Галерея "Скицца". "Русское гетто" еврейского искусства
25 мая иерусалимская галерея "Скицца" отмечает свой 10-летний юбилей. "Скицца" известна своими разнообразными, всегда интересными проектами, и удивительно теплой атмосферой – в здание "Бейт От а-Муцар", где находится галерея, приходят и выставку посмотреть, и провести вечер, послушать музыку, пообщаться. У "Скиццы" две "матери-основательницы" – две Марины, Шелест и Генкина, профессиональные искусствоведы, за 10 лет ставшие почти легендарными персонажами иерусалимского культурного пространства. О том, что такое "русская" галерея в Израиле и что позволяет ей существовать вот уже 10 лет, Марина Шелест и Марина Генкина рассказали корреспонденту NEWSru.co.il..
Как вышло, что вы открыли галерею?
Марина Шелест. Мы открыли галерею, потому что ничего другого мы делать не умеем. Конечно, нам говорили: "Что? Галерею? В Иерусалиме? Забудьте!" К моменту нашей встречи Марина прожила в Израиле уже 17 лет, а я только что репатриировалась, до этого получив опыт иммиграции в Германии. Мы встретились и сразу поняли, что мы обе настолько амбициозны и нетерпимы, что работать вместе нам будет просто невозможно. После этого буквально сразу мы начали работать, и работаем до сих пор. "Скиццу" приютил "Бейт От а-Муцар", это такое содружество художников, 30 мастерских в одном старинном здании, в 1969 году оно было передано под художественные мастерские указом Бен-Гуриона. Директор этого содружества, Ицхак Вайс, и Нина Наумчик, его заместитель, очень нам помогли и поддерживают до сих пор. Многие наши проекты – плод нашего сотрудничества. Это такие и творческие, и почти семейные отношения.
Существует определение "галериста" как профессионального провокатора. Насколько оно вам близко?
Марина Генкина. Вообще, от галериста, от куратора выставки, зависит очень многое. В его силах вознести художника или "угробить". Но это, скорее, разговор о профессионализме, чем о готовности к провокации.
Марина Шелест. Скандал и провокация – это не наш путь. Скандалы у нас получаются неважно. Мы видим свою функцию в другом – заниматься теми, кого мы понимаем, заниматься художниками, которые приехали сюда из того же пространства, что и мы сами.
То есть, вы принципиально не беретесь за выставки художников, принадлежащих к другим общинам?
Марина Генкина. Наш первый проект состоял как раз в том, чтобы представить художников из разных стран исхода, это была такая серия из десяти выставок. У нас был искусствоведческий интерес – сравнить разные школы, показать, что аргентинцы не похожи на американцев и т.д. Но было трудно работать вместе. И дело тут не в языке… Они говорят на иврите, мы говорим на иврите. Но есть ментальные различия. Когда я приехала, у меня была идея создания галереи для художников из разных стран, потом, когда приехала Марина, у нее возникла та же идея. Мы пытались делать это, но все, так или иначе, сводилось к русскоязычным художникам. И мы пришли к выводу, что это правильно.
"Русскоязычный художник" – это звучит немного забавно, когда речь идет о невербальном искусстве. Какая разница, на каком языке говорит художник, картина которого висит на выставке? Или вы боитесь потерять "свою" публику, которая ходит в "Скиццу"?
Марина Шелест. Мы не боимся, потому что в случае "нерусских выставок", мы, наоборот, приобретаем дополнительную аудиторию: например, на американскую выставку приходили друзья и родственники американских художников. Но это приобретение, так сказать, одноразовое. В результате, у нас остался огромный список "американцев", у нас есть такой же список "израильтян" , которых мы продолжаем приглашать на выставки. Все они пришли когда-то, чтобы посмотреть на "своих", а "чужие" выставки их не интересуют.
Значит, никакое "смешение языков" невозможно?
Марина Шелест. Из каждой нашей картинки торчат разные "уши". Торчат книжки, которые мы читали в детстве. У нас на выставке американец или француз чувствует себя чужим. Мы не смешиваемся, буквально как масло и вода. Однажды у нас выставлялась дама, очень хороший фотограф, с русскими "корнями". Она привела на выставку своих друзей-израильтян, которые ходили по залу своей группой, не смешиваясь с остальными посетителями, и были недовольны тем, что все вокруг говорят по-русски, при том, что все готовы были "по первому требованию" перейти с ними на иврит. Думаю, если бы все вокруг говорили по-амхарски или по-арабски, то израильтяне почувствовали бы себя неловко и, возможно, даже извинялись бы за свой несовершенный амхарский или арабский. А русский их раздражал, они спрашивали: "Почему вы не говорите на иврите?" Но, при этом, они были удивлены двумя вещами: высоким уровнем выставки и тем, что "русские" художники влезли не в свою область. Это вызывало некий дискомфорт.
А чего ждут в Израиле от "русских" художников?
Марина Генкина. От "русской" галереи ждут чего-то "русского". Русских стереотипов.
Марина Шелест. Ждут фигуративного, потому что "русские умеют рисовать". Немного идей. Но так, чтоб идеями не грузить. Пейзажи, портреты. Однажды на выставке "Вчера – сегодня" мы повесили портрет Ленина, иллюстрировавший это "вчера". Израильтяне пришли в восторг, спрашивали 80-летнего художника: "А где вы так хорошо научились рисовать?" Мы выставляем инсталляции, экспериментальные работы, объекты, современную фотографию. Часто мы слышим от израильтян: "Какие инсталляции? Вы же русские! Ну и будьте русскими!"
Не боитесь обвинений в том, что "Скицца" – это "русское гетто"?
Марина Шелест. Если бы "Скицца" была галереей, которая выставляла бы только французов – никто бы не говорил, что это "французское гетто". Такими эпитетами мы награждаем себя сами и сами загоняем себя в ощущение "гетто". Причем, именно мы, "русские". Почему?
Ну, возможно, потому, что интеграция в израильскую, "ивритскую", культуру, считается мерилом успеха.
Марина Генкина. В Израиле долгие годы существовало требование "рак иврит" ("только иврит") и политика "плавильного котла". Но вот не плавится же! Мы слишком много говорим на тему "гетто", слишком хотим проникнуть в израильский истеблишмент, пробить "стеклянный потолок". Я 27 лет в Израиле и до сих пор не вижу никакого стеклянного потолка. Я 15 лет проработала в Музее Израиля, у меня есть друзья-израильтяне, но никакого желания внедриться куда-либо я не испытываю. А говорить о "стеклянном потолке" в стране, где "русский" министр обороны, вообще смешно.
Марина Шелест. Кроме того, в Израиль приехало столько художников из бывшего советского пространства, и кто-то же должен ими заниматься. Израильские галереи как-то не рвутся. В самом Израиле израильские художники получают признание только в том случае, если они признаны за границей. Тогда и на родине, узнав об этом, говорят: "Ах!" Вот, скажем, кто из израильских галерей занимался невероятным, европейского уровня, фотохудожником Александром Пилко? Никто. А потом Саши, к сожалению, не стало.
Что нужно для того, чтобы попасть в число художников, участвующих в выставках "Скиццы"?
Марина Генкина. Прислать работы. Для нас это мучительный процесс – процесс отбора. Потому что у всех есть "знакомый художник", которому "надо выставляться". Как бы деликатно мы ни отказывали, люди все равно обижаются.
Марина Шелест. Потому что многие рассматривают "русскую" галерею как последнее прибежище: "Израильтяне не берут, но вы-то!" А мы отказываем, если это непрофессионально или неинтересно.
То есть, быть "русским" и быть художником недостаточно для того, чтобы выставиться у вас?
Марина Шелест. Абсолютно.
Какой из своих многочисленных проектов вы считаете самым удачным?
Марина Шелест. Проект, который мы ни разу не показали в Израиле. Он был назван цитатой из Торы – "Адам, где ты?". Это были работы одиннадцати очень разных художников, вызванные размышлениями над второй главой книги Бытия. Они были как те слепые, которые ощупывали слона с разных сторон, выдавая каждый свою версию. Концепция каждого из художников была сформулирована как вопрос к раввину – ответом были сами работы. Мы представили эту выставку в Академии художеств Грузии, где она стала практически событием года. Здесь мы ее не показали, потому что она требует большого выставочного пространства: в "Скицце" для нее не хватило места, а никого другого она не заинтересовала.
Марина Генкина. Как ни странно это прозвучит, но в Израиле не любят еврейское искусство. Здесь у него судьба языка идиш, на котором никто не говорит и с которым себя давно почти никто не ассоциирует.
Марина Шелест. А мы хотим заниматься именно еврейским искусством. Это не иудаика, это живое современное искусство. Не так много художников работают в этом направлении, но они есть. Мы мечтаем осуществить проект под названием "Голос Якова, руки Эсава". Этот проект должен объединить тех, кто хочет говорить о еврейском "голосом Якова", но языком современного искусства – "руками Эсава". Возможно, именно "русскому гетто" это удастся.
Беседовала Елена Берсон