Чем Кахлон отличается от Либермана. Интервью с Тали Плосков

Мэр Арада Тали Плосков, которая занимает шестое место в предвыборном списке партии "Кулану", рассказала корреспонденту NEWSru.co.il, чем вызван ее выход из рядов НДИ. Она поведала, в чем разница между Авигдором Либерманом и Моше Кахлоном и поделилась планами на будущее.

Думаю, что большинство израильских избирателей знают о Тали Плосков только то, что это мэр Арада, присоединившаяся к Моше Кахлону. Расскажите, пожалуйста, о себе.

Я приехала в Израиль в 1991 году из города Бельцы в Молдавии с двумя детьми и двумя чемоданами. Мы почти сразу приехали в Арад, где уже жили родители мужа. С работой в городе было очень трудно, и когда мне предложили работать горничной в гостинице на Мертвом море, я была на седьмом небе.

Там было два лагеря – русские девочки, говорящие только по-русски, и администрация, русского не понимающая. Поскольку еще в Молдавии я преподавала иврит, я сумела связать две эти группы. Через три дня директор гостиницы назначил меня старшей над горничными.

Помню, я написала родителям, оставшимся в Бельцах: "Такими темпами, пока вы приедете, я стану главой правительства". Конечно, тогда я об этом не думала, но так получается – бросила фразу, а потом отвечай за нее.

Такое самосбывающееся пророчество…

Не все так быстро… Потом я поняла, что надо идти дальше, закончила курсы углубленного изучения иврита и начала работать секретарем, а затем перешла на работу в банк. Начала работать кассиром, а через 16 лет была уже завотделом. И там я помогала всем русскоязычным жителям Арада, делая это с большим удовольствием.

В 2003 году жена одного из кандидатов на пост мэра, зная, каким авторитетом я пользуюсь среди русскоязычных репатриантов, попросила меня ему помочь. Я было согласилась, но потом израильтяне стали мне говорить, что не того человека я выбрала – и познакомили меня с доктором Моти Брилем, который произвел на меня совсем другое впечатление.

Мы победили на выборах, и я возглавила финансовую комиссию мэрии, а позже стала заместителем мэра – все это на общественных началах, не оставляя работы в банке. Но в 2006 году, когда мы готовили проект бюджета, я пришла к нему с требованием выделить деньги на открытие ульпана в школе. Насколько я помню, нужно было 40.000 шекелей. И он отказал.

Меня это оскорбило, и я пошла на принцип, проголосовав против бюджета. Последствием этого стал роспуск горсовета и назначение внешнего руководства. Некоторые меня обвиняли, но я в этом не раскаиваюсь – ведь я просила не для себя, а для всех русскоязычных жителей города.

Когда приблизилось время новых выборов, я все чаще начала слышать: "Ты должна участвовать". Так у меня и проявилась эта мысль. Мы устроили семейный совет, я объяснила, что если так – то мамы дома не будет, но, тем не менее, мы решили пойти на это. И я очень благодарна своему супругу, потому что терпеть то, что он вытерпел, непросто.

Выборы состоялись 13 апреля 2010 года. Было семь кандидатов, и я победила в первом туре. Я получила город очень непростой, со многими проблемами, без денег. Но я настырно ходила по всем министерским кабинетам, убеждая поддержать Арад, город, о котором все забыли.

Удавалось что-то изменить?

Первые два года было замечательное чувство. Куда бы я ни приходила, мне удавалось убеждать людей нам помочь. Моим главным приоритетом стала система образования, ведь родители выбирают место жительство в зависимости от того, хорошо ли там детям. Нам удалось произвести переворот – число детей, получивших аттестат зрелости, вырос с 46% до 80%.

Второе направление – расширение шоссе номер 31, связывающего нас с миром. Насколько я знаю, работы закончатся через полгода. Также было необходимо заняться заменой инфраструктур, которые были сильно изношены. Канализация – это скучно, но без нее город существовать не может.

Перевыборы были очень сложными, против меня развернули кампанию подстрекательства, лжи и расизма. Особо давили на то, что я якобы заключила сделку с религиозными партиями. Напугали людей, что я все отдам религиозным, а сама убегу. Хотя я никогда не скрывала, что считаю: в нашей стране служить должны все. Я победила, и религиозные меня поддержали.

Во вторую каденцию я стала уделять особое внимание привлечению молодежи, молодых родителей. Но сразу после осенних праздников мы получили очень сильный удар – два завода в один день решили закрыться. Я побежала к владельцам, чтобы узнать, что нужно сделать, чтобы они изменили свое решение. Ответ был связан с деньгами, а этот вопрос – вне рамок моих полномочий. Я даже скидку на арнону не имею права дать.

Я бросила всю свою текущую работу и поехала в Иерусалим: министерства, СМИ… Ведь закрыть два завода в маленьком городе, который так отдален от всего мира – это очень тяжелый удар. К нам приезжали депутаты, фракция НДИ в полном составе вместе с Либерманом. И все говорили, что Араду нужно помочь, что город нужно спасать.

Я думала, что теперь мне помогут, но ничего не произошло. В какой-то момент министр строительства Ури Ариэль предложил мне поднять этот вопрос на заседании правительства, чтобы оно приняло решение о выделении Араду необходимых средств. Я пошла с этим к Либерману, он мне говорит: "Давай, готовь".

Обычно подготовкой таких предложений занимаются профессионалы, но у меня денег не было, и все пришлось делать самой. Мы подготовили программу, призванную сохранить рабочие места, помочь системе образования, привлечь репатриантов. Но тут объявили досрочные выборы, и все застопорилось. Я звоню советнику Либермана, а тот отвечает: придется ждать формирования нового правительства.

И передо мной вопрос: что сказать людям? Мне удалось внушить им оптимизм, мне и ответ держать. Я просто закрылась в себе, ведь мне нечего было им сказать. И обиднее всего стало, когда я увидела по телевизору, что финансовая комиссия переводит полмиллиарда шекелей поселениям. Почему им можно, а мне нельзя выделить даже 30 миллионов, чтобы спасти завод?

Возник вопрос: где же мои люди, почему они не сказали: "Мы поднимем руку, пока вы не решите проблему Арада"? Это меня просто надломило. Я никогда не скажу плохого слова о партии, но то, что тут они не поддержали свой город… А большинство жителей Арада голосует за НДИ.

И тогда вы решили присоединиться к Кахлону?

Нет. Я не думала идти в большую политику. Когда произошло то, что произошло в партии, я позвонила Фаине, чтобы ее поддержать, говорила и с Иветом, предлагала свою помощь. Я не просила его о месте в списке…

Мне он сказал обратное.

Я знаю об этом. Что-то же нужно сказать… Но я заявляю: я не просила его взять меня в список, я предложила свою помощь. Хотя мне полно людей говорили, что я должна заменить Фаину. Но у меня не было таких намерений – я строила город. Это было на первом году второй каденции.

И тут мне позвонили и сказали, что со мной хочет встретиться Моше Кахлон. Он мне рассказал, почему ушел из "Ликуда" и какие у него планы. А потом сказал: "Я хочу, чтобы ты присоединилась к нашей партии. Во-первых, нам нужен человек с опытом муниципальной работы, во-вторых, мы хотим продвигать женщин, в-третьих, ты представитель юга страны и в-четвертых, ты представляешь русскоязычных израильтян".

Предложение было неожиданным. Я приехала домой, посоветовалась с мужем и сказала ему: "Может, я буду тем человеком, который стукнет кулаком по столу на финансовой комиссии Кнессета, чтобы спасти этот город?" Это и подтолкнуло меня к тому, чтобы дать положительный ответ.

Я не давала разрешения на публикацию до того, как поговорю с Либерманом. Он был в Китае, и у нас не было возможности посмотреть друг другу в глаза. Я рассказала ему о своем решении, и он пожелал мне удачи. И шестое место – достаточно реальное. Можно было поставить на двадцатое – вот, у меня есть "русский".

Я столько вижу вещей, которые нужно поменять. Ведь проблемы, с которыми столкнулся Арад, типичные для периферии. Нужно менять приоритеты, менять систему. У меня есть очень четкая формула, как это сделать. Это я вам как мэр говорю.

И как это сделать?

Арад получает каждый год 20-25 миллионов шекелей государственных дотаций, поскольку муниципальных налогов недостаточно, чтобы обеспечить жителей всем, что государство обязано обеспечить. Но почему я должна получать эту сумму от государства, а не от предприятий, которые платили бы муниципальный налог?

Я предлагаю взять сумму дотаций за четыре года – 100 миллионов шекелей, и пустить их на финансирование программы, обеспечивающей льготы и субсидии предприятиям, которые приедут в Арад. Я готова в первый год освободить их от арноны, а затем три года предоставлять скидку, зависящую от количества рабочих мест. При этом завод обязуется остаться в Араде лет 20. И на пятый год мне уже не нужны будут государственные дотации – деньги будут платить заводы.

Но для этого надо менять законы, а сделать это можно только в Иерусалиме. Поэтому я приду туда, чтобы менять эти законы.

Ваши критики, в том числе Либерман говорят, что вы оставляете Арад в очень тяжелой ситуации – закрываются заводы, безработица…

Закрываются заводы и безработица – это одно и то же. А кто несет за это ответственность, я? А если я вижу, что мне не помогают? Ну, останусь я сейчас в Араде, буду и дальше заниматься образованием и инфраструктурой. Но если у людей не будет рабочих мест, для кого мне это делать?

Но если вы так четко осознаете, что проблемы можно решать только на уровне Кнессета, и знаете, как их решать, неужели вы действительно не пытались убедить Либермана, что должны стать депутатом?

У меня не было возможности сесть и поговорить с ним – я должна была дать ответ Кахлону. Я дала ответ за день до того, как истек срок подачи партийных списков. По телефону такие вещи не объяснишь – нужно посмотреть друг другу в глаза. Я не вижу, кто будет бороться за Арад в Иерусалиме. Если бы кто-то встал и сказал: "Пока вы не спасете город, я ничего не сделаю"… Но этого не происходит.

Немало жителей города считает, что вы бежите с тонущего корабля.

Каждый может говорить то, что считает нужным. Я тоже разное слышала. Есть люди, которые сердятся на меня, есть люди, которые за меня радуются. Я перед своей совестью чиста. Я из этого города не уезжаю. Я иду в Кнессет для того, чтобы бороться за Арад и за многие другие города, потому что я не вижу, чтобы кто-то делал это на сегодняшний день.

Как отнеслись к вашему решению ваши знакомые – активисты НДИ?

Есть такие, что пошли со мной. Но я не работаю против НДИ, я не поставила себе задачу уничтожить НДИ. Я хочу вместе с НДИ продвигать интересы русскоязычной общины. Я надеюсь, что мне удастся их убедить поддержать меня, когда я буду бороться за периферийные города.

Связано ли ваше решение с неясными перспективами НДИ на выборах?

Однозначно нет. Об этом и речи быть не может. Как я уже говорила, когда произошло то, что произошло, я пришла предложить свою помощь.

Вы ушли из одной партии, где все решает лидер, в другую партию, где все решает лидер. Устраивает ли вас такая модель партийного строительства?

Я еще не поняла, что в "Кулану" все решает лидер. По уставу у него действительно обширные полномочия, но судя по тому, что происходит в партии, там каждый имеет возможность высказаться и повлиять на принятие решения.

В чем различие между Либерманом и Кахлоном – не как политиками, а как людьми?

Это две противоположности. Либерман – лидер, который меньше слушает других. Я помню, когда все сидят с ним за столом и кто-то начинает переговариваться с соседом, то он так ладонью начинает по столу стучать. Это не значит, что его не интересует мнение других – каждый должен высказаться, что-то сказать. Но мы прекрасно понимаем… И для меня в свое время это было нормально, пока ты не сидишь за этим столом. А у Кахлона натура мягче, меня его улыбка просто подкупает. Я вижу, как он общается с людьми – он более открытый. Насколько я успела их узнать – я сейчас как психолог говорю – это две разные личности.

Не опасно иметь такого психолога в партии – он все может просчитать?

Вот такая я – что делать?

В вашей партии немало людей, для которых "Кулану" – это второй шанс. Кахлон ушел из "Ликуда", Галант так и не стал начальником генерального штаба, вы ушли из НДИ. О чем говорит эта тенденция?

Даже не задумывалась об этом. Я думаю, что когда Кахлон уходил из "Ликуда", он уже знал, что вернется на других позициях, построит что-то свое. Он ушел из "Ликуда" потому, что там перестали заботиться о людях. Что касается Галанта, я не знаю, чем вызван его приход в политику. Он был успешным генералом и решил внести свой вклад на политической арене. Поначалу он говорил только о вопросах безопасности, а сейчас он настолько слился с тем, о чем говорим мы… Свое присоединение к "Кулану" я не рассматриваю как второй шанс. Я продолжаю делать то, что делала раньше. Так что для меня это все еще первый шанс.

Вы не опасаетесь, что Кахлон готовится к завоеванию "Ликуда" и бросит вас, когда вы сыграете свою роль – как первую или вторую ступень ракеты?

Я думала об этом. Когда ты становишься лидером, очень трудно отойти на второе место. Что касается "Ликуда" – то мы видим, что происходит в этой партии. Гидеон Саар тоже ушел не просто так. Он ушел для того, чтобы вернуться, и наверняка выставит свою кандидатуру на пост главы партии. Наша партия еще не заявила, какой лагерь поддержит после выборов. Мы хотим пойти туда, где сможем больше сделать.

Кулану заявляет, что поддержит того, кто позволит вам реализовать социально-экономическую программу. Насколько такой "аукцион" этичен?

В политике все этично. Ты должен себя доказать, чего-то добиться, а не просто занять кресло депутата. Для этого нужна сила, и чтобы ее получить, нужно пользоваться всеми имеющимися рычагами. Этично – это когда мы с вами как человек с человеком. В политике нужно пользоваться всем.

Вы предлагаете обширную программу реформ. Откуда взять деньги на ее реализацию?

Деньги есть. Наши министерства очень любят такую вещь как "мэтчинг". Мне говорят: мы готовы дать Араду миллион шекелей при условии, что мэрия даст столько же. Эта практика отдаляет периферию от центра, ведь у таких городов как Арад нет миллиона. И я возвращаю деньги обратно. То есть если в бюджете написано, что деньги на что-то выделяются, это не означает, что так и произошло.

Второй пример: мы добились, чтобы государственный архив переехал в Арад. Было принято решение правительства, выделены десятки миллионов. Но профсоюзы решили, что это нарушает права работников. Решение было отменено, а деньги вернулись в бюджет. И таких примеров много. Это значит, что дефицит бюджета значительно меньше, чем нам говорят, и средства в казне есть. Эти средства позволят поднять пенсии.

Для изменения банковской системы деньги не потребуются – нужно просто провести реформу. Я там проработала 16 лет, я знаю, на чем банки зарабатывают, и знаю, что нужно поменять, чтобы простому человеку, который не сводит концы с концами, оставалась еще пара сотен шекелей. Проведенная Кахлоном реформа на рынке сотовой связи вернула клиентам четыре миллиарда шекелей. И эти деньги пошли на развитие государства.

Кахлон – единственный, кто может это сделать, потому что он не боится. Вы знаете, сколько ему предлагали на ведение предвыборной кампании. Но он отказался – чтобы не быть никому обязанным. Он хочет прийти с чистыми руками, чтобы никто не мог сказать ему: "Как же так, я ж тебе помог". И правильно!

Но это приводит к тому, что за три недели до выборов ваша предвыборная агитация ограничивается нападками на "Еш Атид" и наружной рекламой, где Кахлон предстает в виде спасителя. Не опасаетесь ли вы растерять импульс, который был у вас изначально?

Конечно боимся. Мы начали с нуля, каждый из нас внес свою лепту в кассу партии. Мы понимаем, что у нас ситуация сложная, но работаем очень тяжело, ездим по всей стране. На ролики и рекламу в интернете у нас просто нет денег. Но мы делаем все, чтобы убедить людей за нас проголосовать. Ведь когда приходят новые люди, шансов поменять что-то гораздо больше. Мы рассчитываем на 10-12 мандатов и на то, что Кахлон возглавит министерство финансов. Это будет правильно для Израиля.

На "русской улице" вас практически не видно. Что вы намерены предпринять для изменения ситуации?

Это еще раз подчеркивает, что я не собиралась баллотироваться в Кнессет. Иначе я бы вела себя по-другому, чтобы меня все знали. А я занималась своим городом. У меня такое ощущение, что русскоязычные средства массовой информации больше работают на тех, кто им платит. Это нормально – бизнес.

Куда меня пригласят, я там буду, независимо от времени – даже ночью и в субботу. Но я считаю, что русскоязычные СМИ должны открыться и перед другими партиями, отказаться от принципа "русские – русским". Мы все израильтяне, и необходимо дать каждой партии возможность себя представить.

Какой резон русскоязычным избирателям отдавать за вас голоса?

На мой взгляд, русскоязычные израильтяне должны руководствоваться теми же мотивами, что и все остальные. Ведь понижение стоимости квартир касается всех. А тем, кому трудно говорить на иврите, скажем, пожилым, хочу сказать, что я могу стать самым эффективным адресом для обращений русскоязычного населения. У меня большой опыт, я умею работать 24 часа в сутки.

Мне кажется, что после того, как ушла Марина Солодкина, люди остались без такого человека. Посмотрите на список НДИ. Софа Ландвер – министр, она очень занята, ей не до каждого из нас. А я хочу быть адресом для каждого. И если у нашей партии будет больше сил, у меня будет больше возможностей помогать каждому. У людей нет никого, кто бы их выслушал, кто бы подсказал… Это меня возвращает в те годы, когда я работала в банке. На посту мэра мне этого не хватало.

Кем вы видите себя в Кнессете?

Конечно, хочется оказывать как можно большее влияние на то, что происходит в стране. Но я смотрю на вещи реалистично, и понимаю, что шестое место в списке "Кулану" вряд ли принесет мне министерский портфель. Но если мне дадут руководство комиссией – по внутренним делам, финансовой, даже если мне дадут комиссию по абсорбции – не откажусь.

Рассматриваете ли вы вероятность, что не станете депутатом?

Конечно. Бывает, что меня уже поздравляют, и я им говорю: "Ребята, сделаете это 18 марта, когда наша партия наберет больше чем шесть мандатов". Но я вернусь на свою работу. Я с нее не ушла. Я планировала работать до приведения депутатов к присяге. Думаю о создании форума мэров периферийных городов. Но этими планами я пока ни с кем не делилась.

Беседовал Павел Вигдорчик