. Эпидемия коронавируса научила нас работать на доставке: мы отлично понимаем, что доедет и в каком виде доедет. Стараемся упаковывать так, чтобы блюда не нуждались в разогреве – у нас ведь в любую точку страны два часа, до границы с Газой вообще час. Еда приезжает горячей. У меня весь телефон заполнен благодарностями от солдат. Им не хватает теплой еды, ощущения дома, заботы – это очень важно.

О вас говорят, что вы один из немногих представителей алии 90-х, который с симпатией относится к репатриантам последних лет и проявляет эту симпатию на практике, помогая "тыквенной алие" советами и делами.

Один из немногих? Жаль, если так. Любая алия – это сионизм. Без громких слов, это наше будущее.

Любая? Даже "дарконная", которая приезжает, получает документы и уезжает?

В итоге они вернутся, поверьте. Не они, так их дети, не дети – так внуки. Не сейчас, так потом приедут. Разве мы можем осуждать людей, которые приехали сюда в 30-х годах, а потом в 60-х годах уехали в Америку? Никого нельзя осуждать. Наши предки создали страну для нашего народа, поэтому любая алия благословенна. Теперь возьмем конкретно "тыквенную". Это люди высокообразованные, креативные, люди, которые, говоря простыми словами, попали под раздачу. Конечно, не под такую, как немецкие евреи в 33-м году, не под такую, как, не дай Б-г, во время Катастрофы, но для них стало невозможным там находиться: кому-то совесть не позволяет, кому-то конкретно угрожает мобилизация. И вот они приехали сюда. Честно скажу: мне больно видеть, как Израиль их принял. Больно. Все эти разговоры: "А вы сейчас уедете... А вы здесь недостаточно страдаете... А вот мы здесь пережили..." Зачем это нужно? У меня есть совершенно естественное желание им помочь. Когда был пик мобилизационной алии, вокруг меня крутилось огромное количество этих ребят – и сотрудники, и их друзья, и посетители. Наступила Ханука, и я просто почувствовал, что нужно устроить им праздник, пусть даже многие не понимают его значения. Я сделал для них зажигание первой свечи, собрал человек пятьдесят и был просто счастлив видеть их лица – лица людей, которым просто подарили немного внимания, тепла и заботы. Сам я приехал сюда восемнадцатилетним парнем, который тоже ничего не понимал. Но у меня был мой дед Песах, а у них большей частью никого нет, и хотя они приехали взрослыми людьми – это для нас как дети, которым надо помогать.

Почему эти дети не хотят учить язык?

Многие хотят, многие учат. Я, по крайней мере, общаюсь с теми, кто учит. А остальным говорю: "Тот, кто хочет здесь жить, должен учить язык". Мы приехали и учили язык, но у нас не было выбора. Не было интернета, не было Google-переводчика. Им в каком-то смысле тяжелее, у них есть выбор – можно обходиться без языка. Но в итоге они поймут, что это выбор ущербный, и будут учить.

Много ли у вас сотрудников из новой алии? А посетителей?

Сотрудников много, и я ими очень доволен. И посетителей из новой алии много. Кстати, эта публика как раз понимает, что в ресторан можно прийти просто поужинать, а не обязательно на чьё-то торжество. Люди, которые прожили последние 20-30 лет в Москве, Санкт-Петербурге, в других больших городах, где в последнее время ресторанная культура развивалась просто стремительно. И это для нас тоже стимул повышать планку. Когда я работал в "Офир Турс", мы организовывали экскурсию для попечителей театра "Гешер". Среди них был Исраэль Маков, председатель совета директоров компании "Тева". Экскурсия получилась потрясающая, все были очень довольны, и Маков устроил встречу участников тура у себя дома. Там я услышал от него фразу, которая мне очень запомнилась: "Я всегда видел в России угрозу. Теперь я вижу в ней потенциал". Про нынешнюю Россию я бы этого не сказал, а вот относительно тех, кто приехал оттуда в последнее время, это справедливо. Приехали люди с запросами, и я вижу в этом не угрозу, а потенциал для моего бизнеса. Потенциал вырасти, потенциал чему-то научиться, расширить горизонты.

Как бизнесмен, как ресторатор, о чем вы жалеете?

Baba Yaga полностью изменила мой жизненный путь. Я ни о чем не жалею. Разве что о том, что в самом начале этой истории не погрузился в нее достаточно глубоко. Но сейчас я это активно наверстываю.

Чего вы боитесь?

Ничего не боюсь. Нельзя бояться, надо быть осторожным. За свой бизнес я не переживаю. Есть две вещи, которые меня сейчас по-настоящему волнуют: чтобы у нас была страна, в которой этот бизнес можно продолжать, и чтобы была экономика, при которой этот бизнес сможет расти. За все остальное не боюсь, а вот эти две вещи от меня сейчас не очень зависят. Но все, что могу, я делаю. У нас есть голова на плечах, мы хотим работать, мы умеем зарабатывать.