Ревизор из Ку-клукс-клана. Интервью с создателем фильма "Кредит на убийство"
В 2007 году в YouTube появилась видеозапись жестокого убийства двух молодых людей, таджика и дагестанца. Убийство, осуществленное российскими неонацистами, стало одним из первых в ряду подобных преступлений, но так и не было раскрыто правоохранительными органами. Полиция настаивала на том, что видео является подделкой, пока житель Дагестана не опознал в одном из убитых своего сына.
За самостоятельное расследование двойного убийства взялся израильский режиссер Влади Антоневич, для этой цели проникший в московские неонацистские группировки. В результате, после шести лет работы, в 2015 году вышел документальный фильм Антоневича "Кредит на убийство", получивший множество призов на фестивалях документального кино в Израиле и на Западе.
8 декабря фильм "Кредит на убийство" будет показан в Москве, Санкт-Петербурге и Екатеринбурге в рамках Международного фестиваля документального кино "Артдокфест". Корреспондент NEWSru.co.il побеседовал с автором резонансного фильма.
"Нераскрытое убийство всегда не раскрыто по какой-то причине"
Расскажи, как ты решил заняться расследованием убийства.
В 2007 году, когда я посмотрел запись убийства, я еще не знал, что буду этим заниматься. Окончив "Сэм Шпигель", я подал заявку на 10-й канал ИТВ на съемки документального фильма про израильских неонацистов. В то время в Петах-Тикве действовала неонацистская группировка "Патруль 36". Но пока "десятка" рассматривала мою заявку, членов группировки уже арестовали. Тогда я решил снять фильм про националистов в России, и подал новую заявку, на этот раз на 8-й канал ИТВ. Про убийство таджика и дагестанца я даже не заикался. Получив "добро" от канала, я полетел в Москву и начал общаться с националистами. Уже тогда я познакомился с лидером "Северного братства" Хомяковым и другими подобными персонажами.
У тебя уже была "легенда"?
Я выдавал себя за американца, но тогда еще не наглел и не говорил, что я из Ку-клукс-клана. Это потом я уже врал так, что мама не горюй, а в начале еще осторожничал.
Зачем вообще было внедряться к неонацистам?
А иначе нельзя. Из интернета можно почерпнуть какую-то информацию, но этой информации недостаточно, чтобы в чем-то разобраться. Тем более, в этой среде тогда думали, что каждый второй, кто знакомится с тобой в интернете, – сотрудник ФСБ. Поэтому надо было идти и разговаривать с людьми.
Сперва у меня не было цели расследовать это убийство. Она появилась тогда, когда я понял, что не могу выкинуть его из головы. У меня началась какая-то маниакальная обсессия. Я не мог забыть взгляд Шамиля и понял, что если не займусь этим, то просто свихнусь. Бывает, что выбираешь не ты, а что-то выбирает за тебя. Помнишь Шевчука? "Я получил эту роль, мне выпал счастливый билет". Счастливым этот билет, конечно, не назвать, но роль пришлось играть.
Года полтора я себя убеждал, что должен снимать фильм именно про это. Я мог отделаться малой кровью и снять фильм за полгода, но мне это показалось не интересно, и я продлил это удовольствие на шесть лет. Потому что когда понимаешь, что это не одно убийство, а их 49, то убийство Шамиля, при всем моем уважении к его отцу, отходит на второй план.
"Следователь сказал – ищите сами"
Тем не менее, ты поехал в Дагестан к отцу Шамиля Удаманова
(один из двух молодых людей, запись убийства которых появилась в интернете. Личность второй жертвы так и не была установлена. – прим. редакции) . Какая все-таки была цель у твоего фильма?
Пока отец Шамиля не опознал на видео своего сына, правоохранительные органы отказывались открывать дело и называли ролик сфабрикованным. Да и потом никакого расследования не было. Чтобы раскрыть это убийство, ФСБ не нужен был Антоневич. Полный список людей, участвовавших в этом убийстве, лежал в Следственном комитете еще в сентябре 2007 года. Тут вообще не надо напрягаться. Надо было просто ящик стола открыть. Просто было дано указание: не слишком усердствовать. Они же не знали, что найдется идиот, который устроит такую шумиху.
И какая может быть цель у фильма? Я не общественный активист. У фильма одна цель – быть. А цель моя как персонажа фильма в том, чтобы правда вышла наружу, и чтобы Марцинкевич, Малюта, Румянцев и иже с ними сидели в тюрьме. Но если свою первую цель как режиссер я достигнуть могу, просто сдав фильм каналу, то вторая цель для меня недостижима, потому что я воюю не с незнанием, а с системой. Кого они будут арестовывать? Сами себя?
"Ревизор из Ку-клукс-клана"
И так ты стал "ревизором из Ку-клукс-клана", как тебя называет в фильме Шурави.
Надо понимать, что такое толпа. Люди думают, что для того, чтобы проникнуть в систему, нужно круглосуточно всем врать. А на самом деле толпа ориентируется на лидера, и свою "легенду" нужно продать всего один раз, лидеру. И после этого все будут думать то, что скажет им лидер. Вот я и рассказал лидеру, что я американский журналист русского происхождения, очень правых взглядов, моя невеста – дочь техасского бонзы из Ку-клукс-клана, а сам я ненавижу негров и жидов. И как только я продал эту "легенду" лидеру, дальше было уже легче. Пошла молва, что есть такой пацан из Америки, и он свой. Вообще все зависит от того, как у тебя язык подвешен.
В фильме тебя заставляют надеть бронежилет, а потом в тебя стреляют. И ты еще там дерешься на ножах. Это тебя так проверяли?
Когда Демушкин сказал мне надеть бронежилет, я думал, он меня просто ударит, а он выстрелил. Но, по-моему, это был "хардбол", а не настоящая пуля, потому что от настоящей я должен был улететь. А на ножах я сам с ним полез драться, Демушкин тогда еще не был специалистом по ножевому бою.
Подготовка в "Дувдеване" помогла?
В "Дувдеване" я ни разу нож в руках не держал. Военная подготовка помогает только психологически. Помогает смириться с тем, что тебя могут убить, и тогда все идет как по маслу. Если ты будешь дергаться, ничего не выйдет. Ты должен найти общий язык с этими людьми, подружиться с ними, поменять весь свой образ мышления. Рядом с нацистами ты должен иначе реагировать на людей с темной кожей.
А вот смириться с тем, что тебя могут пырнуть ножом, я смог не сразу. Это у меня уже потом получилось.
Когда потом?
Сейчас. Когда я еду в Москву. Я понимаю, что это рискованно, но все равно еду. Потому что я не могу позволить, чтобы мою свободу ограничивали. Хотя я не считаю, что сильно рискую. Если бы меня сильно хотели убить, то и в Израиле достали бы. Хотя, конечно, людей убивали и за десятую часть того, что сделал я. Но я все равно поеду, потому что одно дело – болтать что-то в Израиле или в америках, и совсем другое – приехать в Россию и сказать это там. И я буду там это говорить, потому что я свободный человек.
"Никто из нас не знает, как кончается эта история"
В прошлом году, когда фильм вышел, ты говорил, что в Москве его никогда не покажут.
Я же не знал, что Манский (Виталий Манский, директор "Артдокфеста" – прим. редакции) такой безбашенный. Хотя мы с тобой так говорим, как будто фильм уже показали, и я уже вернулся с фестиваля. Если на показ можно купить билеты, это еще не значит, что показ состоится. Хотя вряд ли его будут срывать. Зачем поднимать шумиху из-за какого-то фильма, который никому не нужен, и делать бесплатный пиар какому-то Антоневичу? Ведь если показ сорвется, все сразу полезут в интернет проверять, что за фильм и кто я такой. Я не сравниваю себя с Манским, он птица другого полета, а я воробей, который только что вылупился, но если между нами есть что-то общее, то это то, что мы свободные люди и не привыкли сдавать свои позицию. Я сделал этот фильм и буду его показывать. И в Кремль с ним пойду, если меня пригласят.
Кстати, официально Москва фильм как бы не заметила, но неофициально они со мной в Израиле встречались.
Кто "они"?
После выхода фильма меня пригласили в российское посольство. Были очень вежливы и милы. Думаю, они хотели понять, что я за птица, потому что подозревали, что я работаю на израильскую разведку.
Кстати, Шурави в фильме говорит, что тебя не взяли в "Мосад".
Да стебется он, я никогда и не пытался.
Я к тому это говорю, что в Москве все прекрасно знают про фильм. А я сейчас веду переговоры с американской фирмой, которая хочет купить у меня права и снять по мотивам "Кредита на убийство" художественный голливудский фильм. Так что не нужна Москве эта головная боль. Все мы знаем, как начинается эта история, но никто из нас не знает, как она кончается. Я, конечно, хочу, чтобы она закончилась хэппи-эндом, но он может быть только один. Я же не предлагаю арестовать Суркова, я предлагаю арестовать нацистов, которые убивали. А вот чего они хотят там в Москве – я понятия не имею.
"Между Шендеровичем и Демушкиным не такая большая разница, как хотел бы думать Шендерович"
Что произошло со всеми "героями" твоего фильма? С кем-то из них ты поддерживал отношения после съемок?
Почти все каким-то образом сидят. Ты пойми, у меня нормальные отношения с националистами. Я не о нацистах говорю, а о националистах. Нельзя всех стричь под одну гребенку, потому что между нацистами и вполне вменяемыми националистами есть огромная разница, и ее надо понимать. Красить всех в Марцинкевича – большая ошибка.
Ты кого сейчас имеешь в виду?
Демушкина (Дмитрий Демушкин, лидер организации "Славянский союз" и объединения "Русские", организатор "Русских маршей" – прим. редакции) , того же "Сейфа". Они вполне вменяемые люди. Демушкин спас намного больше ребят кавказской наружности, чем ты можешь себе представить. В свое время они с чеченцами собрали отряд, который выезжал в московскую область на разборки между русскими и приезжими, и Демушкину с этим отрядом удалось предотвратить множество убийств. Есть ли на его руках кровь? Наверное, есть. Но это кровь 2006 года, а ты подумай о 2015-м. Демушкин, который встречает меня в лесу, это не тот Демушкин, с которым я в конце фильма курю кальян. Это абсолютно другой человек. Если ты его послушаешь, ты поймешь, что между ним и Шендеровичем не такая большая разница, как хотел бы думать Шендерович. Оба находятся в либеральном крыле. И Демушкин в какой-то мере отстаивает свободу слова, за которую борется Шендерович. А во-вторых, если я сам патриот, скажем, Израиля, и националист, то почему я должен отказывать в этом праве другому? Вполне умеренному националисту, который никому не причиняет вреда.
В начале фильма он тебе говорит, что за некоторые вопросы можно ножом получить. А в конце вы выглядите близкими приятелями.
Потому что разница между этими сценами не 40 минут, как в фильме, а пять лет. Демушкин провел у меня в корзине подозреваемых года три-четыре. А когда я исключил его из списка подозреваемых, я рассказал ему о себе правду, потому что есть определенные вопросы, которые ты не можешь задавать, не вызывая подозрений. И года с 2012 он знал, кто я и про что снимаю фильм.
"Вопрос не кто убил, а почему не расследовали"
Почему фильм снят в таком нетрадиционном для документального кино стиле? Он выглядит постановочным, игровым триллером.
Потому что я снимал фильм о видеоролике, который долгое время называли постановочным и на этом основании отказывались расследовать убийство. А потом оказалось, что, помимо этого видео, есть еще множество записей, которые тоже называли постановочными, чтобы не трогать нацистов. Фильм в том числе об этой стертой границе между реальностью и подделкой. И это единственный ключ, в котором такой фильм можно снять. Я ведь чего добиваюсь как режиссер? Чтобы зритель постоянно, смотря новости или читая информацию в интернете, спрашивал себя – правда это или манипуляция? И я решил сделать такой фильм, чтобы зритель все время задавался вопросом о том, правда это или нет.
А еще этот стиль – как защитные очки. Когда становится слишком страшно, у зрителя всегда есть привилегия сказать, что все это выдумка.
Когда ты решил, что фильм закончен?
Я не решал, я бы его до сих пор снимал, но канал больше ждать не мог. А еще в какой-то момент я понял, что оказался в тупике. И не важно, сколько еще лет я буду биться над этим фильмом, все равно я упираюсь в стену, которую мне не проломить. Это ведь не ординарное убийство, тут дело не в том, кто убил, потому что это ты понимаешь довольно быстро, а почему не расследовали. И даже это ты быстро понимаешь. Но одно дело – понять это логически, как понимаешь голливудский триллер, и совсем другое – осознать, что это вообще возможно. Что вот взяли, поймали Румянцева или Марцинкевича, и приказали им ходить и перед выборами убивать людей. Я решил, что хватит, когда окончательно понял, что проблема не в нацистах.
В создании этого фильма принимали активное участие еще два человека. С тобой работал израильский оператор, получивший потом на DocAviv приз за лучшую операторскую работу, и помогал твой московский друг, который почти все время присутствует в кадре.
Оператор, Женя, вообще сначала не был оператором. Мы с ним вместе работали охранниками, и он оказался единственным человеком в Израиле, который согласился поехать со мной в Россию. Он тогда вообще камеру в руках не держал, но быстро наловчился. Он в ЦАХАЛе снайпером был, а снайперы хорошо снимают.
А второй – мой друг Дима "Шурави". Он такой поэт, бард, "художник жизни", бывший "афганец" – отсюда и прозвище. "Шурави" на фарси – советский.
Ты не чувствовал за них ответственность?
Безусловно, я несу за них ответственность, но они взрослые люди и сами принимают решения. Были места, куда Шурави отказывался со мной идти.
Наверное, у него лучше развит инстинкт самосохранения.
Или я доверяю судьбе больше, чем он. Не знаю. Может, он прав, а я не прав. Я не знаю, стал бы я снимать этот фильм, живи я в России. Скорее всего, нет.
Влади Антоневич репатриировался в Израиль из Баку в возрасте 11 лет. Во время второй интифады служил снайпером в "Дувдеване". Окончил режиссерскую кафедру Школы кино и телевидения имени Сэма Шпигеля в Иерусалиме. На третьем курсе Антоневич снял фильм "Лукоморье" ("בחברתו של חתול מת") о тель-авивских бомжах, получивший многочисленные призы и приобретенный 8-м каналом ИТВ. Его фильм "Кредит на убийство" (2015) должен быть представлен в декабре этого года на Международном фестивале документального кино "Артдокфест", который пройдет в России.
Беседовала Алла Гаврилова
